Трость касается ее предплечья, паха, шеи. Это финал: три изящных пореза.

Первый лишит клинка.

Второй – способности сопротивляться.

Третий – жизни.

Леди Сунь подзывает внука, и Дариус отдает трость.

– Ты учишься быстрее, чем тебя обучают.

– В «Горниле» я усвоил основы ножевого боя с Денни Маккензи.

– Денни Маккензи, да, прекрасный рубака. Подлый и благородный. Интересно, как он переносит изгнание.

Фамильяры объявляют о прибытии Аманды Сунь. Она в вестибюле. Дариус начинает прощаться.

– Останься, – возражает леди Сунь. – Есть и другие способы борьбы.

Гнев Аманды Сунь виден по ее расправленным плечам, напряженному животу и рукам. «Я читаю тебя как детскую книжку, – думает леди Сунь. – Неудивительно, что Лукас Корта тебя превзошел».

– Твой сын в Тве, – наконец говорит Вдова из Шеклтона.

– Он по-прежнему под защитой Асамоа.

– А ты по-прежнему здесь, – говорит леди Сунь. На краю ее поля зрения – все еще широкого и острого – топчется Дариус. – Пока мы разговариваем, Лукас Корта едет в Тве. Он собирается забрать сына обратно в Меридиан. Нам нужен рычаг воздействия на Орла Луны. Вся Видимая сторона из кожи вон лезет, чтобы заполучить какого-нибудь Корту. Ценного Корту.

– Я отправлюсь немедленно.

– Для этого слишком поздно. Тамсин подготовила от твоего имени иск о родительской опеке над Лукасинью Кортой.

Дариус склоняется вперед, напрягая мышцы и сухожилия, затаив дыхание; его новорожденные боевые инстинкты пробудились.

– Ты должна подать иск в Суд Клавия. Будешь лично вести дело. А значит, неизбежно пересечешься с Лукасом Кортой.

– Ты мерзкий иссохший мешок желчи… – начинает Аманда.

– Какая мать не пожертвовала бы собой ради ребенка?

– Я член совета директоров и имею право на то, чтобы со мной консультировались.

– Материнство – не вопрос прав. Это вопрос ответственности, – говорит леди Сунь. – Тебя ждет автомотриса.

Вдова из Шеклтона складывает руки. Аманда Сунь, совладав с эмоциями, поворачивается и быстрым шагом покидает апартаменты.

– Она мне солгала, – говорит старуха Дариусу. – Сказала, что убила Лукаса Корту, когда «Корта Элиу» пала. Понимаешь, Дариус, люди говорят: бизнес есть бизнес, ничего личного. Великая ложь. Все – личное.

Тве атакует соблазнами все чувства Алексии. Здесь есть цвета, формы, тени и движения, с которыми она ни разу не сталкивалась в Меридиане. Дюжина мелодий, сотня голосов – дети! птицы! – тысяча разновидностей шума, гама и суеты: грохот и плеск водопровода, завывание – то порознь, то в унисон – теплых влажных ветров в вентиляционных каналах, раздраженный визг электрических двигателей… А это что? Двое детей на скейтборде? Тве смазывает кожу Алексии пятьюдесятью мускусами и феромонами: ее язык ощущает одновременно кислоту и сладость, нечто пикантное и соленое; в каждой клеточке тела – тепло, и давление здесь выше, а еще влажность, и… Неужели гравитация слегка не в порядке? Меридиан – великолепная панорама переплетающихся каньонов: утесы там грандиознее, чем можно представить, любая обширная перспектива сходится в далекой сияющей точке, но это все камень, мертвый камень. Тве – корень жизни, чьи отростки сплетаются, впиваются, прорываются глубоко в холодное сердце Луны, чтобы найти жизненно важные вещества, которые позволят умножить себя.

