Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

А до Кишинева был Измаил, куда мы плыли ночью на палубе парохода, как помнится, "Белинский". Помню гитару на корме — шестидесятые ж годы. Помню звездное небо над нами. Про нравственный закон внутри как-то не отложилось, но были мы молоды, веселы, любили всех вокруг, а друг друга в особенности — так какой еще нравственности? Была Килия, где мы впервые увидели через реку зарубеж, ничего особенного, низкий и, наверное, болотистый берег, а, впрочем, чего ждать от Румынии? Следующую заграницу я увидел осенью также через речку в стереотрубу из Благовещенского укрепрайона. Тоже ничего такого, домики, лес, котельная с жутко высокой трубой, портрет Председателя Мао высотой метров десять.

Было еще Вилково, "Дунайская Венеция", местная девчонка на базаре рассказывала нам, как готовят вилковский деликатес, "морожено-соленую" селедку. А мы с тобой, Симой и Татьяной ели здоровенных яркокрасных раков и дивный каймак, пили красное крестьянское вино и гадали — вернемся ли когда-нибудь сюда? Не вернемся. Ночью из Кишинева поезд на Одессу, уже под утро по вагону ходил проводник и кричал истошным голосом: "Бендери! Бендери!", со сна было совершенно непонятно, что это — имя самостийного атамана, профессия или название города? Так и остался в стороне, теперь уж, конечно, навсегда, Белгород-Днестровский. Туда мы так и не попали, хоть и стремились. Так он и сохранился в сознании неоткрывшейся сказкой — белым городом Аккерманом над тихой лиманной водой.

Одесса. Как-то и не верилось, что этот город существует взаправду, с обкомом, вытрезвителем, теплосетями. Казалось, что — вместе с Зурбаганом, Читта дель Соле и Глуповым он живет только на страницах много раз читанных книг. Оказалось — взаправду. Когда мы с тобой в начале августа вышли из поезда на Одесском вокзале, то знали, что Семен живет на даче, на одной из станций Большого Фонтана, знали даже номер дома, только улицу помнили смутно — не то Леваневского, не то, наоборот, Ляпидевского. Номер трамвая тоже как-то стерся. А на остановке на вопрос: "Как проехать на Десятую Станцию Фонтана?" — тетка в босоножках ответила нам вопросом: "А зачем вы туда едете?". Мы поняли, что книжки, анекдоты и наш друг Сима нас не обманывали. Все именно так. Нам понравился город, особенно центр, его белые c желтым особняки итальянских и греческих коммерсантов, забавный народ, строго соблюдающий в повседневной жизни требования легенды, говорящий с тем самым подчеркнутым акцентом из довоенного кинофильма и добросовестно размахивающий при разговоре руками, особенно, если видят иногородние.

Но мы там все-таки не остались, не хотелось большого города. После возвращения из Бессарабии мы оставили Симу с его преферансом на 10-ой Станции и уехали в Очаков. Вот это таки была черноморская глушь тогда, в 68-м! Помнишь старуху-украинку, рыбачку и вдову рыбака, которая сдала нам комнату с топчаном в своей старой беленой хате на обрыве над самым берегом? Эта была совершенно натуральная. Коричневые морщины, вековые мозоли, седые усики и вечерние рассказы про старинную жизнь, про то, как ловилась на переметы рыба, как отвозили ее евреям, а те уж возили в Одессу или солили на месте в бочках. Мы еще посмеялись с тобой потом, подумав, что евреи, когда подались в науки и искусства, подвели прочие народы, оставив их напрочь без торговых работников. Берег в те годы был совершенно пуст, казалось, а, может, и вправду было так, что эти поросшие полынью и колючкой обрывы, стометровой ширины песчаные пляжи, усеянные половинками раковин, и пахучая кайма водорослей, вынесенных последним штормиком, так и тянутся, не прерываясь, от Одессы до Очакова только для нас двоих.

На самом деле — уже для троих. В следующий раз мы увидели этот пляж вместе с нашим подростком-сыном. Нам казалось, что прошла целая жизнь. Теперь-то мы знаем, что совсем не целая, меньше четверти. Производственное объединение "Сибнефтегазпереработка" отправляло нижневартовских старшеклассников в Запорожскую область. В спортивно-трудовой лагерь собирать совхозные фрукты и накачивать организм на долгую зиму солнцем и витаминами. Только северянин, наверное, может оценить как следует эти два южных сокровища — солнце и фрукты. Организация этого дела была, конечно, как всегда, но особенных жалоб не было даже от нашего критикана-сыночка. Единственно, это он корил местных хохлов за нерыночность: "Я ему говорю — Что ж Вы, дядя, стакан по пятьдесят копиек продаете? Вот и не берут. Вы подставьте к дереву лесенку, наберите побольше черешни, пока ее дрозды не склевали. Продавайте по тридцать — с руками оторвут! — А он мне — Ни. Ей цена пятьдесят. — Так всё дроздам и досталось!"

