– Там небезопасно, амига. Там зараза.

– Чего? – изумленно переспрашивает Алексия, а потом еще один заббалин – по-лунному высокий юноша в таком же разбойничьем наряде – появляется в дверях, ведущих на ее балкон, катя перед собой тележку с электродвигателем. Его фамильяр – череп, утыканный длинными шипами.

– Теперь все чисто.

– Какого хрена вы делали в моей квартире… – начинает Алексия и внезапно видит, что лежит в тележке. Птички, сотни птичек, жестких и твердых как пули. С ярким зелено-золотым оперением, с красными пятнышками.

– Вы убили попугаев! – кричит Алексия.

Отряд из четверых заббалинов искренне не понимает, в чем проблема.

– Таковы правила, сеньора, – говорит парень с тележкой.

– Неконтролируемое присвоение ресурсов, – уточняет заббалинка с дредами.

– На нас давили, велели с этим делом покончить, – признается третий, очень темнокожий, неопределенного пола, с искусственными шрамами вдоль рук и под глазами. Его фамильяр – пламенеющий череп.

Наверное, заббалины просто любят черепа.

– Пожалуйста, отойдите, – просит четвертый заббалин – средних лет, с выбеленными радиацией проплешинами в рыжей шевелюре и черными пятнами свежих меланом посреди россыпи веснушек. Он открывает титановый контейнер. Комнату окутывает туман, который затем сгущается. Дымок клубится над его головой и вливается в контейнер. – У нас у всех есть иммунные коды, но время от времени происходит программный сбой. Убить не убьет, но зашибись как больно. – Он закрывает крышку над бурлящей и шипящей черной жидкостью. Это не дым. Это боты. Заббалины выследили попугаев с помощью тысячи дронов-охотников размером с мошек.

– Счастливого вам дня, сеньора, – говорит девушка с дредами. Заббалины весело уходят по улице.

– Птички! – кричит Алексия, оставшись в одиночестве в своей квартирке. – Птички!

Она находит в холодильнике подпорченные фрукты и выставляет на балкон. Сидит и пьет чай, не сводя глаз с переспелой гуавы. Но среди контрфорсов не мелькает яркий цвет, краем глаза она не замечает трепыхания крыльев, и в воздухе не слышен щебет.

– Ублюдки, – говорит Алексия Корта.

Кое-что Алексия заимствует у заббалинов: их стиль. Принтер выплевывает новые вещи в лоток. Как здорово скинуть с себя все эти вычурные и тесные шмотки в стиле 1940-х, которые она вынуждена носить, будучи Железной Рукой. Шорты, ботинки, майка, не слишком облегающая. Такое она носила дома, когда была Королевой Труб.

А еще это прекрасная маскировка.

«УЛА выпустила рекомендацию не подниматься выше семидесятого уровня», – говорит Манинью, пока Алексия ждет, когда все пассажиры выйдут из лифта. На нее косятся, когда она входит в кабину. Стиль заббалинов. Сегодня таращатся – завтра сами начнут так одеваться.

Поди разбери, как рождается мода.

«Там не все в порядке с безопасностью».

Сорок второй уровень. Пассажиры выходят, заходит поменьше народа. Двери закрываются.

«В последнее время ситуация в Байрру-Алту ухудшилась. Участились случаи воровства воды и трафика, а также взломы общественных принтеров».

Алексия не знает, что случилось с задыхающимся человеком, который в этом самом лифте умолял ее о воздухе, но он приходит к ней во сне: тянет руку, и ее зажимает дверьми, что-то говорит на последнем дыхании, но она не может разобрать ни слова.

«Прости, я новенькая и не знаю, как это делается», – сказала она.

«Не стоишь даже воздуха, которым мы дышим», – прохрипел он.

Она не поняла, что он имел в виду. Теперь ей предстоит это выяснить.

Шестьдесят пятый уровень.

«Алексия, настоятельно рекомендую этого не делать, – говорит Манинью. – Я могу нанять частную охрану».

Выше шестьдесят восьмого уровня она остается единственной пассажиркой.

Семьдесят пятый. Под ногами звякает сетчатый настил. Привлеченная этим звуком, она смотрит вниз. Алексия выросла на крышах, балконах и строительных платформах, но от вида пропасти под подошвами ботинок захватывает дух. От силовых кабелей до следующего перекрытия – добрых полкилометра. Она вскидывает руку, чтобы не упасть. Держаться не за что.