Моту скользят сквозь толпу людей, скопившуюся у станции. Лукас, Алексия и Нельсон Медейрос, начальник службы безопасности Орла, окружены группой эскольт. Алексия хватается за ручку, едва не потеряв равновесие от внезапного ускорения. Она тихонько вскрикивает, когда моту на большой скорости въезжает в неосвещенный туннель. Изгибы, повороты, наклоны смещают ее центр тяжести туда-сюда. В какой-то момент желудок камнем падает вниз. Потом все вокруг заливает яркий свет цвета обожженной солнцем кожи, и что-то хватает моту, поднимает его так быстро, что Железная Рука теряет дар речи. Они на платформе лифта едут вверх по стене огромной шахты, а мимо один за другим проносятся ярусы растений. В Барре каждый балкон и крыша представляли собой городскую ферму – она придумывала системы капельного орошения для всего – от салатов до особых разновидностей коки, – но масштаб этой гидропонной трубы сам по себе вызывает трепет. Тут – картофель, там – ямс. А это, выходит, бобы – со стручками размером с предплечье? Моту поднимается через лес кукурузы: изящные листья похожи на копья, стволы совсем как у деревьев. Растения становятся высокими при лунной силе тяжести и в теплой, яркой, богатой на питательные вещества экологии Тве.

– Это как в парке аттракционов! – кричит Алексия, перекрывая шум воздуха, шелест листвы и голоса невидимых птиц.

– Корта и Асамоа всегда друг друга понимали, – говорит Лукас. – Маккензи, Суни и Воронцовы привезли свое богатство с Земли. А мы, Корта и Асамоа, прибыли с пустыми руками и использовали то, что обнаружили. Итак, давай повторим еще раз. Омахене – это…

– Генеральный директор АКА. Меняется по принципу ротации каждые два года.

– В настоящее время?

– Пост занимает Лусика Асамоа.

– Кто она?

– Мать Луны Корты. Была второй женой Рафы Корты.

– Не второй женой. Это подразумевает серийную моногамию. И слово «око» не имеет гендера. Кеджи-око. Параллельная супруга. Ее связь с Лукасинью?

– Он спас какого-то… парня?

– Коджо Асамоа. Во время Лунной гонки.

– Да, я об этом читала. Просто безумие какое-то.

– Вид развлечения, которое я рекомендую самым пресыщенным. Продолжай.

– Коджо Асамоа приходится Лусике Асамоа… племянником? Так или иначе, Лукасинью заслужил право на защиту и воспользовался им, когда сбежал от Денни Маккензи у алтаря. Должна заметить, от ваших брачных обычаев у меня в мозгу искрит.

Нельсон Медейрос, как понимает Алексия, еле сдерживает смех.

– Амории, кольцевые браки, полигамии с любым количеством участников, моногамии любой формы и продолжительности, групповые браки, линейные браки, ходячие браки, браки с призраками [6], браки с самим собой… Моя сестра могла бы тебе все объяснить, – говорит Лукас. – Но принцип везде одинаковый. Любовь – это переговоры. Каждый день, каждую секунду. Любовь похожа на дитя. Ее надо направлять, лелеять, взращивать. Наша система соглашений, контрактов и никахов кажется неромантичной. Я считаю, это хорошо. Романтика – глупость, болезнь. Любовь живая. Любовь выживает. У нашей системы нет времени на романтику, но она предоставляет целые миры для любви, позволяя ей расти. Мой никах с Амандой Сунь был хорошо спроектирован. Мы оба радовались, что в нем нет обязательств по части секса или интима. Любовь контрактом не предусматривалась. Но он позволял нам искать ее где-то еще.

– Аманда Сунь, которая пыталась лишить тебя воздуха на терминале БАЛТРАНа в Море Изобилия, – напоминает Алексия. – Ну и кто сейчас ударился в романтику?

– Она потерпела поражение, – возражает Лукас. – А нас учили, что Суни отличаются скрупулезным подходом.

– Их совет директоров показался мне достаточно скрупулезным, – замечает Алексия. «Тайян» был первым из Драконов, кто засвидетельствовал свое почтение новому Орлу в Гнезде Меридиана. Там Алексия, нарушив этикет, нанесла обиду леди Сунь – она знала, что за это придется расплатиться. – Думаю, старая леди уже придумала дюжину способов меня убить.

– Леди Сунь – достойный противник, – говорит Лукас. – Молись, чтобы пережить ее. И даже тогда будь осторожна. Суни играют с дальним прицелом.

Алексия ерзает на сиденье, воображая ножи, иглы и насекомых-убийц, которые их окружают.

– На что похож открытый вакуум?

Противоположность клаустрофобных ночных кошмаров Алексии, в которых ее запихивают в каменную трубу, такую узкую, что она не может пошевелить ни руками, ни пальцами; сны о том, как она внезапно просыпается обнаженной на поверхности и воздух с беззвучным криком покидает легкие, а между ее кожей и краем видимой Вселенной нет ничего.