Во сне они, правда, казались меньше – и ущелье и мост, – то ли представлялись ей картинкой в книге… а может быть, со слишком большой высоты.

Сейчас, глядя на противоположную сторону ущелья, она понимала, что слой земли на плоскогорье, и трава, и кусты, и даже дубовая роща – это какая-то жуткая маскировка, прикрывающая сущность этого места, а она – вот: голая скальная стена, уходящая в неоглядную бездну.

И над бездной – мост.

Широкая черная арка, локтей тридцать в ширину и около двухсот в длину, треснувшая посередине, но не рухнувшая, хотя мост не имел никаких опор. Селия не понимала, как такой мост вообще может существовать, а то, что он продолжал держаться после того, как был сломан, в корне оскорбляло законы природы.

Она сделала еще несколько шагов к мосту, но инстинктивно чувствовала, что ей не надо ступать на его гладкую черную поверхность. И не потому, что пролом был слишком широк и она не смогла бы через него перебраться.

То, что ей было нужно, находилось на этой стороне.

Но что? Какой-то знак? Символ?

Взгляд ее заметался, притягиваемый к покрытой старыми рытвинами земле. Где-то здесь…

Из какого-то упорного чувства противоречия, так часто толкавшего ее делать обратное тому, что было велено, она, вскинув голову, посмотрела на мост, следя за его изгибом, словно изливавшимся из самой скалы. И тут она увидела, что мост вовсе не был сломан. Он не был даже разрушен или разобран.

Края каменной прорехи, слишком гладкие для трещины или разлома, были оплавлены. Жаром чудовищного, всепожирающего огня. Огня, которого не бывает.

Боль ударила в мозг наконечником копья, и она зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, то осознала, что отступила от моста влево. И что рядом с ней – небольшой холмик, осевший за давностью лет, заросший травой, едва, но все еще различимый.

За первым ударом последовал новый, несоизмеримый по силе. Она сделала последний шаг и, как подрубленная, рухнула на собственную могилу.

Оливер сидел на земле, на самой опушке рощи. Стреноженные кони бродили рядом. Костра он не разводил, потому что не чувствовал ни голода, ни холода. Хотя, наверное, был ветер. Во всяком случае, он слышал беспрестанный шелест дубовых листьев. Из-за этого шелеста прекрасные дубы казались ненавистнее осин – иудиных деревьев. А может быть, из-за ожидания.

Прошли часы, уже начало темнеть, но Селия не возвращалась. И с каждой минутой сохранять неподвижность становилось все труднее. Он все больше боялся – не каких-то вымышленных превращений, переселения душ, прорывов Темного Воинства, а вполне реальных бандитов и просто голодных беженцев, согнанных карателями с Вала. Их могли не напугать слухи о «дурном месте», они могли просто не знать этих слухов… а Селия ушла безоружной… нож – разве оружие? Он сжал кулаки. Клятву давал? К черту! Есть обстоятельства, когда клятвы невыполнимы.

И стоило ему вскочить на ноги, как он увидел Селию. Он так давно высматривал ее, что не сразу разглядел. Может быть, из-за сумерек, может, из-за того, что ее темная одежда сливалась с жухлой травой.

Она возвращалась… но радость, пронзившая его, как-то разом замерла при виде того, как странно, из стороны в сторону шатаясь, она идет. Это ничуть не напоминало движения больного или слабого человека. Это были какие-то отрывистые рывки, словно ее толкала невидимая рука. Она то еле волокла ноги, то убыстряла шаг в коротких перебежках. Наконец, пригнувшись, кинула свое тело в яростный бег, казалось, навстречу Оливеру, но, когда он попытался подхватить ее, со звериной точностью обогнула его и устремилась к ближайшему дереву, так, словно имела намерение с разбегу удариться головой о ствол. Но не сделала этого. Ее отшвырнуло назад, и она покатилась по земле. Голова ее запрокинулась, едва ли не касаясь ступней, тело сотрясали жестокие конвульсии, скрюченные пальцы скребли землю, сгребая палые листья. Оливер с ужасом смотрел на нее. То, что он видел, вполне напоминало приступ падучей, если бы не отсутствие пены на губах Селии. Потом она закричала:

– Да свяжи ты ее! Я больше не могу ее сдерживать!

Стряхнув оцепенение, он схватил лежавшую на плаще веревку и бросился исполнять то, что сказано. И в этот миг ему было не до странности ее слов. Нужно было любой ценой прекратить припадок.

