По пути к самолету каждому из нас выдали парашют, интерактивную карту и набедренную сумку. Само воздушное судно чем-то напоминало американский C-17 Globemaster III, предназначенный для доставки войск, оружия и военного оборудования. Правда, внутри он был немного модернизирован: сиденья в салоне располагались таким образом, чтобы четыре пассажира сидели друг напротив друга по двое. Очевидно, такое решение было принято, чтобы ограничить общение между противоборствующими отрядами.

Командир воздушного судна сообщил, что выпрыгнуть из самолета можно будет только после того, как загорятся красные лампочки в носовой и в хвостовой части салона. Помимо пилота на борту также находилась вооруженная охрана. По всей видимости, эти парни следили за тем, чтобы все пассажиры сумели покинуть самолет.

Мы заняли места в хвостовой части. В салоне самолета отсутствовали иллюминаторы, поэтому мы даже не представляли, в каком направлении летим. Напротив меня расположилась Хлоя Ларнер, а Люк и Артур заняли места у прохода. После взлета прошло около двадцати минут, а никто из нас не проронил и слова. Словесную засуху прервал низкий голос француза:

– Друзья, я думаю, лучшей возможности узнать друг друга нам больше не представится. Повторюсь, меня зовут Люк Леруа. Родился и прожил всю жизнь в городе Монпелье. Мне сорок три года. Впрочем, думаю, что это исчерпывающее мое описание, – сказал Люк, проронив искреннюю улыбку.

С этими словами он достал из-за пазухи небольшую фляжку и сделал аккуратный, но объемный глоток.

– Оу, прошу прощения, кто-нибудь хочет немного освежиться?

– Не откажусь, Люк, – с улыбкой ответила наша спутница, после чего деликатно чуть отпила содержимое фляги.

– Ох, мистер Леруа. Вы полны сюрпризов, – выдавила из себя Хлоя. – Я была почти уверена, что внутри фляги вино, но никак не коньяк. В полдень мой организм не принимал в себя алкоголь с тех пор, как я была студенткой.

– То есть совсем недавно? – произнес Люк, продолжая приветливо улыбаться.

Откровенную лесть француза Хлоя не сочла сверхмерной и ответила Люку взаимной улыбкой.

– К моему глубокому сожалению, это было довольно давно, мистер Леруа. Я доктор социологических наук и врач-психотерапевт. Расскажите, как вам удалось пронести на борт алкоголь? Нас ведь довольно скрупулезно досматривали.

– Хлоя Ларнер? Да, я… я читал ваши книги. Боже, дай сил мне вспомнить… «Истинная природа человека»! – чуть ли не прокричал Люк. – Ваши труды поистине великолепны, доктор Ларнер. Я большой ваш поклонник. А насчет алкоголя… скажем так, я дал понять охранникам, что деньги, которые они нашли во время досмотра, определенно принадлежат не мне. Благо этих людей долго убеждать не надо, поэтому они смогли закрыть глаза на алкоголь.

– Вы полны сюрпризов, мистер Леруа, – повторила снова Хлоя, – не ожидала встретить своего читателя в таком экзотическом месте. Позвольте узнать, Люк, представителю какой профессии оказались полезны мои труды?

– Боюсь вас разочаровать, доктор Ларнер, но я не могу себя отнести ни к какой из известных профессий. Термин «безработный» ко мне подходит лучше всего.

– Разве слуге божьему дозволено лгать своей пастве? – вклинился в разговор Артур. Улыбка мгновенно пропала с лица Люка. Ее место заняла гримаса, выражающая целый спектр неожиданно нахлынувших эмоций: изумление, тревога, страх. Я решил не прерывать Артура. Этому засранцу удалось заинтриговать даже меня.

Люк взял себя в руки и с потугами выдавил из себя:

– Месье Крейн, если не ошибаюсь?

– Он самый, – самодовольно произнес Артур.

– Не объясните ли всем присутствующим причину вашего умозаключения? – сказал Люк, изо всех сил пытаясь сохранить остатки самообладания.

– Хах, почему бы и нет, святой отец. В любом случае, это занимательнее, чем выслушивание ваших взаимных словесных реверансов.

Артур облокотился локтями на свои колени и устремил взгляд прямо на Люка. Со стороны он напоминал взрослого, который отчитывал нерадивого ребенка.

