Напрягаясь всем телом, Майкл всё же пытается выдавить беззаботную улыбку. Все раны вдруг начинают саднить и кровоточить, — по крайней мере, он так себя чувствует. Теперь, когда вся его уверенность поугасла, Сара смотрит ему в глаза.

— Любопытно. И о чем же ты лгала?

— Обо всем, — быстро отвечает она. — О своих чувствах к тебе. Я тебя никогда не любила. Я просто решила связаться с популярным парнем вроде тебя.

Майкл Тёрнер не идиот и никогда им не был. Его нелегко обмануть, невозможно ввести в заблуждение и пустить пыль в глаза. Просто потому, что он сам в этом деле профессионал. Но здесь даже не нужно настраивать своё орлиное зрение, чтобы увидеть ложь Сары. Достаточно применить несколько маленьких хитростей, что с лёгкостью выведут её на чистую воду.

— Правда? — медленно спрашивает он и встаёт, делая к пока ещё довольной собой девушке пару шагов.

Сара не сдвигается с места, ведь знает, покажи она хоть унцию своей слабости — этот волк набросится на неё в ту же секунду. Но он должен чувствовать ту же боль, которую чувствует она каждый раз, когда видит его. Которую чувствовала сегодня, наблюдая за тем, как последний ублюдок избивает человека, которого она… любила. Это хуже всех пыток, испытать это — граничить с агонией, ходить по лезвию ножа, и не срываться, а просто чувствовать жгучую боль, разрывающую грудную клетку. Боль и страх. Так пусть и он испытает это.

Только у Тёрнера антидот на такие её выходки.

— Совсем ничего не чувствовала?

В лунном полумраке его ухмылка становится поистине зловещей. Сара нервно сглатывает и кивает, тут же вздрагивая, чувствуя прикосновение его руки к своей шее. Она стоит, не двигаясь, пока длинные пальцы касаются пульсирующей венки, спускаются к ключицам, ползут к плечам, а затем медленно ласкают её руки, мурашками реагирующие на каждое его прикосновение. Где-то в душе волной трепещет наслаждение, старые отголоски чего-то нежного, чего-то родного и приятного, а затем вспышка — резкая обида, как пощёчина, оглушает Сару. Она отступает назад и отводит взгляд, создавая между ними двумя безопасное расстояние.

— Ничего не почувствовала?

Девушка качает головой, сжимая челюсти. Кожа всё ещё горит от ласки его пальцев, от этой убийственной нежности, что он осмелился ей подарить.

— Странно, почему-то мне в это совсем не верится.

Уверенный шаг вперёд, лёгкий вздох и испуг — но Майкл уже рядом, он уже обхватывает сильной рукой тонкую талию, уже прижимает её к себе, наплевав на ссадины, ведь настоящие раны внутри, глубоко в душе зарыты и залиты слоем прощения и любви. Он наклоняется к её лицу, обдавая её губы горячим дыханием, а она ни пошевелиться, ни оттолкнуть не может. Как всегда в его присутствии: завороженная, замороженная, влюбленная. Пусть целует, пусть делает с ней всё, что пожелает. Этот их тысячный, миллионный поцелуй ничего не изменит. Их губы скучают друг по другу.

— И сейчас не чувствуешь? — полушёпот ласкает её щеки.

Сара поднимает на него взгляд, в ужасе замечая, что лицо Майкла искажено в гримасе невыносимой боли. Быть с ней и быть без неё — ощущения одинаковые. Ломка, жажда, голод.

— Ничего не чувствую, — словно в лихорадке бормочет она и прикрывает глаза, притягивая Майкла к себе за шею.

Его губы мгновенно находят её. Обхватив её лицо ладонями, он углубляет поцелуй, он всю её в себя вжимает, и Сара не сопротивляется — просто не в силах противостоять воспоминаниям, чувствам, своей сумасшедшей жажде до близости с ним. Физической, моральной — любой! Только бы не отпускал. Не сейчас.

Она ещё успеет вспомнить всю боль.

— Так ты меня не любила, — оторвавшись от её губ, прерывисто шепчет Тёрнер. Он в ту же секунду перебирается на её шею, и Сара откидывает голову, открывая ему ещё больше пространства для поцелуев, для его касаний, для всего, что ему вздумается. В зелёных глазах пожар, когда он отрывается от её шеи и ухмыляется. — Так ты мне лгала.

