– Они быстро собрались, – сказал Андерс, кивая в сторону желтых жилетов.

– Это хорошо, – ответила Чарли. – Всякая помощь сейчас бесценна. Но когда речь идет о красивой семнадцатилетней шведской девушки, отбоя не будет от желающих ее искать.

Она бросила взгляд на площадь, где журналисты с блокнотами беседовали с плачущими «друзьями». Ей было прекрасно известно, какие в результате получались психологические портреты. Пропавшие люди всегда милые, сговорчивые и замечательные. И – нет, у них не было никаких врагов, их все обожали.

– Это что еще за чертовщина? – спросил Андерс, когда они миновали старую плавильню, торчавшую прямо посреди центра.

– Это Геа.

– Геа?

– Плавильня.

– Она до сих пор работает?

– А что, похоже на то? – проговорила Чарли, оглядывая фасад, покрытый ржавыми металлическими листами, и высокие трубы.

– Похоже черт знает на что. Как можно было оставить такое уродство, к тому же в самом центре? Если она даже не функционирует?

Посмотрев на здание, Чарли впервые заметила, что оно и впрямь уродливое. В детстве она никогда об этом не задумывалась. Оно просто всегда стояло на этом месте.

– Похоже, ее теперь используют для чего-то другого, – сказала она. На одной табличке красовалась надпись «Стрелковый клуб», на другой – «Библиотека».

Плавильня. Когда-то здесь работала Бетти. Она ненавидела плавильню.

Почему?

Потому что там жарко, как в аду, а работа такая монотонная, что и самый здоровый человек просто свихнулся бы. Не было на свете другого места, которое она ненавидела бы так сильно, как плавильню.

А когда Чарли спросила, зачем же она пошла туда, Бетти рассмеялась в ответ и сказала, что у нее не было особого выбора. Потом, когда «Геа» закрылась, Бетти устроилась на фанерную фабрику. Как она была счастлива! Попробовать себя в новом деле, избежать жара – глядишь, и ресницы заново отрастут! Она была уверена, что ей понравится на новом месте. Но уже после первого рабочего дня она стала жаловаться. Какая жара! – сказала она. На этой проклятой фанерной фабрике такая же жара, как и на старой плавильне, и к тому же она исцарапала себе все руки. Плавильня отняла у нее мозги, а теперь трижды проклятая фабрика отнимет у нее и тело. Неужели этому никогда не будет конца?

– Если ты из этих мест, – сказал Андерс, – то, возможно, знаешь, где находится гостиница?

– Здесь нет гостиницы, – ответила Чарли. – Во всяком случае, не было, когда я жила тут.

– Но Чалле сказал…

– Есть мотель, – продолжала Чарли, указывая на желтое здание дальше по улице.

– А в чем разница между гостиницей и мотелем?

– Думаю, ты скоро сам поймешь. Сворачивай туда!

Они посмотрели на большое желтое здание с коричневыми углами. Западный фасад украшала лестница, окрашенная под дерево. Она начиналась у окна на верхнем этаже и спускалась до земли.

– Красивая пожарная лестница, – прокомментировал Андерс. – Я исхожу из того, что это именно пожарная лестница. Очень органично смотрится.

– Свою функцию она выполняет, – ответила Чарли. – В данном случае, вероятно, функциональность важнее эстетики.

– Кто сказал, что нельзя соединить и то, и другое?

– Возможно, денег не хватило. Уж не знаю.

– Ты всегда демонстрируешь свою самую лучшую сторону, когда ты с похмелья.

Припарковав машину у мотеля, Андерс заглушил мотор.

– Что это так воняет? – спросил он, выйдя из машины.

Чарли глубоко вздохнула, втянув ноздрями запах…

– Дерьмо? – спросил Андерс. – Удобрения с полей?

– Нет. Целлюлозно-бумажный комбинат.

– Так здесь еще и комбинат есть?

– Нет. Он расположен в нескольких милях отсюда. Но когда ветер в нашу сторону, вонь долетает и до нас.

Запах этот почти забылся, но теперь она вспомнила, как они не могли сушить белье на улице, если дул северный ветер, – как Бетти каждый раз забывала об этом, и в результате им приходилось спать на простынях, пахнущих канализацией.