Лагерь был совсем рядом с областным центром, Запорожьем, Александровском некогда, где мой дед после окончания гимназии служил казенным раввином и читал Бебеля и Плеханова. Георгия Валентиновича он однажды даже увидал вживую, когда, бросив раввинство, подался учиться на доктора в Базельском университете. В Александровск дед, конечно, уже не вернулся. Для лиц с высшим образованием черты оседлости не было и он поселился в казачьем Армавире, где вошел в круг избранных преферансистов вместе со станичным атаманом, отставным генералом Гулькевичем и директором гимназии. Но я тогда об этом запорожском следе нашей семьи как-то и не вспомнил. Мы пообедали в якобы-казачьем ресторане на Хортице (помнишь сонного официанта, которого парень из-за соседнего столика наименовал "лыцарем"?), сели на "Комету" и отправились вниз к Очакову по зеленой от водорослей воде Каховского водохранилища.

Слева остался екатерининский Херсон, который нам с Сашкой запомнился еще по длинному лету семьдесят девятого года. Тогда мы с ним решили, что дальше терпеть его неумение плавать невозможно. Все-таки, уже десять лет. Я взял свой северный отпуск за два года — двенадцать недель. Мы выбрали с ним по карте Скадовск с его мелким заливом, не особенно модными пляжами, рыбой и абрикосами. Добрались туда как раз через Херсон с переправой через Днепр паромом. В первый день сын сделал шаг вперед от берега — и начал тонуть на глубине метр тридцать. Каждый день удлиняли мы с ним дистанцию заплыва от нуля до ста метров и дальше. Когда через месяц пловец проплыл вдоль Джарылгачской косы больше километра, время от времени отдыхая на спинке, мы решили, что для начала хватит. И в этот же день мы увидели в море с внешней стороны косы призрак парусника-барка в полном вооружении. Это, конечно, был "Товарищ", легендарный трофей войны, ныне учебное судно Херсонской мореходки. Мы с Сашей приняли эту живую сказку как указание судьбы, что не надо терять время, и засобирались в Ялту.

В дороге бедного парня укачало, а я еще от большого ума накормил его абрикосами — так что в Перекопе мы чуть не отстали от автобуса. Его продолжало мутить до самого Симферополя, но уж там мы пересели в троллейбус, окна были открыты, степная жара очень скоро сменилась перевальным ветерком — так что наш сынок пришел в себя и смог оценить скалы, горный лес и дальний вид на море из Нижней Кутузовки, где будущему фельдмаршалу в майорском звании выбило глаз мушкетной пулей при отбитии турецкого десанта. Потом Алушта, Гурзуф, арка Никитского ботанического сада и мы спускаемся через экзотическую флору к нижним воротам, чтобы еще через пару километров нас встретили Андрей и Валентина, в прошлом году поменявшие двухкомнатную на улице Дунаевского на четверть дома с садом в Магараче. Незадолго прошел дождик. Листья всевозможных пальм и агав, кусты лавровишни и можжевельника у ограды, травка, а главное, высоко тянущийся к небу склон Яйлы, все это блестело на солнце и было как дивная декорация к сказке, а не то — к фантастической истории a la Александр Грин.

Что ж тут удивительного, если слабогрудый подпольщик из унылой Вятки раз и навсегда влюбился в Крым и в Черное море и всю свою жизнь пытался еще дополнительно подкрасить их чудо простодушными фенечками вроде слов "Зурбаган", "Гель-Гью", "Фрези Грант" и действительно бьющей по воображению идеи алых парусов? Конечно, сделать паруса из магазинного алого шелка можно — ходить под ними нельзя, они разорвутся и улетят даже при слабом ветре. Но вдохновляет. Недаром, все-таки, он стал любимым писателем романтической и сентиментальной Оттепели нашей юности. Летом 64-го, когда я впервые попал в Ялту, то по первости многое видел глазами Грина, особенно в Севастополе и Восточном Крыму. А на следующее лето мы как-то прошли с приятелем пешком от Коктебеля до Старого Крыма, подкрепляясь в пути сухариком по девяносто копеек литр и персиками. Посмотрели могилку писателя, древний армянский собор и вернулись на попутке.

34
{"b":"675901","o":1}