В его глазах читается предвкушение, как будто он приберег лучшее напоследок.

— Позволь мне рассказать тебе правду.

ГЛАВА 43

Уэсли

Май 2015

К окружающему миру можно относиться по-разному: как к другу или как к врагу.

Если пойти по первому пути, человек обречены. Вы скажете что-то вроде: «Такова жизнь». Или мое любимое: «Выше нос, приятель. В следующий раз будет лучше».

Но следующего раза не будет, и к тому времени, как человек это осознает, он уже исчезнет.

Я выбрал путь, по которому многие предпочитают не идти. Но жизнь — это долгая игра в шахматы, а мир — мой соперник. Каждый ход и выбор мотивирует быть осторожным. Моя оборона всегда на месте..

Человек учится многому, пока идет по этому пути. И, вскоре, жизнь начинает уважать его. Дает подсказки тут и там, а задача человека — правильно выбрать и собрать их в единую коллекцию.

Я многому научился от жизни: когда улыбаться. Как приковывать внимание и что говорить в нужное время. Это также показало мне, что не стоит наносить ответный удар, когда тебе больно.

Ты ждешь.

Благодаря этому ожиданию семя терпения растет, пускает корни. Успокаивает тебя, говорит, наблюдать и ждать, когда все, чего тебе хочется — действовать. Желание ухватиться за боль противника и выплеснуть свою силу. Но терпение приказывает ждать, потому что ты не хочешь, чтобы твой соперник стал подозрительным.

Ты позволяешь им жить своей жизнью, совершенно не осознавая, что все это время ты отслеживаешь все, что они делают. Ты узнаешь о них все, что только можно.

Скоро…скоро наступит время действовать.

А как же твоя злость? О, она на месте. Но ты пока ее не используешь. Поэтому ты формируешь ее, крутишь так и этак, зная, что чем дольше ты ее сдерживаешь, тем больше она приходит в ярость.

Не волнуйся, в конце все сработает как надо.

Когда все будет сказано и сделано, когда ты освободишь свою боль, она ударит твоего противника с такой силой, что его жизнь утечет, как кровь из раны.

И вся жизнь Виктории крутилась вокруг меня.

Она покрывала мои руки, испещряла пол и пачкала столешницы. На одном из белых шкафчиков виднелся след ее пальцев, тянущийся вниз, вниз, вниз. Но я планировал все не так. План А — мой самым продуманный план. Тот, который я создавал годами, был выброшен на помойку, и теперь мне нужно было следовать плану Б.

Очень медленно я встал и напомнил себе, что у нас с Викторией будет прекрасная совместная жизнь. В ту же секунду, как увидел ее, идущую по улице, такую милую и рассеянную, понял, что ничто на свете не удержит меня от нее. В том числе и в такой момент, как этот. В том числе и в такой момент, как этот.

Я любил ее. Она была прекрасной куклой, такой открытой и сдержанной, но в тоже время в ней таилось столь многое.

Это было восхитительно.

Моя прекрасная кукла оказалась гораздо хитрее, чем я думал. Как будто она оказалась на высоте положения и показала мне, насколько она идеальна для меня.

Я поднял нож. Ни секунды не раздумывая, я быстро резанул по предплечью, с довольной улыбкой наблюдая, как темно красная жидкость быстро стекает по руке и капает на пол.

Я резанул по другому предплечью. Начала собираться лужа крови, и я встал на колени, чтобы убедиться, что ее кровь смешалась с моей.

Как я и предсказывал, копы были близко. Я слышал слабый, постепенно нарастающий звук сирен.

Я встал и уронил нож на пол. Кровь была разбрызгана по кухонным шкафам, дверце духовки. Несколько капель все же попали на стойку. На бумагах о разводе не было ни капли.

Это было восхитительное зрелище. Я мог бы целый день смотреть на это.

Я неохотно поспешил к двери и провел кончиками пальцев по стене. Хлопнул ладонью по другой стене, наблюдая, как багрянец окрашивает белые стены. Затем я побежал в прихожую, к задней двери. Убедился в том, что она открыта. Не целиком, а лишь слегка. Затем я схватил туфли Виктории и снял свои.

