– Точно, чувак, – подтвердил Ромео.

Дэниел кивнул, уловив суть.

– Итак, если я решу писать ответ, он должен быть в игривом тоне, как ее послание, но при этом – ну, знаешь, когда в приложениях для свиданий люди пишут: «Я не ищу друга по переписке»? Не хочу выглядеть так, будто играю, лишь бы попереписываться, не собираясь реально встречаться.

– В верном направлении думаешь, друг, – сказал Ромео. – Ты абсолютно прав. То есть ты хочешь создать видимость, ну, типа загадки, да? А она должна отыскать решение. Ты говорил, она умная, так что я уверен: она обожает эти игры.

– Да, загадка с решением, но при этом я не хочу выглядеть так, будто жду, что она впечатлит меня. – Лицо Дэниела омрачило воспоминание. – Мой друг Джоэл всегда прибегал к этому приемчику в универе – как это называется, неггинг? Когда ты заставляешь женщину впечатлить себя, претворяясь, что она тебя еще не заинтересовала?

– Неггинг, да, – с осуждением произнес Ромео.

– Это странное психологическое дерьмо, – сказал Дэниел. – Мне она нравится, а теперь я знаю, что тоже нравлюсь ей… О, ну, хотя это и не точно, – дошло до него. – Ей нравится тот, кем она меня представляет, – пока мы не знаем, вычислила ли она меня. Она даже не появлялась в поезде с понедельника, так что…

Ромео поднял руки в останавливающем жесте:

– Даже не думай говорить мне тут, что не уверен, захочет ли она тебя. Захочет, чувак. Я люблю девчонок и все такое, но я достаточно уверен в своей сексуальности, чтобы заявить: ты красивый ублюдок.

Дэниел улыбнулся, вспыхнул и выпрямился во весь рост от этих ободряющих слов.

– Спасибо.

В памяти промелькнуло лицо отца. Отец всегда заставлял его держать голову высоко, всегда верил в него, пока Дэниел не поверил в себя сам.

Ромео протянул руку, и, когда Дэниел ответил тем же, они попрощались в привычной манере – приобнявшись и столкнувшись плечами.

– Сказать по правде, ты и меня толкаешь немного в сторону романтики, – признался Ромео. – Знаешь, у меня тут была пара свиданий с девушкой, которая мне нравится. Может, напишу ей и пожелаю доброго утра, просто потому, что думаю о ней. Здесь ведь нет ничего такого, да? Если чувствуешь, скажи, и всё.

Дэниел кивнул, соглашаясь:

– Хорошо так и поступать с теми, кто нам нравится.

Ромео протянул кулак, чтобы Дэниел мог стукнуть в него своим – другой прощальный жест.

– Мы парни что надо, да? – сказал Ромео, и Дэниел не мог не согласиться.

Любовь витала в воздухе и не давала ему покоя.

– Я тебя прибью, мать твою! – сказала Надя лучшей подруге в голосовом сообщении. – Не могу поверить, что ты это отправила! Ты настоящая… – Ей не хватало слов. Надя не могла поверить, что Эмма отправила имейл в «Упущенные контакты» от ее имени. – И похмелье не может тебя оправдать. Ты выставила меня какой-то… дешевкой! А еще сексуальной соблазнительницей. Что за хренотень про укусы?! Никто так не шутит аж с девяностых, да и тогда так говорили только чьи-то дядьки-извращенцы. Я сказала это тебе с иронией, но ты в письме забыла о проклятой иронии! Господи. Если ко мне подойдет какой-то семидесятилетний чудик, выглядящий как Пирс Морган и с руками в трусах, я тебя на самом деле убью! Пока я только припугнула, но знай, я действительно убью тебя – и жестоко.

Надя опоздала на работу на час и была в отвратительном настроении. На этой неделе она пришла вовремя только однажды, в понедельник, и с тех пор дважды забывала поставить будильник. Прошлым вечером она со своей командой пила коктейли, а после пригласила давнюю коллегу Наоми на ужин. Они проболтали допоздна, так что Надя практически спала еще до того, как рухнула в кровать в полночь – забыв о будильнике. А это значит, что утром она проснулась вздрогнув, в спешке приняла душ, и ей даже не хватило времени толком оценить, подходит ли ее одежда на полноценный наряд или сидит так, что сегодня ей не удастся казаться классной. Придется начать Новый Порядок, Который Изменит Ее Жизнь, заново завтра. Или, может, в понедельник.

