В итоге перчатки всё же остались при мне.

Лёд сегодня утром затвердел окончательно, и никакого шума моря слышно не было. Хотя его присутствие чувствовалось: не давало забыть, что мы всё ещё им окружены. Со всех сторон. Навсегда.

Взрослые раздобыли для нас коньки, и некоторые уже успели покататься в свободное от уроков время, на перерывах. Думаю, стоит потом тоже сходить, если будет возможность.

Тренироваться нам предстояло на улице. Обычно мы занимались физкультурой в зале, а вот для этой борьбы на учениях по выживанию… маловато места даже в просторном помещении.

На нашем острове, благо, было много места. Хотя «нашем» – довольно мерзкое слово, потому что власти у «нас», учеников, было крайне мало, а вернее, совсем не было.

За школой рос небольшой лес, который при желании можно было обойти за пару часов, а спереди, перед воротами в бухту, и располагалась тренировочная площадка, напоминавшая своеобразный стадион. Одевшись, мы вышли из комнат и направились к выходу из здания, петляя по многочисленным коридорам.

Нас нагнал Дрю и понёсся вперёд, сказав, что его брат может ввязаться в драку у стадиона и ему надо это предотвратить. Я кивнул ему вслед, заметив, что через плечо у него, как всегда, была перекинута почтовая сумка. Он всегда носил альбомы, краски, карандаши, да и просто пенал с собой. Будто боялся, что в его жизнь могут вторгнуться.

Что же, Олеан тоже так делал: только с блокнотами и тетрадями, в которых записывал мысли и рассказы, если не было возможности печатать их на ноутбуке. У него был и небольшой скетчбук – насколько я помню, уже изрисованные он складывал в свою тумбочку, отказываясь от предложений Эндрю их сжечь. Говорил, что как-нибудь потом станет пародировать Гоголя. Когда станет совсем плохо.

Впрочем, рисовать он не любил. Или не хотел, чтобы кто-то знал, что любит. Он набрасывал персонажей из своих рассказов, но порою делал и изображения со странными надписями, необычными сочетаниями и каким-то смутным смыслом. Правда, никому не показывал. А если и показывал, то потом вырывал листы, мастерил из них самолетики и пускал из окна в пучину моря.

Иногда я выходил, пытаясь поймать их. И порою это даже удавалось. Конечно, Олеан об этом не знал. Как и было задумано.

Рисунки, выполненные для кого-то, он отдавал сразу же, наказав при этом, чтобы он сам больше никогда их не видел.

В общем, вещи свои он тоже носил с собой. Но не всегда. Иногда тайны и мысли лучше оставить в комнате. В пыльном ящике с другими подобными думами.

Шум отвлёк меня от размышлений, которые крутились в мозгу, пока я смотрел в спину убегающему спасать брата Эндрю. Я повернул голову и недоуменно уставился на Олеана, который врезался в стену.

Он шикнул, матерясь себе под нос. Кажется, он ушиб руку.

Врезаться в стену. Серьёзно?

Я подавил желание закатить глаза.

– Слушай, я же вижу, что ты чем-то обеспокоен. Кто убил тебя вчера?

Он уставился на меня полным сначала недоумения, потом – раздражения взглядом. И посмотрел в сторону.

Я был рад, что он не смотрит в глаза. Это отвлекает людей.

– Это тебя не касается.

– Не говори мне, что это было в седьмой раз.

Он горько усмехнулся. Это вызывало беспокойство.

– Нет. Нет, не беспокойся. Я уже прошёл службу у Сов.

А вот это стало неожиданностью. Мир замер на секунду, лишь секунду, но время оттаяло почти сразу, как я открыл рот:

– Ого. Я не думал, что они кого-то отпускают после того, как окажешься слишком мёртвым.

Олеан погладил стену рукой. Я давно заметил, что ему нравится прикасаться к гладким поверхностям, таким как листы тетрадей и книг, ровные стены, деревянные столы. Его пальцы словно умели читать мысли этих немыслящих вещей.

Впрочем, книги, скорее всего, умели мыслить. И ещё как.

Мне, как стороннику науки, было чуждо такое. Но я старался понять Олеана. Жаль, что он этого не позволял.

Он отошёл от стены и явно попытался идти ровнее, стараясь больше в стены не врезаться и не подходить к углам слишком близко.