– Кошмар! – сказал Андерс. – Выходишь – а тебя встречает такое!

– А мне нравится, – ответила Чарли. – Запах детства.

– Веселенькое же у тебя было детство.

– Кстати, прошу тебя не говорить никому, что я отсюда.

– Почему?

– Потому что это не имеет никакого значения. И потом, к сожалению, это может многое осложнить.

– Думаешь, тебя никто не узнает?

Чарли отрицательно покачала головой. Вряд ли. Прошло слишком много времени. К тому же она очень изменилась.

Стук в окно. Алиса отодвигает занавеску. Снаружи стоит Роза в одной ночной рубашке.

– Открывай же! – говорит Роза через стекло. – Открой мне, черт возьми!

Алиса откидывает крючок на оконной раме. Не говоря ни слова, Роза влезает в окно, проходит по комнате и залезает в кровать Алисы.

– Ты такая холодная, – шепчет Алиса, когда Роза касается ногой ее ноги. – Прямо как ледышка.

Роза не отвечает. Не объяснив, почему она пришла среди ночи, она отворачивается к стене и засыпает.

Алиса долго лежит без сна, прислушиваясь к ее ритмичному дыханию. Ей до сих пор не верится, что они подруги, – что она, Алиса Лу, теперь дружит с Розой Маннер. Они живут всего в нескольких домах друг от друга, но до того случая на поле ни разу не обменялись ни единым словом. Все началось тогда. Алиса убежала на поле, чтобы оторваться от парней на мопедах. Перед тем несколько дней шли дожди, земля превратилась в грязное месиво, и вдруг Алиса обнаружила, что застряла. Там она и стояла по колено в глине, пока Роза не заметила ее с дороги. «А я уж было подумала, что это пугало, – смеялась Роза, помогая ей выбраться. – Думала – Ларссоны завели себе живое пугало».

И потом: «Помни, что я спасла тебе жизнь. Если бы не я, тебя бы затянуло в землю. Не говори потом, Алиса, что я не спасла тебя от лютой смерти».

Подкатившись поближе к спящей Розе, Алиса думает, что ей невероятно повезло. Теперь ее жизнь станет куда легче.

Мужчина, встретивший их в ресторане мотеля, показался Чарли смутно знакомым, но только когда он представился как Эрик Фром, она поняла, что это сын бывшего владельца заведения. В те времена, когда она жила в поселке, Эрик был нервным и неуклюжим, но сейчас он крепко пожал им руки, прямо глядя в глаза.

– Стало быть, вы – констебли из Стокгольма, – проговорил он, когда они представились.

Чарли невольно улыбнулась этой формулировке. Трудно было понять, иронизирует Эрик или говорит серьезно. Да, они – констебли из Стокгольма.

– Улоф, наш полицейский, заходил сюда пообедать, и сказал, что сегодня приедут специалисты из Стокгольма. Очень надеюсь, что вы поймаете ту сволочь, которая похитила девушку.

– Ты знаешь ее семью? – спросила Чарли.

– В этом поселке все друг друга более-менее знают, тут ведь вам не Стокгольм. А когда такое случается… тут уж, конечно, хочется сделать все, чтобы помочь. Неприятно то, что мы с женой не можем участвовать в поисках, как бы нам ни хотелось, потому что весь мотель занят полицейскими, журналистами и волонтерами.

В помещение вошел молодой человек в желтом жилете. Он был в гарнитуре и громко говорил в нее, какие места уже проверены и где еще предстоит искать.

– Ребята из «Missing people», – пояснил Эрик, кивнув на него. – Этот парень у них главный. Они прибыли вчера. Еще до вас.

Он сделал паузу, словно ожидая от них какого-нибудь комментария.

– Очень надеюсь, что вы разыщите ее.

– Обязательно, – ответила Чарли.

– Как вы можете быть в этом так уверены? – донесся из кухни женский голос.

– Моя мама, – пояснил Эрик, указывая на раскрасневшуюся женщину, вышедшую из дверей позади бара. – Моя мама Маргарета, которая все видит и все слышит.

– Я просто не могла не услышать ваш разговор, стоя прямо здесь, за дверью, – сказала Маргарета. Она подошла к ним и поздоровалась за руку. Сначала с Андерсом, потом с Чарли.