Пройдя в кабинет Сергея, Юрий Владимирович сделал попытку поговорить с зятем о том, что его мучило, — об уходе Доминики с праздника с другим. Сергей стал в позу невинно обиженного:

— Юрий Владимирович, я изо всех сил старался, приезжал к Нике в больницу. Она была со мной холодна, как айсберг. И теперь я понимаю почему! Я, видимо, давно ей безразличен, и требовался только повод, чтобы…

— Сережа, что за глупости! — перебил его тесть. — Ты хоть представляешь, что Ника пережила?

— Я очень хотел бы знать, что произошло с ней на самом деле. И не замешан ли в этом ваш новый родственник, или кто он вам?

— Сережа, что ты такое говоришь? — растерянно попытался встать на защиту дочери тесть. — Все было так хорошо, вы ждали ребенка…

При этих словах Сергей изменился в лице. Юрий Владимирович бросился извиняться.

Но Сергей был безжалостен:

— А я теперь вообще сомневаюсь, Юрий Владимирович, имел ли я отношение к этому ребенку?

Аферистка Косарева металась по гостиной Самвела, как тигрица в клетке, и усиленно соображала, что делать дальше. Пока она набирала телефонный номер, в памяти всплыла сцена из прошлого.

Ее сожитель Крокодил спускается, нашаривая ступени и выставляя вперед фонарь; Косарева оглядывается и резко толкает Крокодила в погреб; тот, выронив фонарь, стремительно летит вниз, кувыркаясь по ступеням, тяжело шлепается и не издает ни звука…

Воспоминания Косаревой прервал голос оператора сотовой связи: «Абонент находится вне зоны досягаемости».

Борюсик вел Ритку по коридору телестудии как хозяин, немного рисуясь своей причастностью к миру искусства.

— Смотри, Маргариточка, — Борюсик важно указал на лампочку с надписью «Тихо! Идет эфир!» над дверью эфирной аппаратной, — когда эта лампочка зажигается, все должны замереть, чтобы в прямой эфир не просочилось ни единого постороннего звука.

Навстречу им вышла Ольга Алексеевна в строгом костюме. Увидев Ритку — в вечернем платье и на шпильках, — она открыла рот: настолько наряд Ритки не вписывался в рабочую атмосферу наступающего дня. Но в то же время в ее взгляде проскользнула ревность.

— Знакомься, Рита, — начал расшаркиваться Борюсик, — это мой добрый ангел Ольга Алексеевна, она тут самая главная, все наше телевидение на ней держится.

— Очень приятно. — Ритка была сама вежливость.

— Ольга Алексеевна, а это — Маргарита…

— Вы, видимо, актриса? — подчеркнуто восхищенно обратилась Ольга Алексеевна к Ритке.

— Я? Нет, ну что вы, — простодушно возразила Ритка, не поняв сарказма собеседницы.

— А я думала, вы прямо со съемок «Войны и мира» сюда пожаловали. Первый бал Наташи Ростовой, и все такое… Борис Михайлович, — развернувшись на каблуках, приступила к делу Ольга Алексеевна, — нам нужно подумать, сколько зрителей пригласить в студию, чтобы вам было комфортно работать.

— Мне никто не помешает, любезная Ольга Алексеевна, делайте, как у вас заведено.

— Ой, а можно я своих позову? — оживленно встряла в разговор Ритка, — Анжелку, Ваську? Они на телике еще ни разу не были.

Ольга Алексеевна снова не смогла сдержать сарказма:

— Это ваши коллеги-кинозвезды?

На этот раз Ритка не удостоила ее ответом.

Решив все вопросы с приглашением гостей, Борюсик и Ритка вышли из телестудии. Подойдя к своей машине, Борюсик галантно распахнул дверцу перед Риткой, затем сам сел за руль.

— Спасибо тебе, — поблагодарила Ритка Борюсика.

— За что, Риточка?

— Что ни разу не сказал, как я по-дурацки выгляжу в этом платье.

— А это, милая, еще одно глобальное заблуждение женщин: будто мужчин можно поразить или оттолкнуть своим внешним видом и нарядом. Это невозможно, дорогая моя Маргаритка, мой аленький цветочек. Мужчины, как собаки, чуют истинную сущность человека, а не форму. Но если ты хочешь переодеться, я к твоим услугам! Я отвезу тебя домой, подожду у подъезда, а потом доставлю на работу.