– Нет, они отпускают тех, кто отслужит своё или выполнит чертовски опасное задание. – Олеан улыбался. Ведь он всегда улыбался, говоря страшные вещи. – Даже для бессмертного.

Дальше я спрашивать не стал. Мне не хотелось чувствовать себя героем какого-нибудь приключенческого романа для подростков, где главный персонаж задаёт кучу раздражающих всех вопросов, для того чтобы читатель понял суть незнакомого для него мира. Впрочем, в жизни, задавая вопросы и получая ответы, едва ли мы лучше понимаем мир.

Дальше мы шли до главных дверей молча. На выходе они отворились, стоило ввести дневной пароль, который менялся на ночь – и мы вышли. День стоял чудесный – даже слишком омерзительно чудесный. Олеан разделял моё недовольство ясной погодой.

Он болезненно сморщился и спрятался мне за спину.

– Чёртово солнце! Не переношу.

Я понимающе кивнул.

– У тебя снова будут ожоги. Надо было взять зонтик.

– Да будто он больно пригодится на тренировке.

Я пожал плечами. Тут он был прав – в бою зонтик свободной рукой особо не подержишь. Потому что руки нужны были обе. Ещё помогал солнцезащитный крем, но Олеан, вероятно, забыл про него.

Он опустил голову, накидывая свой тёмный капюшон во избежание лучей солнца. Даже сейчас, когда оно светило так ярко, можно было увидеть несвойственную и чужеродную тёмную отметину, которая делала яркую звезду похожей на подобие убывающей луны. Половина солнца не была в прямом смысле половиной – тьма скорее поглощала его отовсюду, но с разных ракурсов и разных приборов, в нашем случае это были собственные глаза, видно аномалию по-разному. Я вздохнул и накинул на себя собственный капюшон куртки.

Солнце светило необыкновенно, неестественно ярко для своего нынешнего состояния. Половинчатого состояния. Это означало лишь то, что времени у нас всё меньше.

Я закусил губу, размышляя о том, сколько ещё у меня займёт разработка моего устройства.

Мы прошагали мимо своры ребят, где Дрю уговаривал своего буйного брата обойтись без драк, и направились прямиком к стадиону. Пошёл снег, призвав за собой и туман, что лёг полупрозрачным фильтром на нас и всё окружающее. Это обрадовало Олеана – он приподнял голову и побрёл более ровно, выпрямив спину, не боясь уже ожогов от ультрафиолета.

Стадион ограждал забор, покрытый поверху колючей проволокой. Словно для того, чтобы никто не смог сбежать с поля боя. В последний раз, когда мы тренировались здесь, подобного я не замечал… а может быть, действительно не обратил внимания. Жестоко.

И захватывающе.

Я отворил калитку и зашёл внутрь. Некая энергия будто бы пробила пулей воздух надо мной: я поднял голову и понял, что весь стадион окутан полупрозрачным, еле заметным куполом. Меня тут же начало сжирать любопытство: как они это сделали? С помощью каких установок, каких средств?

Олеан, глядя на небо, опроверг все мои догадки.

– Магия, – сухо сказал он, прочистив горло. – Точнее, аномальная магия.

Я посмотрел на него, после быстро окинув взглядом несколько классов, все из которых были собраны на сегодняшнем уроке выживания.

– Аномальная?

Олеан кивнул.

– Да. Мы привыкли понимать под словом «магия» что-то вроде необычной энергии, которая излучается посредством каких-то заклинаний, внутренней силы чародея или с помощью магического ресурса: посоха там или волшебной палочки, – он сухо усмехнулся, убирая руки в карманы пальто. – Но это всё другие миры или сказки, если брать нашу реальность. А аномальная магия – магия, вызванная посредством ошибок или неполадок в твоей любимой науке. Аномальная магия, проще говоря, происходит от природы и человека. Их взаимодействия друг с другом… В общем, аномальная магия не такая «магическая», как мы привыкли воспринимать это слово, а более тёмная, рациональная и болезненная. Как смертельное оружие, разрушающее при этом и самого стрелка. Яд, радиация. Смерть.

Я неуверенно кивнул. Одно дело мне самому говорить о философских понятиях, другое – слышать о науке от Олеана то, чего не знал я сам. Впрочем, теперь я понимал, что он чувствует, когда я вывожу свои безумные теории и бормочу об астрофизике или математике.