– Не веди себя как безумная! – сказала Эмма, когда наконец перезвонила в ответ на грубое голосовое сообщение. – Миленько получилось. Я оказала тебе услугу! Клянусь, я не делала этого спьяну. Я сохранила сообщение в черновик и отправила только вчера, убедившись, что написано хорошо.

– Написано не хорошо! А ужасно! – заявила Надя, решительно настроенная устроить подруге взбучку за то, что опубликовала заметку без разрешения. «Я не кусаюсь»?! О чем Эмма только думала?

– Нет! Оно хорошее! Я на все двести процентов чую, что он подойдет к тебе. Ты бы уже с ним разговаривала, не опоздай ты на работу! Круто же!

У Нади свело живот от этой мысли: если бы она поехала в офис вовремя, на своем поезде, она могла бы сейчас разговаривать со своим будущим. Однако будущее могло и подождать двадцать четыре часа. Разве нет? А сегодняшний день она потратит на то, чтобы набраться храбрости. Внезапно злость отступила, уступив место волнению.

После разговора с Эммой Надя снова достала газету и открыла страницу с колонкой «Упущенных контактов». Перевела дыхание и перечитала заметку, тщательно вчитываясь в каждое слово.

«Как-то жутко, что ты наблюдаешь за мной, вместо того чтобы подойти и поздороваться, но, может, ты стараешься действовать романтично».

Что ж, неплохо. Этот отрывок в принципе хорош, если уж быть совсем честной. Сойдет за предупреждение, что лучше бы ему не быть чудиком, преследующим ее и все такое. Это Надя могла принять. Граница между большим романтическим жестом и странноватым преследованием, конечно, была весьма расплывчатой, и решающим фактором скорее всего являлось наличие привлекательной внешности и адекватности автора. Однажды Надя читала твит-тред[6] о девушке, поклонник которой подошел к ее задней двери (не парадной!) с букетом лилий, поскольку знал, что ей нравятся лилии. Женщина сообщила, что никогда не говорила ему пользоваться задней дверью, а любовь к лилиям никогда не упоминалась в разговорах; и, возможно она слишком остро отреагировала, но у нее возникло чувство, будто все внутри свернулось в узел от тревоги. Двумя неделями позже парня арестовали за то, что он мастурбировал на капот ее машины в три часа утра.

«Хочу, чтоб ты знал: я не кусаюсь, во всяком случае не раньше третьего свидания, так что не стесняйся».

Проклятый ад. Этот отрывок действительно ужасен. Кошмар-кошмар-кошмар. «Я не кусаюсь, во всяком случае не раньше третьего свидания»? Эмма с ума сошла, раз включила это. Фраза провокационна во всех плохих смыслах. Если бы Надя писала подобное, она бы выбрала что-то вроде… Ну, она не была уверена, что именно, из головы повылетали все идеи. Вот почему она отложила написание ответа – так трудно подобрать правильный тон! Но факт, что она не могла решиться это сделать, не означал, что она в итоге не решится. Наверное. Возможно.

Хм. Надя потихоньку начинала признавать отголоски ощущения, что Эмма оказала ей услугу. Определилась бы она когда-нибудь с «совершенным» ответом? Или это как с пилатесом: можно раз за разом откладывать его или наконец разделаться с упражнениями и признать, что прилив эндорфинов – потрясающее чувство.

«Если считаешь меня необыкновенно симпатичной, то будь смелее: добрый, романтичный и храбрый? Вот мой язык любви».

Хм. Тут тоже хорошо. И это Надя принимала. Смотрится так, будто она озвучила свои ценности, а ей нравилось провозглашать, что доброта – ключ ко всему. Доброта, но не за чертой бесхарактерности. Такая доброта, как, например, позволить людям в метро сойти с поезда, прежде чем лезть в вагон; или, если они вместе пойдут в паб с Эммой, он выслушает ее разглагольствования, а потом согласится с ней, независимо от того, о чем шла речь. Подобную историю рассказала Нади ее бывшая начальница Кэтрин. В те времена, когда ее муж был еще бойфрендом, на прогулке с ее друзьями он с сочувствием слушал историю о разрыве отношений, которая все не прекращалась. После Кэтрин поблагодарила его за оказанное внимание, за то, что постарался быть таким же хорошим другом ее лучшей подруге, как она сама.