Под раздраженный вздох адвоката, Эмма, наконец, покидает его кабинет. Последнее, что девушка слышит прежде, чем дверь его угрожающе хлопает: «Ты что, блядь, принц Вселенной? Подождешь! А сейчас мне нужен кофе». Девушка улыбается самой себе. В такого Джеффа она влюбилась.

Так и оставшись стоять посреди офиса, она не решается пройти дальше. Вовсе не из-за страха пересечься с Джиной, — наоборот, — от желания её увидеть! Хочется облачиться в стерву, вернуться в прежнее состояние, найти её и пригрозить, унизить, во всех красках описать, как её любимый капитан спасал девушку из этого жуткого заточения. Этим Эмма и руководствуется, когда вместо выхода гордо плывет в сторону кабинетов детективов. Вероятность того, что Джина не взяла выходной сегодня, ничтожно мала, но актриса уверенно следует в тёмный коридор с серебристыми табличками.

Эмма скажет всё, что о ней думает.

— Не сегодня, — девушка раздражённо выдыхает, когда ручка двери кабинета ей не поддаётся.

Она уже собирается направиться обратно к выходу, когда вдруг слышит знакомый голос из кабинета с приоткрытой дверью с табличкой «детектив Д. Ларсон». Эмма позволяет себе остановиться лишь на секунду, прислушиваясь.

— Послушай, мне кажется, ты говоришь на эмоциях! Откуда вообще это взялось, а? Почему я узнаю об этом только сейчас? Я что, не заслуживаю быть предупрежденным?

Голос Дейва полон отчаяния, и это заставляет сердце Эммы болезненно сжаться. Она ни за что не стала бы подслушивать, но вдруг невольно стала заложницей собственного любопытства. О чём он говорит, отчего так сломлен? Ноги её словно приросли к полу.

— Что значит «не была уверена»? Ты должна говорить мне о каждом своём решении, в конце концов, Льюис и мой сын тоже. Нет, Джуди, я не на взводе! Как это бросаешь трубку? Джуди? Джуди, черт тебя подери!

За сорванным полукриком следует какой-то грохот, заставляя Эмму мгновенно подорваться с места и метнуться прямиком в его кабинет. Она замирает у самой двери, в удивлении уставившись на Дейва, что возвышался посреди настоящего хаоса из валяющихся на полу папок, рамок, ручек и прочего хлама. Детектив мгновенно переводит отчаянный взгляд покрасневших глаз в сторону ошеломленной блондинки.

— Что произошло? Я услышала грохот…

Дейв присаживается на корточки и берет в руку рамку, с улыбкой проводя ладонью по фотографии. Отсюда Эмме ни черта не видно, и она может лишь догадываться, что на ней изображён его сын.

— Дейв? — она взывает мужчину из транса.

Серые, как небо в бездождливый, но облачный день глаза мгновенно находят её обеспокоенное лицо. Ларсон поднимается, ставит рамку на стол и подходит к девушке.

— Все в порядке, — мягкая улыбка возвращается на свое законное место.

— Ты можешь мне рассказать.

Сама того не замечая, Эмма осторожно касается его плеча, отчего Дейв невольно вздрагивает. Реакция его тела на это простое, лишённое чувств, прикосновение ему чужда, и детектив хмурится, делая шаг назад. Голубые глаза актрисы прожигают его насквозь, выворачивают его душу, словно под микроскопом рассматривая каждый рубец, каждую кровоточащую рану. Наконец, он вздыхает, проводит ладонью по голове и говорит:

— Джуди. Они с Льюисом переезжают в Нью-Йорк. Навсегда.

«Так вот, о чем он ругался по телефону», — думает Эмма и заходит в кабинет. Вероятно, Джуди — его бывшая жена, та самая, с которой они расстались в хороших отношениях.

— И с этим нельзя ничего сделать?

— Я не стал бы в любом случае, — он фыркает и садится в свое кресло, обхватив голову руками. — Чёрт, Льюис — смысл моей жизни. Как я буду здесь без него? Что я буду делать?

Она ничего не отвечает, подходя к его креслу и присаживаясь перед ним на корточки, заботливо устроив свою ладонь на его колене. Взгляд её голубых глаз полон сострадания, и пусть она не понимает его чувств, пусть не знает, что такое невозможность видеться со своим ребёнком, но это не отменяет того факта, что ей искренне жаль. Дейв отличный друг и наверняка замечательный отец. Он заслуживает того, чтобы быть рядом со своим сыном.

