– Не понимаю.

– Говорят, будто с него сняли кожу.

– Сняли кожу? – повторил я.

– Я видел, что происходит на посмертных вскрытиях и подобных процедурах, – настаивал констебль. – Но никогда не слыхивал, что требуются такие вещи.

– Я тоже не слышал, – сказал я. – Это просто испорченный телефон, Дэвид. Я видел тело до того, как его забрал Дональд Бадж. Оно было в жалком состоянии, но примите во внимание долгие и сложные роды. Все повреждения тела возникли по естественным причинам.

– Я руководствуюсь тем, что говорят.

– Ради бога, не позволяйте говорить такие вещи в присутствии матери мертвого ребенка.

– Я слышал, что она сильно переживает, – уступил констебль. – То же было и с моей сестрой, но она как-то это пережила. Никогда не слышал, чтобы она об этом говорила.

Констебль обошел кровать и, взглядом спросив у меня разрешения, присел, упершись руками в колени, и обратился к Петри, как к ребенку или к слабоумному.

– Все нормально, Джон? – сказал констебль. – Вскоре уж на ногах будешь, а?

Сняли кожу? Слыханное ли дело? Сплетни пошли, должно быть, от Дональда Баджа и с каждым пересказом становились все гротескней. Судя по истории болезни, у Баджа было четверо своих детей. Вся его семья принимала активное участие в любительских театральных постановках и в церковном хоре. Трудно было ожидать от человека, занимающего такое положение, распространения таких сплетен.

На следующий день я вносил записи в истории болезни в городском хирургическом кабинете, когда снаружи послышался шум. Медсестра Керквуд вышла узнать, в чем дело, и через минуту вернулась с запыхавшимся мальчиком лет девяти.

– Это Роберт Флет, – сказала она. – Он прибежал сказать, что с его матерью произошел несчастный случай.

– Какого рода несчастный случай?

Мой прямой вопрос напугал мальчика, и он молчал, но Рози Керквуд ответила за него:

– Он говорит, что она упала.

Я посмотрел на Рози:

– Дорогу знаете?

– Конечно.

Мы все вместе поехали на «Райли» в западную часть острова. Медсестра Керквуд сидела рядом со мной, Роберта я посадил в открытый багажник с собакой, где, к радости мальчика, они вполне поместились.

С высочайшей точки пустоши медсестра Керквуд заметила на тропинке вдалеке от дороги идущую фигуру.

– Это Томас Таллок? Что он может там делать? – Но я не мог отвлечься от дороги и не посмотрел.

Адам Флет происходил из наиболее преуспевающей семьи островных арендаторов. У него было два брата. Помимо разведения овец на арендованной земле они регулярно получали от правительства деньги за выполнение работ по контракту. Поскольку владение землей на правах аренды защищалось законом, Адам выстроил на ней двухэтажный дом под сланцевой крышей и провел к нему приличную дорогу. Нам удалось подъехать почти к самой двери. Я затормозил, овцы бросились врассыпную. Из дома выскочил мальчишка и вместе с другими детьми, размахивая палкой, стал собирать овец.

Несколько недель назад Джин Флет родила седьмого ребенка. Роды прошли легко, но новость об ее падении меня озадачила. Старшая девочка лет двенадцати впустила нас в дом. Я оглянулся и увидел, как Адам Флет смотрит на нас с дальнего конца двора.

Джин Флет лежала на сильно потертом диване и, когда мы вошли в комнату, попыталась подняться. Было видно, что она нас не ожидала. Несмотря на большую семью, ей было лишь немного за тридцать.

– Миссис Флет? – сказал я, а медсестра Керквуд бросилась мимо меня, чтобы поддержать пациентку и помочь ей снова лечь на диван.

– Это доктор Спенс, – объяснила медсестра Керквуд.

– Я же говорила Марион, – возмутилась Джин Флет. – Я же не велела посылать за вами.

– Ну, раз уж я здесь, – сказал я, – давайте сделаем так, чтобы моя поездка не оказалась напрасной. Не могли бы вы сказать мне, что произошло?

Она, не глядя на меня, пренебрежительно махнула рукой:

– Упала я, вот и все.

– Где болит?

– Просто дышать трудно, задыхаюсь.

Я проверил пульс и попросил указать, где болит. Она поморщилась раз, когда я пальпировал живот, и другой, когда шею.

– Эти синяки были до падения?

– Для меня это было потрясением. Я не помню.