Ее кровь текла по крыльцу и стекала по ступенькам. Под проливным дождем она медленно исчезала, превращаясь в мягкий красный цвет и стекая по краю крыльца.

Я надеялся, что она жива; мы ведь только начали.

Я побежал по лужайке и перепрыгнул через забор, очутившись среди деревьев и высокой травы. Звук сирен становился громче, и я продолжал бежать. Они не будут искать меня, по крайней мере, не сейчас, а когда начнут, буду прятаться прямо у них под носом.

Во мне бушевал такой сильный прилив адреналина, что я чувствовал себя непобедимым. Едва ощущал землю под ногами, или ветки и мокрую траву.

Холодный дождь хлестал в лицо. Я улыбнулся и прибавил шагу. Впереди виднелось очертание заброшенной фабрики. Ноги начали болеть, но я решительно двигался вперед. Чем ближе подходил, тем отчетливее видел граффити на красном кирпиче. Несколько окон были заколочены досками, но большинство из них были разбиты, а на оконных стеклах висели осколки стекла. Завод был огорожен забором с замком на воротах.

Резко свернув вправо, я побежал вдоль огромного здания, пока наконец-то не увидел серый Форд Таурус, видавший лучшие деньки, осторожно спрятанный в тени. Я схватил ключи, висевшие над колесом и открыл багажник. Моя сумка с вещами стояла там, где я оставил ее несколько часов назад.

Быстро переодевшись, я подумал о том, что сейчас происходило в доме. Я мог представить себе это очень живо: вероятно, там уже были двое или трое полицейских. Наверное, там была и скорая, ее огни создавали калейдоскоп цветов. Территория будет ограждена желтой полицейской лентой. Они вызовут еще подкрепление. Викторию, вероятно, уже привезли в больницу, если только она не умерла на обочине дороги. Скоро там появится полицейский, чтобы поговорить с ней.

Полиция начнет обыскивать территорию. Соседи выйдут из домов, желая узнать, что происходит. Слухи будут медленно расползаться и к завтрашнему дню репортеры, журналисты, операторы и фотографы окружат дом. Прекрасный дом на Беллами-Роуд получит то внимание, которого он заслуживает.

Я улыбнулся, пока запихивал окровавленные вещи в сумку и убирал ее назад в багажник.

Дверь машины захлопнулась за мной. Мотор ожил, и я выехал на дорогу. Это был самый важный момент из всех возможных. Я должен был смешаться с толпой — выглядеть так, словно был невинным жителем, просто занимающимся своими делами.

Руки непроизвольно сжались на руле. Взгляд то и дело перебегал с дороги на зеркало заднего вида в поисках чего-нибудь подозрительного. Но там ничего не было. Поездка прошла гладко, и вскоре я уже проезжал мимо Фэйрфакса. Там было темно. Парковка была практически пуста, за исключением машин медсестер, работающих в ночную смену. Все они были припаркованы рядом друг с другом.

Через милю я сбавил скорость и свернул направо на гравийную дорогу.

Вода начала заполнять выбоины, которыми была усыпана неровная дорога. Деревья окружали меня с обеих сторон, и слишком быстро гравий сменился обычной грязью, а передо мной сияла лишь полоска грязных следов шин. Я так часто ходил по этой тропинке, что выключил фары. Это была сложная поездка; рытвины с каждой секундой становились все глубже, и деревья становились все дальше друг от друга, прежде чем они уступили место маленькой хижине. Она была похоронена посреди леса, и никто о ней не знал.

Я любил ее такой. Она была моим оазисом.

Моим домом.

Сверкнула молния, на мгновение озарив крыльцо дома. На крыльце, скрестив руки на груди и втянув голову в плечи, как будто она была готова свернуться калачиком, стояла Элис.

Как только я вышел из машины, она сбежала по ступенькам.

— Где ты был?

— А ты как думаешь? — бросил я через плечо и выхватил из багажника спортивную сумку.

Рядом с хижиной стоял маленький сарай, который был готов рухнуть при первом же порыве ветра. Я направился к нему. Элис последовала за мной. Ее окружало облако нервозности. Если она собирается провести так всю ночь, то может проваливать прямо сейчас. Она только все испортит.