— И то и другое.

— Вот как. Думаете, другой следователь лучше будет?

— Конечно, я надеюсь на то, что это будет профессионал с чистыми руками и совестью. Может, мне повезет, и будет в нем хоть что-то человеческое. Не все же такие, как вы. — Доминика говорила сухо и без эмоций.

— Доминика Юрьевна, вы напрасно обижаете наши органы.

— Я не ваши органы обижаю, я не хочу иметь дело с вами.

— Я бы попросил вас не оскорблять меня, — вспыхнул НикНик. — Я занимаюсь своей работой, нравится вам это или нет.

— Значит, это ваша работа — калечить жизнь невиновным гражданам?!

Доминика, вначале такая сдержанная, теперь все больше выходила из себя.

— Это вы себя имеете в виду, когда говорите о невиновных?

— Да, себя. Как вы меня ловко тогда спровоцировали и — в психушку отправили. Сейчас за решеткой держите, без всяких на то оснований.

— Мы изъяли у вас важную улику, — привел аргумент НикНик.

— Да, я помню. Я тогда эти ампулы, так же как и вы, видела в первый раз. Но вам невыгодно задумываться о том, что их могли мне подбросить.

В том-то и беда, что у вас в этом деле есть, очевидно, своя выгода. Кроме этой липовой улики, у вас ничего нет.

— Вот тут вы ошибаетесь. У меня есть еще одно важное свидетельство против вас.

— Какое?

НикНик не считал нужным это скрывать.

— Опрашивая возможных свидетелей, я вышел на вашего лечащего врача. И он сообщил, что готов везде подтвердить, что вы настойчиво вызывали его на разговор о… тут у меня записано… о мезотерапии. И подробно расспрашивали, как колют, чем колют, из каких препаратов делается коктейль для уколов.

— Это бред. Какой лечащий врач?

— Тот, который лечил вас в больнице. Он сказал, что тогда даже поинтересовался шутя, не собираетесь ли вы открывать собственную клинику? На что вы серьезно ответили, что в этом нет нужды, ведь у вас всегда под рукой есть клиника доктора Медведева. Вы также расспрашивали его о препаратах, не совместимых с указанным коктейлем…

— Какой мерзавец! И не совестно так лгать! — закричала Ника, вне себя от возмущения.

— Доминика Юрьевна, не советую вам так сильно волноваться. У вас уже был печальный опыт. Тех, кто сильно волнуется, сами знаете, где держат. Вы опять туда хотите?

— Вы — изумительная сволочь!

Ника больше не сдерживалась в выборе своих слов.

— Ой, только не надо комплиментов. Что-то я устал от вас. Вы, наверное, соскучились по камере, раз так себя ведете. Не волнуйтесь, сейчас я вас туда отпущу. Подписывайте протокол и ступайте, сержант вас ждет.

НикНик подсунул Доминике бумагу.

— Какой протокол? Я сегодня никаких показаний не давала, и вы ничего не записывали. Дайте-ка почитать.

Доминика потянулась к листку бумаги. НикНик выдернул листок из рук Доминики.

— Вот видите! Вы меня контролируете. Начальство меня контролирует. Прокуратура меня контролирует. При таком неусыпном контроле я просто не имею возможности ошибиться. Я обязан быть кристально честным. Так что идите в камеру и прекращайте свою диету. Меня вам все равно никто не заменит. Незаменимый я. — Следователь незаметно для себя тоже завелся. — Со мной дружить нужно. Сержант! Проводите!

За Доминикой захлопнулась дверь. НикНик посмотрел на бумагу.

— Да… жалко, — пробормотал он себе под нос. — Хороший протокольчик. Очень помог бы мне в деле. Только подписи не хватает. Психовать — психует, а бдительности не теряет.

Амалия вышла из своего кабинета в приемную:

— Юлия, собери, пожалуйста, все руководство фирмы, пригласи Юрия Владимировича. Будет важное заседание.

— Что сообщить о повестке этого собрания?

— Скажешь, что я была у следователя, ведущего дело Доминики Юрьевны. Нам нужно принимать кардинальные решения.

Виктория Павловна и Анна Вадимовна шли по новому району Радужного. Они сверились с бумажкой, на которой был написан адрес, свернули к нужному дому и вошли во двор с детской площадкой.

— Скажите, а квартира двадцать пять в каком подъезде? — спросили они проходившую мимо женщину.