Боль в животе при пальпации, повышенная частота сердечных сокращений, боль в левом боку и синяки, появившиеся, как выяснилось, несколько дней назад.

Мы с медсестрой Керквуд переглянулись. Представлялось вполне вероятным, что недавно родившую женщину приперли к стене и били кулаками.

– Придется дня на два-три положить вас в больницу.

– Нет! – сказала она. – Просто заболело. Пройдет.

– У вас кровоизлияние в селезенке, миссис Флет. Не думаю, что разрыв, но надо проверить. В противном случае потребуется срочная операция.

– Ой, нет.

– Надо понаблюдать вас. Медсестра Керквуд, не поможете миссис Флет собраться?

Я вышел из дому. Адам Флет подошел ближе к дому, но держался от меня на расстоянии.

– У нее сильные ушибы, – сказал я. – Это, должно быть, от падения.

– Она говорит «ничего», – сказал он, стараясь убедить себя, что это именно так. Но он видел ее боль и, по-моему, был напуган.

– От ушибов внутренних органов она могла умереть. Я серьезно, мистер Флет. Я пришлю за ней машину «Скорой помощи». – Я думал, что медсестра Керквуд все еще в доме, поэтому не ожидал услышать ее голос рядом с собой.

– Где младенец, мистер Флет? – спросила она.

– Спит, – ответил он.

– Где? Я хочу посмотреть.

– Не ваше дело. И никому другому до него дела нет.

Негодование медсестры Керквуд росло, но и Флет держался все более вызывающе.

– Что вы с ним сделали? – настаивала она. – Весь остров знает, что это не ваш ребенок. Вы избавились от него? Ваша ссора с женой с этим связана? Поэтому вы ее побили? – Четверо детей Флета стояли, наблюдая за нами издалека.

– Братья Флет заслужили себе тут плохую репутацию, доктор, – сказала медсестра Керквуд, понижая голос, чтобы дети не слышали. – Это уже не первый раз чужого ребенка заносят в хлев и топят в ведре.

Адам бросился к ней, и мне пришлось встать между ними.

– Прекратите! – сказал я. Он стряхнул с себя мои руки, но и сам попятился и стал ходить, как обиженный боксер, чей противник стоит позади судьи. Между тем медсестра Керквуд не обнаруживала никаких признаков испуга.

– Ну, что? – сказала она.

– Вы неправильно поняли, – сказал он. – Вы ничего не знаете.

– Я не уеду, пока вы не докажете, что с ребенком все благополучно.

– Постойте, – сказал я. Меня вдруг осенило, и я, как мне показалось, понял, что случилось. – Он отдал ребенка Томасу Таллоку в обмен на овец Джона Петри. Я узнаю метки. Я сам видел, как он метил овец. – Я посмотрел на Флета: – Так?

Флет некоторое время помолчал.

– Так это овцы Петри? – спросил он наконец.

– Наверно, Томас их пригнал, – сказал я. – Медсестра Керквуд видела, как он шел домой по пустоши. Ребенок у него?

Флет только пожал плечами.

– Мне не важно, правдивы ли слухи, – сказал я. – Ребенка у матери забирать нельзя. Мне придется доложить об этом.

– Делайте, что хотите, – сказал Флет. – Это была ее идея. – С этими словами он ушел.

Я не мог посадить Джин Флет в «Райли», но и не хотел оставлять ее одну до приезда машины «Скорой помощи».

– Я подожду здесь, – сказала медсестра Керквуд. – Ничего здесь со мною не сделается.

На шоссе, выстроенном военными, я остановился у телефонной будки на перекрестке дорог, шедших по пустоши, и вызвал «Скорую». По дороге к больнице она попалась мне навстречу.

Приехав, я сделал необходимые распоряжения для приема миссис Флет. Меня беспокоили полученные ею повреждения, а не ее личная жизнь. Одному богу известно, как жена арендатора, имеющая шестерых детей, нашла время, возможность и энергию для страсти, какой бы непродолжительной она ни была. Оставляю исследование этого вопроса вашим Г. Э. Бейтсам и Д. Г. Лоуренсам[3], наделенным бо́льшим талантом, чем мой. Вообще говоря, ее здоровье, как и здоровье других островитянок, казалось крепким. Но селезенке после кровоизлияний, чтобы вернуться к нормальному состоянию, нужен покой, кроме того, другие последствия побоев могли проявиться через день-другой.