Не смотреть вниз. Ни в коем случае не смотреть вниз.

Алексия добирается до лестницы, вьющейся спиралью вокруг журчащего магистрального водопровода; положив ладони на трубу, она слышит знакомую песнь движущейся жидкости, а потом поднимается на три пролета к маленькой наблюдательной вышке.

И смотрит наружу.

У нее даже не перехватывает дыхание, лишь вылетает вздох чистейшего потрясения.

Она видит Меридиан таким, каким ни разу не видела. Хаб – колоссальный цилиндр, пересеченный во всех направлениях мостами, мостиками и канатными дорогами. Кабины лифтов бегают вверх-вниз по изогнутым стенам этого цилиндра; «лунная петля» превосходит всех. Алексия наблюдает, как светящаяся пассажирская капсула поднимается от станции нижнего уровня к шлюзу. За первым воздушным шлюзом – двести метров защитной скалы и второй шлюз, ведущий к пусковой башне Меридиана. Она глубоко под поверхностью Луны.

От того места, где находится бразильянка, исходят три главных проспекта: каждый – ось одной из квадр Меридиана. Алексии они кажутся не бульварами, но каньонами, глубже любых на Земле. Куда ни кинь взгляд, пространство заполнено огнями и туманом из-за пыли. Проспект Кондаковой простирается впереди, а вдали виднеются еще четыре проспекта квадры Ориона, которые начинаются от ее собственного центра. Деревья, растущие вдоль этих огромных улиц, выше любых тропических исполинов, какие ей случалось видеть, но с такой высоты они напоминают пыльцевые зерна. Справа квадра Антареса погружается во тьму, далеко слева в квадре Водолея занимается заря. У Алексии впервые появляется возможность оценить устройство Меридиана целиком: три пятиконечные звезды, соединенные в центре. Меридиан – край каньонов, одно из чудес Солнечной системы.

Так близко к вершине мира иллюзия небосвода разрушается. С нижнего уровня, со своего балкона, даже с высоты офиса УЛА Алексия может поверить, что находится под настоящим небом, иногда ясным, иногда – затянутым облаками. Она слыхала, что здесь время от времени идет дождь, чтобы очистить воздух от пыли. Хотелось бы ей на это поглядеть. Это был бы подвиг гидротехники. Со своего наблюдательного поста она видит зазоры между панелями, текстуру «световых клеток», которые проецируют иллюзию небес. Да, у мира в самом деле есть крыша.

Подняв голову и прикрыв глаза рукой, Алексия видит трущобы. Кубики из пенопластовых панелей, пристроенные к воздуховоду. Палатки – брезент и украденный упаковочный материал провисают на растяжках из кабелей. Павильоны из пластиковых поддонов кропотливо втиснуты в зазоры между промышленными постройками. Биваки, шалаши, лачуги. Чем дольше Алексия смотрит, тем сильнее ей открывается Байрру-Алту: каждая щель и каждый уголок высокого города заполнены импровизированными жилищами. Ей приходят в голову мысли о насекомых и колибри, которые вьют гнезда на окраинах людского мира.

Она думает про фавелы старого Рио. Сидаде-ди-Деус, Мангейра, Комплексо-до-Алеман, Большая Росинья. Решение первичной потребности человека в убежище.

Теперь в Рио повсюду фавелы.

Когда Алексия видит Меридиан целиком, она понимает – это нечто гораздо большее, чем пространство, которое он занимает. Улицы и жилые кварталы уходят в глубь скалы, городская инфраструктура вгрызается еще дальше: трубопроводы и служебные переходы, туннели и каналы, кабельные трассы и вспомогательные системы кроются в каменной тьме. Удаленные электростанции, поверхностные солнечные и коммуникационные решетки, провода – словно корни, которые тянутся на сотни километров. Она видит истинный облик Меридиана: он машина. Машина, которая живет, а люди суетятся в промежутках между ее компонентами.

Она поднимается выше. Два уровня вверх – и каждая труба, опора и балка оказываются увешаны чем-то вроде серебристой паутины. Алексия касается одной – и чувствует влагу. Пластиковая сеть блестит от росы.