Ритка на мгновенье замялась:

— Да мне особо и не во что переодеваться…

— Замечательно! Значит, у меня есть дополнительная возможность тебя порадовать! Приглашаю тебя в бутик! Разреши сделать тебе скромный презент.

Через пару часов преображенная Ритка в модных брюках и блузе, с пакетом в руках в сопровождении Борюсика вышла из магазина. Но при этом и в лице ее, и в походке сквозила какая-то напряженность.

— Боря, скажи, я что — глупо выгляжу? — спросила Ритка своего спутника, усевшись в машину. — Чего они все так смотрят?

— Что ты, Маргариточка, — успокоил ее Борюсик, — тебе все к лицу! И прежняя твоя одежда, и новая. Я уверен, что тебе бы и скафандр космический пошел, и медицинский халат, и даже милицейская форма.

— Господь с тобой! Ой… Зря ты только ярлычок от платья оторвал. Ты подумай: ну как теперь Анжелка это платье вернет, а?

— Погоди, Маргарита. Я уже про Анжелку с Васькой что-то слышал, но не совсем понял, кто эти люди. Это твои дети?

Ритка вытаращила глаза на Борюсика. Потом засмеялась:

— Ну, ты и сказанул! Давай поедем на «Радугу», на рынок. Познакомишься с моей, так сказать, средой обитания.

Петик наблюдал, как дежурный разгонял нищих. Он увидел, как нищий-«афганец», ругаясь, подхватил свои костыли и быстро направился куда-то. Петик, оставаясь незамеченным, последовал за ним. Нищий-«афганец» побежал к вагончику, стоящему на пустыре, затарабанил в двери, но ему никто не открыл. Сплюнув, он поспешил к частным домам. Петик из-за кустов проследил, как нищий, озираясь, шмыгнул во двор дома Крокодила. Петик достал телефон и набрал номер.

— Он дома, — сообщил кому-то, — я тебя жду.

Потом набрал второй номер:

Самвел, это я, Петр. Я его выследил.

— Молодец, — послышался в трубке довольный голос Самвела, — тащи его сюда, разбираться будем.

— А я еще подумаю, тащить ли, — растягивая слова, ответил Петик.

— Ты о чем, Петр?

— Все о том же — о размере вознаграждения. Ты меня, Самвел Михалыч, кинул. Говорил, что твой объект — мелкий пьяница. А за ним дела покрупнее числятся. И в ментовке ему будут рады. Во сколько ты оцениваешь свободу своего приятеля?

— Петр, дорогой, если тебе очень хочется, можешь отдать его ментам. А они его все равно отпустят. Не веришь? Проверь! Суд-пересуд, состав преступления не доказан, знаешь сам, как бывает. А от меня он не отвертится, нехилый должок за ним. Ты же, кажется, за справедливость?

У Петика не было сомнений в том, что Самвел прав. Слишком хорошо он знал эту систему.

— Ладно, Самвел. — Петик быстро принял решение. — Слушай меня. Отдай гонорар за поимку Топоркова моей Лидии. И вели ей сразу же мне перезвонить, как только у нее деньги на руках будут. Тогда и получишь своего должника.

Петик сунул телефон в карман.

— Привет. — К Петику подошел дежурный. — Ну что, пошли брать этого хищника?

— Да нет, погоди. Есть предложение. Тут такая история… — Петик задумался. — Мне за пойманного Топоркова сторонняя организация некую сумму предлагает.

— Сколько? — поинтересовался дежурный.

— Рано говорить, но мелочиться не будут. Я, это, поделюсь!

— Деньги — это журавль в небе. А мне на работу надо вернуться. Жрать-то хочется… — трезво размышлял дежурный.

— Да то-то и оно, что деньги — это синица в руках. Ты подумай — зачем тебе эта ментовка с копеечной зарплатой? Может, и хорошо, что ты уже не в их команде. Набьем руку на этом деле — глядишь, и новое подвернется. А там откроем свое сыскное агентство. Как думаешь?

Дежурному эта идея понравилась.

— Раз ты у нас типа за главного, ты и решай. Только чур: делиться — пополам.

— Заметано.

Ударив по рукам, сослуживцы направились брать Крокодила.

Милицейская машина подкатила к особняку Самвела. Из нее вышли Петик и дежурный, вытаскивая за собой Крокодила. Все трое зашли во двор особняка и направились в дом.

— Ну, рассказывай, что случилось, Крокодил, — обратился Самвел к стоявшему перед ним Крокодилу. — Только не ври мне, слышишь?