– Твою мать! – ругнулся Худой на внезапно, без поворотников, влезшую на их полосу женщину в годах на желтом «матизе» в ромашку. – Я худею с них! Понаберут машин в кредит, понакупят, на хер, прав, летают, не глядя, как «метеоры» в Кронштадт, а ты уворачивайся от них!.. – он резко посигналил подрезавшей его машине и повернулся к Инге. – У тебя как с этим? Водить умеешь?

– Права есть, – уклончиво ответила девушка, не став упоминать, что она получила их года три назад и с тех пор сидела за рулем пару раз.

– Права есть или нет, не важно. А вести машину сможешь?

– Какую? – не поняла Инга.

– Да хоть эту.

– Так ведь ты… Вы за рулем.

– Это пока ноге капкан не мешает… А вдруг меня подранят? Или завалят? Что будешь делать?

– Кто завалит? Какой капкан? – спросила Инга, которой было никак не взять в толк, шутит так Худой или нет.

Она почувствовала, как по спине неприятной толпой побежали мурашки, а в животе резко похолодело.

– Ладно, расслабься, – сказал вдруг коллектор и добавил чуть слышно: – Я худею…

Инга подумала, что лучше уж пусть «Nine Inch Nails» продолжают своей жуткой музыкой забивать ей в голову эти самые девятидюймовые гвозди, чем они будут вести такие малоприятные разговоры.

«Мерс» выскочил на проспект Энгельса, с каждой минутой приближаясь к месту назначения – поселку Парголово. Мелькнул парк – дореволюционные владения графов Шуваловых, в глубине которого находились искусственные пруды, из-за их формы названные Рубаха Наполеона и Шапка Наполеона. Потянулись коттеджные поселки, выстроенные на выкупленных у бывших собственников советских дачных участков. В одном из таких коттеджей жил… Инга достала из портфеля документы и взглянула на имя должника. Ну да, Олег Федорович Крюков.

Коммерсант, генеральный директор и владелец небольшого торгового дома, пытавшийся с помощью взятого у Козакова и его компаньонов кредита поправить дела. Не вышло. По данным разведки, его бизнес, пуская пузыри, пошел ко дну, что не мешало Крюкову этим будним днем устанавливать жаровню для барбекю недалеко от крыльца своего двухэтажного дома из красного кирпича. Делал он это энергично, с азартом. Зашел в пристроенный к дому гараж, вернулся с жидкостью для розжига. Запалил высыпанные в жаровню угли. Вынутым из красивого футляра штопором открыл бутылку красного вина. Рядом с громким смехом гонялись друг за другом молодая женщина в красно-белом спортивном костюме с патриотической символикой и мальчик лет пяти в вязаной шапочке и ярко-желтой куртке. Держа бутылку в руках, Крюков окликнул жену, что-то спросил. Та согласно махнула рукой. Бизнесмен плеснул вино в бокалы. Добродушное апрельское солнце радовало отдыхающее семейство теплом.

Сидевшие в припаркованной у дома напротив машине, Инга с Худым наблюдали за идиллией через огораживающий территорию решетчатый забор.

– Смотрю, он не парится, – с внезапной злобой прошипел сквозь зубы Худой. – В долгах как в шелках, а сам… Я худею с таких…

– Мне кажется, лучше смотреть на это с другой стороны. Благодаря таким у нас есть работа.

– Вот это ты прямо в цель ракету выпустила. Будет сейчас нам работа…

В кармане Худого затренькал дешевый мобильник.

– Да?.. Видишь их? Совсем нет совести у человека, как считаешь?.. Ага, калитка лоховская. Мы с новенькой заходим первыми. Ты – за нами… Не спеши, давай подождем, пускай он там первую порцию мяса жарнет. Пожрем хоть малец… Я худею, чего долго? Недолго! Куда торопиться?.. Ждем, я сказал!

Инга повертела головой, пытаясь увидеть, с кем разговаривает ее спутник. По всему выходило, что коллега Худого сидел в ржаво-белом, сильно поюзанном «транзите», приткнувшемся за два дома от них. Или это просто кто-то переезжает?

– Что ему сказать, помнишь? – посмотрел Худой на Ингу.

Та кивнула.

– Хорошо, что помнишь. Только этому ухарю говори, не говори – без толку. Третий месяц виляет, сука. Менты у него знакомые какие-то… Ну все, довилялся. Сейчас прижмем так, что брызнет из него, как из помидора. Небо с овчинку покажется.