– Когда мы втроем вышли к ведущему, вы, мистер Леруа, протянули руку нашему загорелому спутнику Лаутаро. Я сразу обратил внимание на многочленные порезы от бумаги на подушечках указательного и безымянного пальцев. Тогда я предположил, что вы являетесь обычным офисным сотрудником, работа которого обязывает перелистывать большой объем документов. Однако, как только мы перешли к процедуре досмотра, эта версия сразу отпала.

Там я увидел ссадины на шее, которые появились, скорее всего, в результате ношения увесистого украшения, вероятно, цепочки или точнее цепи. Такое тяжелое украшение может позволить себе только обеспеченный человек, но, судя по вашей одежде и дешевым часам, что отняли на досмотре, это не про вас. Соответственно, данная цепь является вашим профессиональным внешним атрибутом.

Также сразу бросилась в глаза ваша щетина. Очевидно, что побрились вы недавно, причем впопыхах. Видно, что раньше вы носили более объемную бороду, но по неизвестным обстоятельствам вам пришлось ее сбрить. Но зачем? По всей видимости, чтобы скрыть от посторонних глаз свое прошлое. Вероятно, борода тоже являлась важным внешним атрибутом. Оставшаяся неправомерная щетина говорит о том, что вам не хотелось полностью лишаться растительности на лице. Интересно, почему? Я бы предположил, что вы относитесь к своей профессии с большой любовью и энтузиазмом, поэтому вам так важно оставить для себя некое напоминание о той жизни, что протекала до прибытия на Королевскую битву.

Но окончательно я убедился в правоте своих предположений, когда увидел, с какой легкостью вы отпили примерно четверть припрятанной фляги с коньяком. У вас устойчивая зависимость от спиртного, с которой вы не в силах совладать. Руки трясутся, а в голове каша, если до полудня не закинуть за воротник. Итак, что мы имеем? Порезы на пальцах вы получаете регулярно, переворачивая листы Священного Писания на воскресных службах. Появлению порезов также способствуют вечно трясущиеся руки, которые извиваются, словно вылезшие из земли черви после дождя и отказываются вас слушать, пока организм не получит очередную дозу спиртного. Ссадины на шее – не что иное, как следы ношения цепочки с увесистым распятием.

Вы обмолвились, что всю жизнь прожили в Монпелье, что на юге Франции. Большую часть времени в году там царит страшная жара. Наверняка во время длительной службы пот так и течет с вас ручьем, что только усложняет ношение такого массивного религиозного атрибута. Ни для кого не секрет, что работа священника – тяжелый, хоть и бессмысленный труд. Уверен, что на вашем месте я тоже пристрастился бы к стакану. Ну, и ко всему прочему в академии, где я учился в юности, только от учителя по духовенству исходил регулярный запах спиртного, – смеясь, произнес Артур. – А теперь повторю свой вопрос: разве слуге божьему дозволено лгать своей пастве?

Стоит отдать должное Артуру. Своей словесной тирадой он буквально стер образ шута из моей головы. Он оказался гораздо опаснее для всего отряда, чем я думал. Своей речью он, словно змей, сдавил горло несчастному Леруа. Священник не смог выдавить из себя ничего, кроме:

– Впечатляюще, мой друг.

– Я вам не друг, мистер Леруа. Я – заложник обстоятельств. Я бы предпочел буквально любого другого члена отряда, но только не священника. Разве ваши убеждения не запрещают вам отнимать чужие жизни?

– Так и есть. Я не намерен отнимать чужие жизни. Но это не значит, что от меня не будет никакой пользы. Я довольно неплохой врач, а также не обделен физической силой. Уверен, что обузой я не буду.

В этой ситуации я полностью разделял мнение Артура. Но мне совсем не хотелось, чтобы этот самодовольный ублюдок знал об этом. Сейчас Люк Леруа воспринимался мною как балласт, который будет только мешаться под ногами. Ему придется либо забыть о существовании Бога на несколько дней, либо в скором времени отдать ему душу.

– Ну что, впечатлена, Веснушка? – не скрывая ехидства, произнес Артур.

– Вы так защищаетесь, Артур? Думаете, что, выставив себя моральным говнюком, сможете кого-то впечатлить? Сейчас вы напоминаете мне шкодливого ребенка, который пытается привлечь внимание взрослых. Жалкое зрелище, – невозмутимо озвучила свое мнение Хлоя.