ПКУ. «Предрасположенность на клеточном уровне»[18]. Заковыристое выражение из медицинского жаргона, не имеющее никакого отношения к цитологии[19], – таким завуалированным образом медики расписываются в собственной несостоятельности, объясняя проблемы безнадежного пациента какими-то неисправимыми особенностями его организма. Про загадочную «предрасположенность на клеточном уровне» можно услышать даже тогда, когда упорно не желает срастаться банальный перелом руки или ноги. Типа тот случай, когда медицина бессильна.

Постоянно подыгрывать Тоулу мне уже порядком надоело, но у меня было чувство, что это просто некий ритуал, что если я соберу свою волю в кулак и позволю ему с улыбочками смешать меня с дерьмом, то не исключено, что в итоге я все-таки получу то, за чем пришел.

– Но при подобных генах и таком окружении ребенку никогда не добиться даже такой малости – без помощи со стороны. И вот тут-то и наступает черед стимулирующих препаратов. Эти таблетки позволяют ей достаточно долго сидеть на одном месте и достаточно долго уделять чему-то внимание, чтобы хоть что-то выучить. Они контролируют ее поведение до той степени, когда она перестает проявлять враждебность к окружающим.

– У меня создалось впечатление, что мать использует этот препарат не по назначению – дает ей дополнительную таблетку в те дни, когда ожидается большой наплыв посетителей.

– Надо будет проверить. – Похоже, что сказанное его ничуть не озаботило. – Не следует забывать, Алекс, что этот ребенок существует не в вакууме. Имеется и социальная составляющая. Если ей и ее матери негде будет жить, это не сильно-то поспособствует излечению, так ведь?

Я слушал, не сомневаясь, что последует и продолжение. И впрямь:

– А теперь вы можете спросить: а как же психотерапия? Как насчет коррекции поведения? Мой ответ таков: да о какой коррекции можно в такой ситуации говорить? Нет абсолютно никаких оснований полагать, что данная конкретная мать обладает достаточным потенциалом адекватной самооценки для осознания собственной психодинамики и оперативного изменения мотивов собственного поведения, чтобы успешно извлечь пользу от подобной психотерапии. У нее полностью отсутствует способность даже просто следовать стабильной системе правил и положений, необходимых для модификации поведения. Все, на что она способна, – это просто не забыть три раза в день дать ребенку таблетки. Таблетки, которые достаточно эффективно действуют. И могу откровенно вам сказать: я не испытываю и капли вины за то, что их прописал, потому что уверен – для ребенка это единственная надежда.

Блестящий финальный аккорд. Несомненно, что на ежегодном благотворительном банкете в Западном педиатрическом он сорвал бы бурные аплодисменты среди присутствующих там дам. Но на самом деле все это чушь собачья. Псевдонаучная тарабарщина, изрядно замешанная на снисходительном фашизме. Сделаем «недочеловеку» укольчик, и он вмиг станет добропорядочным гражданином!

По ходу этой речи Тоул малость завелся. Но теперь был опять безупречно спокоен и собран, столь же обаятелен и столь же уверенно держал себя в руках.

– Что, не убедил? – улыбнулся он.

– Дело не в этом. Вы подняли ряд интересных положений. Мне надо их как следует осмыслить.

– Осмыслить – это всегда полезно. – Тоул потер руки. – А теперь, возвращаясь к тому, за чем вы пришли… и, пожалуйста, простите мне эту маленькую диатрибу[20]. Вы действительно считаете, что снятие этого ребенка со стимуляторов сделает ее более восприимчивой к гипнозу?

– Да, считаю.

– Даже несмотря на то, что ее способность к сосредоточению ухудшится?

– Даже несмотря на это. У меня есть способы гипнотической индукции, рассчитанные специально для детей с короткой продолжительностью концентрации внимания.

Белоснежные брови полезли вверх.

– Надо же!.. Надо мне будет как-нибудь поинтересоваться. Знаете, я и сам одно время баловался гипнозом. В армии, в целях снятия болевых ощущений. Немножко в курсе, что там и как.

– Могу прислать вам несколько последних публикаций.

– Буду очень благодарен, Алекс. – Он поднялся, давая понять, что мое время вышло. – Был рад познакомиться.