От этих слов Инга обмерла, обеими руками вцепившись в портфель. Ощутила, как леденеют пальцы. Почувствовала, что захотелось в туалет. Устроилась клерком, а угодила, кажется, в разборки из-за чужих денег. Может, просто не выходить из «мерса»?

Прошло минут десять. Сменившая грохочущий из колонок индастриал тишина казалась зловещей и удушливой, усугубляя дискомфорт, что испытывала Инга.

Перед домом мама, разойдясь с сыном метров на пять, неумело пинали друг другу мяч с нарисованными на нем цветными утятами. Крюков, подставляя солнцу лицо, жмурился, попивал вино и раскладывал на решетке жаровни тонко порезанные куски мяса. Инга почувствовала, что не в силах больше ждать.

– Пойдемте сейчас. На обратном пути заедем в «МакАвто», я возьму вам, что вы захотите… Пойдемте, пожалуйста, – предложила она коллектору и услышала в ответ:

– Я худею… Знаешь, из чего в «МакАвто» еду делают? Даже голодные коты это не едят. Назовешь дерьмом их «макнаггетс» – и то комплимент сделаешь… Да чего ты паришься, сиди себе спокойно…

Еще минут семь спустя Худой опустил стекло со своей стороны и потянул носом, принюхиваясь.

– Пошли, – резко кинул он Инге. – Не то мясо у них подгорит.

Он выскочил из машины и, не дожидаясь замешкавшуюся с портфелем девушку, двинулся к забору, до которого оставалось с полтора десятка шагов. Подошел к запертой калитке, сваренной из узорчатых кованых прутьев, ухватился за них и легко, как в «Сумерках» (Инга соврала Худому, на первую часть ее затащили в кино), бросил свое тело вверх и вперед. Приземлился по ту сторону дверцы чуть ниже человеческого роста и, открыв ее перед Ингой, повернулся к спешащему навстречу хозяину дома.

– Что вам надо? Вы кто такие?

– Расскажи ему, кто мы такие, раз он не догоняет, – кивнул Худой Инге, сближаясь с бизнесменом.

– Э-э-э… – Инга поняла, что снова забыла имя неудачливого предпринимателя. Черт, как же глупо. Это все стресс. Обычное такое… – Извините, – придушенным голосом произнесла она, обращаясь неизвестно к кому, и, расстегнув блестящий замок на портфеле, полезла в него за документами.

– Я худею… Ты́ бабки Арнольдычу торчишь? – Худой вплотную приблизился к генеральному директору. – Торчишь, правильно. Значит, не ошиблись домом. А отдавать когда собираешься?

– Я с ним этот вопрос уладил, – шагнув назад, проговорил должник.

– С ним? Уладил? – Худой прищурился, будто услышал оскорбление в свой адрес. – А теперь с нами давай уладь… Сколько ты там должен, а? Небось и сам не знаешь? Сколько? – он ухватил бизнесмена за воротник песочного цвета куртки, рывком потянул на себя.

Треск рвущейся ткани заглушил невнятный возглас неудачливого бизнесмена. Инга мельком глянула на женщину и ребенка у дома. Неправильно у них на глазах прессовать главу семьи. Сказать бы об этом…

– Нет, это три месяца назад столько было! Новенькая, озвучь ему, сколько он торчит!

– Пять… Пять миллионов триста семнадцать тысяч, – нетвердым голосом прочитала Инга в предписании, которое только сейчас достала из портфеля.

– Сколько?.. – просипел бизнесмен, будто спущенный мячик выпустил остатки воздуха. – Да не может быть! Откуда?..

– Догадайся! Ты бы еще дольше гасился по норам, сука! – Худой толкнул Крюкова, и тот, не удержавшись на ногах, полетел на дорожку, засыпанную отсевом. – Опять за мусоров думаешь спрятаться? Не выйдет, козлина! За такие деньги не то что убивают – убивают дважды.

Мимо Инги шагнул похожий на Худого его напарник из ржавого «транзита» с поводком вокруг запястья, на другом конце которого с бешеным лаем и капающей из пасти слюной рвался из ошейника английский мастиф. Не обратив внимания на девушку, пес проскочил мимо нее. На секунду вся их троица замерла. Худой смотрел на Крюкова, а тот вместе с Ингой провожали глазами коллектора с рычащей собакой на поводке.

У дома завизжали, перебивая лай мастифа. Сначала ребенок, потом – его мать. Ужас в их воплях взметнулся ледяным жгутом, обвиваясь вокруг Инги. Она неловко переступила, будто стояла не на ногах, а на ходулях. Чуть было не выронила из затрясшихся рук документы. Чего-то подобного она и ожидала.