Очередная пощёчина оглушает завороженную девушку. Сара резко отталкивает Майкла от себя, зарывается пальцами в волосы и подходит к окну, вдыхая холодный весенний воздух.

— Уходи, — через плечо бросает она. — Я обработала все раны. Теперь уходи. Ты будешь в порядке.

На некогда ухмыляющемся лице мелькает тень непонимания. Майкл хмурится и подходит к девушке, обнимая её со спины, но Сара резко поворачивается и снова отталкивает от себя парня. Она подходит к двери, открывая её.

— Уходи.

— Сара…

— Уходи! — прерывистый крик — только не плакать.

— Не кричи. Миссис О’Нил разбудишь.

— Она у шерифа, не беспокойся. Могу кричать сколько вздумается.

Ухмылка возвращается на свое законное место. Сара закатывает глаза и подходит к выключателю. Оба щурятся от яркого света, оба раскрасневшиеся, пылающие злостью и страстью.

— Да ладно тебе, маленькая, вспомни, как мы засыпали у тебя. И как нам было хорошо.

— Хорошо трахаться со мной, использовать меня? Ты об этом?

Настроение его вдруг меняется. На скулах играют жевалки, перебинтованные кулаки сжаты так, что бинт в любую секунду готов затрещеть по швам, как и его терпение, как и её самообладание. Сара по-прежнему стоит у двери, и теперь она ухмыляется. Ведь этой ночью ей всё-таки удалось сделать ему больно.

— Не говори то, о чём пожалеешь, — железным тоном отвечает Майкл, хватает с кровати свою майку и буквально вылетает из её комнаты, оставляя после себя шлейф некрепких духов и его недовольства.

Сара прижимается спиной к стене.

Этот день был обречён на провал.

========== 10. Mine ==========

Грубые толчки, тихие стоны, ладони, упирающиеся в запотевшее стекло его тачки, кровавые укусы и волчья ухмылка. Он вторгается в неё без единого намёка на нежность, и она уверена — на коже останутся синяки от его пальцев, фиолетовые отметины от его укусов, неприятная боль при ходьбе. Это плата за те секунды нежности, что он дарит ей, за все откровения, за всю правду, которой он её удостаивает.

Сара в удовольствии откидывает голову, впиваясь в грубую ткань его футбольного бомбера. Майкл утыкается носом в её шею, делает глубокий вздох и снова ухмыляется, когда притягивает девушку за волосы к себе. Сливаясь в страстном, рваном поцелуе, они оба достигают своего пика. Громкая музыка заглушает стоны, запотевшие окна выступают завесой тайны всего происходящего в его машине, и только два взгляда, прикованных друг к другу, есть в этом мире. Тёрнер улыбается и заправляет прядь волос ей за ухо.

— Я люблю тебя, Сара, — нахмурившись, отвечает он.

Потому что это правда, которая беспокоит их обоих.

— Я тоже тебя люблю, — девушка устало улыбается и снова его целует. — Но нам пора возвращаться.

Взгляд, прикованный к пустой школьной парковке, мгновенно потухает. Сара опускает плечи и с силой сжимает лямку своей сумки. Вся школа, каждый её дюйм кишит воспоминаниями. Но почему они пробудились вчера, когда они так грубо, так больно расстались?

Сара не находила себе места. Чувство вины смешалось с дикой обидой. Противоречия, сковавшие её душу, не позволяли сделать и вздоха. Её тянуло к нему, бесконечно сильно тянуло, но каждый раз, когда Майкл оказывался непозволительно близко — всё возвращалось. Тот роковой день вставал перед глазами, а два месяца, проведённые в слезах и глубокой депрессии, обжигали душу. Теперь всё её существование разделилось на две части: одна по-прежнему сумасшедше любила Тёрнера, вторая яростно его ненавидела.

Здесь нельзя было оставаться.

— Сара? — лёгкое прикосновение к плечу заставляет девушку невольно вздрогнуть.

Она оборачивается и облегчённо вздыхает, когда видит перед собой обеспокоенную Стефани.

— Привет, Стеф, — беззаботно отвечает Сара.

— Что ты здесь делаешь?

Девушка оглядывается по сторонам, пытаясь придумать разумную отмазку.

— Я… я ждала Дерека. Он должен приехать.

— Но я видела Дерека в холле, — с подозрением говорит Стефани, нахмурившись.

«Конечно, он в холле, чёрт тебя подери. Я оставила его там две минуты назад», — раздражённо вздохнув, Сара всё же натягивает на лицо дружелюбную улыбку.