Очередное рукопожатие.

– Я тоже, Уилл.

Меня от всего этого уже начинало тошнить.

Незаданный вопрос повис в воздухе. Тоул перехватил его на лету.

– Я сообщу вам, что собираюсь предпринять, – сказал он, едва заметно улыбаясь.

– Да?

– Я хочу хорошенько все обдумать.

– Понимаю.

– Да, сначала я все хорошенько обдумаю. Позвоните мне через пару деньков.

– Обязательно, Уилл.

Да чтоб у тебя за ночь все волосы и зубы выпали, лицемерная ты сволочь!

Когда я шел обратно, Эдна сверлила меня недобрым взглядом, а Сэнди приветливо улыбнулась. Не обращая на обеих внимания, я спас Майло от троицы сопляков, которые уже лазали по нему, словно по горке на детской площадке. Продравшись сквозь кипящую банду буйных малолеток и их мамаш, мы укрылись в безопасной тиши автомобиля.

Пока мы ехали обратно ко мне, я пересказал Майло свой разговор с Тоулом.

– Демонстрация силы. – Лоб его собрался в складки, на скулах заиграли желваки.

– Это и что-то еще, чего я так до конца и не пойму. Странный мужик. Общается очень вежливо, чуть ли не подобострастно – а потом ты вдруг понимаешь, что он гнет какую-то свою хитрую линию.

– Зачем он тащил тебя в такую даль для чего-то вроде этого?

– Не знаю. – Действительно, непонятно, почему в такой напряженный день Тоул выкроил время для неспешной лекции. Весь наш разговор вполне уложился бы в пятиминутный телефонный звонок. – Может, это для него развлечение – натянуть нос другому профессионалу.

– И на фига такие развлекухи занятому человеку?

– Угу, но «эго» на первом месте. Я уже встречал людей вроде Тоула, которых хлебом не корми, а дай покомандовать, почувствовать себя боссом. Куча таких типов заканчивают тем, что возглавляют всякие департаменты, становятся деканами и председателями комитетов.

– А также капитанами, инспекторами и начальниками полиции.

– Точно…

– Будешь звонить ему, как он предложил? – В голосе у него проскальзывали откровенно пораженческие нотки.

– Конечно. Попытка не пытка.

Майло опять забрался в свой «Фиат», и через несколько секунд молитв и пинков по педали газа тот наконец завелся. Высунувшись из окна, Стёрджис утомленно посмотрел на меня.

– Спасибо, Алекс. Поеду-ка домой и завалюсь в койку. Достала меня уже эта бессонная рутина…

– А не хочешь вздремнуть здесь, а уже потом ехать?

– Не, спасибо. Нормально доеду, если эта рухлядь пожелает. – Он похлопал по мятой двери. – Все равно спасибо.

– А я продолжу с Мелоди.

– Супер. Завтра позвоню.

Майло успел тронуться с места, прежде чем я его окликнул. Он сдал назад.

– Ну, чего еще?

– Наверняка это неважно, но я подумал, что стоит об этом упомянуть. Медсестра Тоула сказала мне, что отец Мелоди сидел в тюрьме.

Детектив кивнул, как сомнамбула.

– Как и еще половина страны. Вот потому-то экономике у нас и швах. Спасибо.

После этого он укатил.

Было пятнадцать минут седьмого, и уже почти стемнело. Я улегся в кровать – подумал, вздремну пару минут; а когда проснулся, уже перевалило за девять. Я встал, умылся и позвонил Робин. Никто не ответил.

Быстро побрился, накинул ветровку и скатался до «Хакаты», что в Санта-Монике. Где-то с час пил саке и ел суши и обменивался шуточками с шеф-поваром, у которого, как оказалось, имелась магистерская степень по психологии, полученная в Токийском университете.

Вернулся домой, разделся догола, залез в джакузи, стараясь выбросить из головы все мысли про Мортона Хэндлера, Мелоди Куинн и Л.У. Тоула, доктора медицины. Прибегнул к самогипнозу, воображая, как мы с Робин занимаемся любовью на вершине горы в джунглях. Охваченный желанием, вылез из ванны и позвонил ей еще раз. После десяти гудков она ответила, что-то полусонно пробормотав в трубку.