— Вам Тоня нужна? — уточнила женщина. — Да вон она с сыном на площадке, в красной кофте.

Виктория Павловна и Анна Вадимовна подошли к детской площадке, где молодая женщина гуляла с мальчиком лет пяти.

— Извините, вы — Боева Антонина Петровна? — спросила Анна Вадимовна.

Женщина тревожно посмотрела на них.

— Я — Боева. Слушаю вас, — немного испуганно ответила она.

Нищенка в приличном платье, с ребенком в коляске уже давно гуляла около дома Коркиных в Озёрке, наблюдая за нужным подъездом. Увидев подъезжающую машину Михаила, она поскорее подкатила коляску поближе. Михаил начал выгружать семейство, помогая девочкам выйти. Потом он помог выйти Танюше, глядя на нее влюбленными глазами.

— Сейчас нашей мамочке поможем выйти, выходи, любимая, — приговаривал он.

Нищенка подъехала поближе и вдруг бросилась к Танюше.

— Ой, вот так встреча! — радостно воскликнула нищенка. — Вы меня не узнаете?

— Простите, нет, — недоуменно пробормотала Танюша.

— Я же дочка Зинаиды Прокофьевны из последнего парадного. Валя меня зовут. Помните? Мы с вами знакомы, просто очень давно не виделись.

Нищенка играла так вдохновенно, что Станиславский, на задумываясь, бы сказал: «Верю».

— Может быть. Извините, не узнала вас, — пожала плечами Танюша.

— Я замуж вышла и переехала к мужу, — тараторя, сообщала подробности своей жизни нищенка. — А потом родила, так совсем изменилась. Приехала, а меня в родной Озёрке совсем забыли. Какие девочки у вас красивые, посмотри, Дениска, какие девочки красивые. Мы с ними гулять будем, да? А у вас раньше вроде никого не было. Тоже уезжали?

— Да, дети были… у бабушки в селе, — нашелся Михаил. — А сейчас мы их забрали. Ваш Дениска тоже симпатичный.

Михаил повернулся к Кате и Лёле:

— Девочки, забирайте свои вещи, ничего не забывайте. Извините, девчонки устали. Целый день на воздухе.

— Ничего, я понимаю, — кивнула нищенка с видом заботливой мамаши. — Я так рада, что у Дениски будет компания на площадке. А то детей в этом дворе почти нет. Все бабушки-пенсионерки только и знают, что ругаться: туда не пойди, там коляску не ставь. А теперь у нас детский коллектив будет.

— Еще раз извините, Валя, но детей пора кормить, нам надо идти. Надеюсь, что еще не раз увидимся, — сказал Михаил.

— Мы с Дениской будем очень рады, — нищенка повернулась к Лёле. — Как тебя зовут, девочка?

— Меня Лёля, а мою сестричку — Катюша, — бойко ответила та. — А можно дать вашему мальчику конфету?

— Спасибо, зайка. Он еще не ест конфет. Ему нельзя, он еще маленький. Ну, не буду вам мешать. До встречи на площадке, — попрощалась с Коркиными нищенка.

Дождавшись, когда Коркины войдут в дом, нищенка вытащила телефон и набрала номер.

— Я узнала, их зовут Катя и Лёля, — сказала она в трубку.

В клинике Борюсика было пусто. Борюсик и Марина напряженно ждали хотя бы одну пациентку.

— Ну, где же наши пациентки? — с грустью спросил Борюсик.

— Я вчера всех обзвонила, — доложила Марина. — Бережная сказала, что придет. Я ее записала.

— Я видел запись. Уже два часа прошло. Я думаю, ее можно не ждать.

Он вздохнул.

— Значит, тоже испугалась… Борис Михайлович, этих женщин можно понять, такие слухи испугают кого угодно. Они же не знают, что вы не виноваты. А происшедшее видели все.

Марине было очень жаль своего шефа. Но помочь она ему ничем не могла. Разве что идеями.

— Я понимаю всех. Но кто поймет меня? Врач без практики, как безногая балерина, — нонсенс.

— Может, попросить Ольгу Алексеевну, ну, с телевидения, чтобы она как-то объявила о вашей невиновности? — предложила Марина.

— Во-первых, это только усилит подозрения, у нас рекламе никто не верит, а во-вторых, мы не знаем, как на ней самой эта ситуация отразилась. Мы вот с вами тут о себе, да о себе. А скольких людей я подвел под монастырь, страшно подумать.