Я обхватываю колени руками. Мне хочется свернуться в клубок, скомпоновать всю боль и заставить ее исчезнуть.

Руки Синклера нежно держат мое лицо. Я пытаюсь вырваться из его хватки, но он крепко держит меня.

— Виктория, прекрати, пожалуйста.

Мои слезы стекают по щекам и капают ему на руки, когда я перестаю бороться с ним.

— Он не убил нашего ребенка, — шепчет он.

Поначалу мне кажется, что я не совсем правильно его расслышала. Мое тело напрягается.

Моя рука замирает, и я думаю, что мое сердце тоже замирает.

Он смотрит мне прямо в глаза и говорит очень медленно:

— Наш ребенок жив.

Все мое существо хочет верить его словам. Из всего, что я испытала сегодня, знаю, что это единственное, что сломает меня.

Качаю головой, желая верить его словам, но боясь за них держаться.

— Доктор пытался объяснить тебе, что он выжил. Он хотела сказать, что во время операции ты потеряла много крови. Тебе удалили матку…ты чуть умерла.

Губы начинают дрожать. Синклэр протягивает руку и накрывает мою ладонь своей.

— Клянусь, наш ребенок жив и с ним все хорошо.

Мои эмоции мечутся из стороны в сторону, и на инстинктивном уровне, мне хочется верить тому, что он говорит, но прямо сейчас, здесь нет места ни для надежды, ни даже для счастья. Мой мозг обрабатывает так много информации. Это уже почти чересчур.

Мощные, мучительные рыдания настигают меня, и глубокий стон заставляет мое тело дрожать. Синклэр обнимает меня и говорит мне на ухо снова и снова:

— Наш ребенок жив…

То, что происходит после этого, не совсем понятно. Но в глубине души я знаю, что сейчас нахожусь на самом дне, и единственное, что нужно делать — смотреть наверх.

ЭПИЛОГ

На пути к истине нет прямых и узких дорог.

Иногда приходится идти по проселочным дорогам и срезать пути по тропинкам, которые ухабисты и небезопасны. Иногда оказываешься в тупике и приходится возвращаться и начинать все заново. Иногда становишься такой потерянной, что чувствуешь себя беспомощной. Сама мысль найти правду становится какой-то несбыточной мечтой.

Но ты это сделаешь.

И так будет всегда.

— Ты готова?

Я смотрю на доктора Коллоуэй.

— Да, — уверено отвечаю ей.

Мы идем по коридору к библиотеке. Солнечный свет просачивается внутрь. Я не могу сдержать своего волнения. Такое чувство, что я ждала этого момента много лет.

После того, как правда вышла наружу, я вернулась в Фэйрфакс; я была слишком далека от нормального психического состояния. Поначалу творился хаос. Разоблачение обмана Натана привело к еще одному следу зла. Элис была арестована и заключена под стражу за соучастие в убийстве.

А Мэлани, девушка с фотографий? Она была обнаружена после того, как полиция прибыла в сарай в ту злополучную ночь. Ей повезло выбралась оттуда живой.

Пресса навешает на Натана множество ярлыков и все они подойдут ему. Но для меня он всегда останется воплощением дьявола. Умом я понимаю, что он никогда больше не причинит вреда ни единой живой душе, но паранойя настигает меня каждый день. Мне кажется, что он наблюдает за мной и нападет, когда я меньше всего этого ожидаю.

Очень медленно я преодолевала боль, пытаясь восстановить свою жизнь. Самой непреодолимой болью является то время, когда я потеряла ребенка и тот факт, что никогда не верила Уэсу, хотя все это время он был невиновен. Иногда вина душит меня. Иногда нет.

Мне просто приходится принимать все это изо дня в день.

Когда мы останавливаемся у дверей библиотеки, я прерывисто выдыхаю.

— Все будет хорошо, — нежно произносит она.

— Я знаю.

— Ты должна войти, — подбадривает меня доктор Кэллоуэй. — Все скоро будут здесь.

Я киваю, открываю дверь и захожу внутрь. В библиотеке мертвая тишина. Дверь тихо закрывается за мной. Я барабаню пальцами по бедрам, расхаживая по комнате. А что, если все пойдет плохо? А что, если я действительно не готова? Я добилась большого прогресса, но разве этого достаточно?