— Прошу тебя, не огорчайся. Что, если это ещё не окончательное решение?

Дейв смотрит на Эмму так, словно видит её впервые. Отъявленная стерва, головная боль для многих и просто одна из представительниц голливудской богемы сейчас сидит перед ним на корточках и успокаивающе гладит его колено. У мужчины пересыхает в горле, мутнеет в глазах, и все, что он может видеть, — эту ободряющую улыбку, этот жест дружбы и жест заботы в момент отчаяния. Его боль не стихает, но она притупляется под этим прямым взглядом. А потому он накрывает её ладонь своей и благодарно улыбается.

— По крайней мере, она звучала решительно, — грустно усмехнувшись, отвечает Дейв. — Джуд нашла работу в издательстве, о котором мечтала. Рядом отличная школа для Льюиса. Я могу её понять.

— Но что будешь делать ты?

— Что мне делать? Я всегда хотел свалить из этого ада. Отличная возможность, полиция Нью-Йорка нуждается в таком неотразимом детективе, — Дейв подмигивает Эмме и выпрямляется, поймав её повеселевший взгляд. — Ладно, это все шутки. Но я должен быть там, должен видеть, как растёт мой сын. Я люблю его больше жизни, Эмма. Я не хочу, чтобы он говорил обо мне, как о «старике, что приезжает раз в год под Рождество и дарит мне чёртовы ненужные подарки», как вспоминал о своём отце я.

Мысль о том, что Дейв действительно вскоре может уехать, пугает и нисколько не радует Эмму. Пусть у них и не было достаточно времени, чтобы стать близкими друзьями, она знала — ещё один надёжный человек в её окружении никогда не будет лишним. Ларсону не нравилась работа в Голливуде, он мечтал о большем, он любит своего сына, так что у этого мужчины есть все шансы на то, чтобы уехать. Она понимает и принимает это, а потому кивает, поджимая губы и поднимаясь на ноги. Дейв встаёт следом.

— Это хорошее решение, — говорит она с нескрываемой досадой в голосе. — Ты должен видеть, как растёт твой сын и расти сам.

Он благодарно кивает, не зная, куда деть свои руки. Как мальчишка. И она — словно девочка из соседнего дома, продающая лимонад и задирающая его в школе. Чувства такие невинные и нетронутые, не позволяющие даже в себя вдаваться, копаться глубже, ведь он знает, что за этой невесомой лёгкой вуалью симпатии скрывается что-то сильное и сокрушающее, что-то, что может его убить. А потому Дейв позволяет себе лишь обнять её, шепча в волосы слова благодарности.

— Ты пришла очень вовремя, колибри. Иначе бы я разнес здесь все к чертям собачьим.

— Увы, — она отстраняется с улыбкой и окидывает взглядом его кабинет. — Крушить рабочие места — моя обязанность.

Они прощаются недолго. Эмма берет с Дейва обещание, что он обязательно расскажет ей о своём решении касаемо Нью-Йорка, а сам Дейв, словно вспомнив о чем-то важном, отвечает, что им в любом случае придётся поговорить. Девушка уходит от него со смешанными чувствами: ей искренне жаль Ларсона, она устала от сумасшедшей ночи в участке, ей уже не терпится провести время с Джеффом и высказать все Джине. Возвращаться в привычное одиночество кажется ей единственно-правильным вариантом, но в последний момент Эмма передумывает, называя Райкеру адрес мастерской Карен.

Она слишком соскучилась по ним.

— Мы затаили обиду на тебя, Эмма.

Маргарет не изменяет себе, сжимая тонкими изящными пальцами свой мундштук и добродушно улыбаясь. Актриса ласкает давнюю подругу взглядом, полным восхищения. Иногда ей кажется, что её дом здесь — в этом уютном кабинете Карен, рядом с двумя мудрыми женщинами, где безопасно и уютно, где свободно и спокойно. Так она себя чувствует только с ними и с Джеффом.

— Полагаю, у тебя должна быть уйма оправданий о том, по какой причине ты бросила нас на целую неделю, — добавляет Карен, испепеляя блондинку строгим взглядом.

Попивая свой чай, Эмма думает, с чего начать и какую тактику выбрать. Вернуться ли ей к тем славным денькам, когда они только и делали, что обсуждали свежие голливудские сплетни, курили, пили мартини и строили планы? Или рассказать им все, что лежит на душе?