Селия не то чтобы сопротивлялась, но билась бессмысленно и слабо, когда он скручивал ей запястья. Когда же приматывал руки к телу, затихла. При этом он заметил, что ножа за голенищем у нее больше нет. Оливер держал ее, не слишком доверяя этому внезапному спокойствию. Обнимал, но любовное объятие это напоминало не больше, чем то, когда она вытягивала его после падения со склона.

Даже меньше.

Он повернул ее к себе лицом. Селия тяжело дышала, голова ее свесилась на грудь, волосы с налипшими листьями закрывали глаза.

– Селия, любимая, что с тобой?

Она не ответила.

– Селия, ты меня слышишь?

Ответа по-прежнему не было. И тут его как громом поразило. Она сказала не «свяжи меня», а «свяжи ее».

«Я больше не могу ее сдерживать».

И что-то неуловимое изменилось в ее голосе. Нет, даже не в голосе…

Его руки соскользнули с ее плеч.

– Селия! – в отчаянии заорал он.

Ей наконец удалось совладать с дыханием, и она хрипло, еле слышно, произнесла:

– Я здесь.

Он едва не заплакал от радости. Вот все и кончилось… Он погладил Селию по щеке:

– Это ты… Ты со мной… И никаких превращений, и все хорошо, и твой Найтли, как всегда, ошибался…

Рука его замерла, когда Селия с усилием подняла голову и сказала:

– Нет.

Еще днем он читал в этих глазах обреченную решимость, сейчас в них оставалась лишь боль. Сами же глаза запали настолько, что под ними выступили лицевые кости, а вокруг образовались морщины.

– Как… но ведь ты здесь…

– Да. Но Найтли, проклятие ему, был прав. И я тоже была права. Каждый из нас считал, что я должна быть либо Селией, либо Алиеной. И никому, никому не пришло на ум, что есть третья возможность.

– Что это значит?

– Это значит, что Найтли удалось вселить отлетевшую душу в другое тело. Но тело, которое Найтли считал мертвым, таковым вовсе не являлось.

Оливер вздрогнул. Из голоса Селии непостижимым образом исчезли вызывающие интонации уроженки срединных областей империи. Это был безупречно-аристократический южный выговор.

– Кто говорит со мной?

– Алиенора ни Карнис, иначе прозываемая Алиеной, – все с той же совершенной учтивостью произнес голос Селии.

– Алиена… здесь?

– Селия здесь, и Алиена тоже здесь. Это трудно понять со стороны, но, к сожалению, невозможно опровергнуть, так же как и предвидеть то, что так называемая третья возможность была самой вероятной. Собственно, я все время была здесь, однако находилась в самой глубине личности Селии, и преимущественно в состоянии полусна. Иначе я не выжила бы в такой ситуации, да и она, скорее всего, тоже. А с сознанием Селии я могла соприкасаться, только когда она находилась в смертельной опасности, – в последние полгода это происходило чаще, чем за всю ее предшествующую жизнь, – либо при определенных обстоятельствах – во сне…

До Оливера плохо доходило то, что она говорила. Ему подумалось, что никогда в жизни он не видел более жуткого зрелища – связанная девушка с измученным лицом, сидя на земле, спокойно, обстоятельно, с изысканным выговором излагает невозможную историю.

– Итак, нас все время было двое. Но моя душа, сознание, личность – можешь определять как угодно – была подобна плотно сжатой пружине. Теперь пружина распрямилась… и ударила. С большой силой. Найтли заслуживает гораздо худшего, чем проклятие. Человеческое тело не приспособлено для одновременного пребывания двух личностей, даже если они доброжелательно настроены друг к другу. Слишком… тесно. Надо заметить, что я переношу это состояние лучше, поскольку уже много лет пребывала в подобном неестественном положении и привыкла подавлять себя. Но даже мне это крайне неприятно. Селия же первоначально чувствовала себя так, что готова была избавиться от этого тела, как попавший в капкан зверь избавляется от собственной лапы. Смею заверить, мне стоило больших трудов оттащить ее от пропасти и заставить выбросить нож, принудив вспомнить о данной тебе клятве. Но даже и после этого она не прекратила своих попыток… – Последовал короткий то ли смех, то ли вздох, и тот же (тот?) голос продолжал: – Да, она хорошо разъясняет, мне так ни за что не суметь. Я даже не представляла, насколько она умнее меня. Пружина в мозгу…