Или я просто рассыплюсь в прах?

Я продолжаю ходить по комнате, когда кто-то тихо стучит в дверь. Замираю и поворачиваю голову к двери, сцепив руки в замок перед собой. Синклэр заглядывает в комнату. Его глаза мгновенно находят мои. — Тук, тук.

Я громко сглатываю.

— Привет.

— Ты готова?

Мне уже во второй раз задают этот вопрос, но в этот раз я отвечаю, широко улыбнувшись.

— Абсолютно.

Через пару секунд дверь открывается. Синклэр заходит с нашим ребенком на руках.

Питер Монтгомери.

Он красивый. Он такой красивый. Синклэр присутствовал на нескольких сеансах терапии и показывал мне его фотографии. Но эти фотографии не передавали истинную красоту нашего маленького мальчика. Они не подчеркивали его ярко-зеленые глаза. Глаза Синклэра.

Слезы невозможно подавить. Тыльной стороной ладони вытираю их, но через несколько минут сдаюсь. Слезы не прекращаются. Но это хорошо. Это слезы счастья.

У Питера светло-каштановые волосы. Ближе к моему цвету волос. Локоны его тонких прядей завиваются на кончиках. Я чувствую, как во мне прорастает маленькое семечко гордости за то, что у него есть что-то от меня.

Я так счастлива, даже не могу думать о том, сколько времени было потеряно. Могу думать лишь о том, как мне повезло. Как мне повезло увидеть его.

Синклэр стоит прямо передо мной, пытаясь наклонить Питера вперед, чтобы я могла получше его рассмотреть.

— Это твоя мама, — нежно говорит он.

Большими, как у олененка, глазами Питер смотрит на меня.

— Здравствуй, — шепчу я. Моя рука дрожит, когда я протягиваю ее и касаюсь пальцами его щеки. Очень медленно на его лице появляется улыбка. На его левой щеке появляется маленькая ямочка. Я смотрю на мини-версию Синклэра.

Ничто и никто не мог подготовить меня к этому моменту. Не так давно, я была уверена, что мое сердце и разум разбиты. На тысячи осколков. Я думала, что меня уже не восстановить.

Но этот мальчик — тот самый стержень, который снова собирает меня воедино. Связывает меня с Синклэром.

— Он прекрасен, — говорю я.

— Это так, — соглашается Синклэр с невероятно широкой улыбкой на лице.

Нерешительно протягиваю руки, отчаянно надеясь, что он пойдет в мои объятия, хотя понимаю, что велик шанс, что этого не произойдет. Перед этой встречей меня предупредили, что есть вероятность того, что Питер не позволит мне подержать его. И меня это вполне устраивает. Я знаю, что ему нужно время.

Поначалу он прижимается к Синклэру. Часть моей надежды рушится. Но потом он резко оборачивается, словно перепроверяя, на месте ли я.

Еще раз протягиваю руки и Синклэр отдает его мне.

Я улыбаюсь и быстро моргаю, пытаясь сдержать слезы.

Обнимаю Питера руками и зарываюсь носом в его шею. Я так счастлива, что кажется сердце вот-вот выскочит из груди. Обнимать своего сына, чувствовать, как его сердце бьется так же, как мое — я о таком даже не мечтала.

Я пропустила семь месяцев его жизни. Пропустила много воспоминаний, но напоминаю себе, что у меня есть тысячи хороших воспоминаний, которые только и ждут нашу семью.

Смотрю поверх головы Питера и встречаюсь взглядом с Синклэром, слезы переполняют мои глаза.

Я люблю его за то, что он все это время был рядом со мной. Я люблю его за то, что он заботился о нашем сыне, когда я не могла.

Я люблю его за то, что он так непримиримо любит каждую частичку меня. Недостатки и все такое.

Мне разрешают остаться в библиотеке на несколько часов. Все это время мы с Синклэром разговариваем. С наших лиц все время не сходят широкие, яркие улыбки. Я кормлю Питера. А когда приходит время поменять ему памперс, Синклэр с радостью передает мне эту работу. Я щекочу сыну животик и крепко прижимаю к груди. И все это с улыбкой на лице.

Я не идеальна.

И еще не до конца «выздоровела». Но знаю, что близка к этому.

Знаю, что мне лучше.

В моей жизни всегда будут изъяны, но они будут прекрасными.