Смиряясь с миром и с собой,

   Я просто стану неживой.

   Как лёд становится водой,

   Я стану мёртвый, неживой…

   Мой друг, читатель, я погиб!

   Мне страшно выйти в люди…

   Желанный гость среди могил:

   Мертвец меня не судит.

   Откуда не начнёшь свой путь,

   Всё кладбищем закончишь.

   Зачем же рваться, биться в грудь,

   Что есть последней мочи?

   Готов мой гроб уже давно.

   Осталось только мне

   Принять всё то, что мне дано,

   Забыться как во сне.

   Смиряясь с миром и с собой,

   Я просто стану неживой.

   Как лёд становится водой,

   Я стану мёртвый, неживой…

   Чего таить? Тяжелый шаг

   Мне сделать предстоит.

   Попасть навеки в вечный мрак

   Среди могильных плит.

   Теперь я тут дрожу, сижу

   И, слёзы подтирая,

   На камне исповедь пишу,

   готовясь к стенам рая.

   Вся философия моя

   Среди других погребена.

   Начать свой сказ лучше нельзя,

   Чем детства ранняя пора:

   Сначала видел я людей,

   Что, странной силою ведомы,

   Лежали, пили, ели дома

   Клубком несчастных мерзких змей.

   Потом увидел я другое:

   Как люди в необъятном поле

   Идут, качаясь в сторонах,

   Как кони дикие устав:

   Работать, жить – всё впопыхах!

   Что думать – всё вернётся в прах!

   Я сам, ещё ребёнком глупым,

   Сквозь боль мирскую смог пройти:

   Питался бедно – скудным супом

   С всего, что мог по улицам найти.

   Я спал в дворах, садах и даже,

   Бывало, залезал в трубу.

   Болел от дыма, чёрной сажи.

   Всё лучше, чем лежать в гробу!

   Поверил рано в Бога,

   Ведь, несмотря на боль,

   Как на земле цветок здоровый,

   Я рос, лелеемый судьбой.

   Мне двадцать: рост как у дитя,

   Лицо – желтеющая масса

   С щеками, впавшими в себя,

   Глазами, ищущими мяса.

   Но в чем найти мне утешенье?

   Я худ, я беден, очень слаб.

   В моих костях немало трещин.

   От холода уже озяб.

   ***

   Я странник – это же в крови.

   Кому скитаться боязно и больно,

   Дороги – те же в море волны —

   Всё новые, и старых не найти…

   И лишь в пути

   Я чувствую себя свободным.

   Как домоседы сотни,

   Тысячи часов

   Живут, не видя мира в красках,

   Хотя вокруг полно цветов?

   И если красный видит красный,

   То я, считай, совсем слепой.

   Случилось это столь давно,

   Что я забыл уж, каково

   Там было с миром, что вокруг.

   А если вспомню, то сотру…

   Неважно что я расскажу

   О том как было: ввечеру

   Аль утром действие сиё:

   Об камень голову рассёк,

   Когда бежал я наутёк

   От рынка хлеба – воровал.

   И обессиленно упал.

   Под старым древом

   Мой запал

   Погас.

   Желаю молвить без прикрас:

   В крови, что по низу стекает,

   Лежу и вижу (был горазд),

   Быть может, красть —

   Не лучший выход…

   Мой хлеб лежит в грязи,

   И рядом тихо

   Идёт владелица сего.

   А мне ни соль и ничего

   Не нужно:

   Я съел бы и такой, в пыли,

   Но дотянуться нету сил.

   А продавец же унесёт

   Такой, весь грязный, хлеб в помине.

   Бедняк голодный я отныне…

   Она ведь с ним, она уйдёт…

   Подходит продавщица к речке,

   И с силой всей сомня батон,

   Порвав куски, на воду мечет.

   Ох как же человек смешон!

   ***

   Я без сознания лежу.

   Огни видений не тревожат.

   Вдруг надо мной какой-то шум.

   Поддался слабый миражу?

   Открыл глаза, а там лапшу

   Передо мной особа ставит:

   "Давай до дома провожу".

   А я, немножечко слукавив,

   Сказал, что далеко живу.

   Она улыбкой во весь рот

   Ответила, что без забот

   Сегодня (редкий день) живёт

   И может проводить.

   Подумал я – ведь без жилья

   Последний век живу.

   Но стал я рьян,

   И потому

   При виде девушки Амур

   Стрелою мне лишь одному

   Вести ее велел…

   ***

   Тут дом, в лесу, трухлявый,

   Забором тёмным обнесён.

   В средине сказочной дубравы

   Стоит так одиноко он.

   Мы за забор зашли, держась

   Друг с другом за руки. Досадно:

   Как будто смотрят тут на нас

   Мильоны глаз,

   По-злому и нещадно…

   Вокруг пустырь. Цветы завяли.

   Я вижу старый перегной.

   За нами ветер ледяной

   Лепечет всё и свистом погоняет…

   Я развернулся, посмотрел,

   Облокотился (чёрт побрал бы!)

   На старый трупу монумент.

   Ценою правды и неправды

   Я разглядел, что человек

   Тут похоронен, под землёй,

   Такою чёрной, ледяной.

   А сверху гной:

   Цветов уж нет.

   "Вы тут работаете, свет?

   Вы гробовщик, я вижу, мило.

   Меня Марией называть

   Привыкла вся деревня, мать.

   А как же ваше имя?"

   Я призадумался, поник.

   Не помню имени – старик!

   Сказал ей: "Артур".

   Выждал миг.

   "Я гробовщик", – спеша, добавил.

   Она дала мне руку в руку,

   Схватила, крепко обняла.

   "Я б вас таким и приняла.

   Тут есть недалеко тропа —

   До дома я смогу сама.

   Придите только, вас прошу.

   Я дома, в скуке, подожду"

   ***

   На кладбище один

   Остался под закатом.

   Как каждый монумент

   Так выглядит богато?

   Вот тот вот господин

   Как будто бы из злата:

   На каждой из седин

   Рубинная заплата.

   А в кладбище, наверно,

   Весь километр есть.

   Зачем так суеверно

   К могилам многим честь?

   Среди могил, заборов

   Нет места для людей.

   Мертвец семье так дорог,

   Пока семья не здесь.

   Потом, по поколенью,

   Никто не вспомнит их.

   Не лучше ли забвенье

   О мёртвых для живых?

   Не будет слёз, и даже

   Появятся места

   Для стройки и продажи

   Больницам и садам.

   Бывает место гаже,

   Чем кладбище для нас?

   Неужто труп нам важен,

   Вдали от наших глаз.

   Я познакомился тут с ними.

   Их память – вечный тлен.

   У каждого есть имя,

   Но жизни ни за кем.

   Антон Иваныч Дубов —

   Противный человек.

   Лицом показан грубо,