– Боже правый, нет! – воскликнул Гордон, явно пораженный этой мыслью. – Я веду слишком беспорядочный образ жизни, чтобы жениться. Ни одна женщина в здравом уме не захочет взять меня в мужья.

Однако его внешность и обаяние легко могли заставить женщину забыть о здравом смысле.

– А чего желаешь ты? Ты снова обосновался в Англии? Хочешь иметь жену и детей, осуществить мечту англичанина – иметь собственное поместье и стать сквайром?

Он шумно выдохнул, и Калли услышала, что он переворачивается на спину. Она предположила, что Гордон смотрит вверх, в темноту. Наконец он заговорил:

– Когда-то я бы ответил «нет». Я вел беспорядочную жизнь, в чем-то она была пугающей и болезненной, но в чем-то приносила удовлетворение. Я бы не променял свое прошлое на другое, даже те его эпизоды, о которых жалею. Но…

– Но что?

– Мне уже за тридцать, пять лет назад я пережил кое-что, и это заставило меня переосмыслить многое. Я совершил немало такого, чем не горжусь. Делать глупости приемлемо в юности, но потом это становится уже неприличным. С тех пор я стараюсь быть лучше. Помогать другим, если необходимо.

– Что это был за эпизод, который изменил твой взгляд на жизнь?

– Грозившая мне казнь. Я находился на севере Португалии, когда там хозяйничали французы. Для пятерых из нас это закончилось заключением в сыром погребе и смертным приговором. На рассвете нас должны были расстрелять как английских шпионов. Мы пили дрянной бренди и говорили о том, как бы изменили свои жизни, если бы чудом нам удалось выжить.

Он говорил о смертном приговоре так небрежно!

– Ты выжил. И что, воплотил в жизнь свои планы?

– Да. Именно так я занялся своей нынешней работой. Я нахожу варианты для людей, у которых нет средств решить определенные проблемы самостоятельно.

– Звучит как нечто достойное восхищения, – заметила Калли. – Значит, поэтому ты здесь, спасаешь заблудшую вдову по поручению одного очень богатого человека?

Гордон рассмеялся:

– Дело стоящее, и оплата хорошая. Но с тех пор, как достиг почтенного тридцатилетнего возраста, я начал думать, что в жизни должно быть что-то большее. Я просто пока не понял, что именно.

– Брак, семья, особняк? Насколько я помню, ты был наследником своего крестного. Может, этого достаточно, чтобы сделаться сельским джентльменом?

– Думаю, хватило бы. Однако связаться с семейным адвокатом означало бы рисковать встретиться воочию с моим отцом или братьями. Мои контакты с благородным семейством Одли заключались в том, что я время от времени посылал нашему адвокату открытку с каким-нибудь текстом вроде «Вынужден вас огорчить, я все еще жив!»

Калли рассмеялась:

– Тебе нравится раздражать своих родственников!

– В общем, хорошо, что я с ними не вижусь. Если я когда-нибудь сделаюсь сельским сквайром, вряд ли случайно столкнусь с моими знатными родственниками, они же ужасные снобы и стараются избегать низшего сословия. Кстати, люди из низшего сословия интереснее, чем большинство представителей элиты.

– Ты лорд Джордж Гордон Ричард Огастес Одли, третий сын маркиза Кингстона, не очень похож на представителя низшего сословия.

– Мой отец бы с этим не согласился.

– Твой отец безнадежен, но вдруг есть шанс подружиться с братьями? Наверняка хотя бы один или два стоят того, чтобы с ними общаться.

– Не исключено. Может, с младшим, потому что двое старших крайне неприятные типы. Я предпочитаю друзей родственникам, ведь друзей мы сами выбираем.

– Если надумаешь жениться, то с твоим остроумием, привлекательной внешностью, титулом и состоянием, пусть небольшим, тебе будет легко найти жену, которая может стать и любовницей, и другом.

– Подозреваю, что найти подходящую пару – одна из самых трудных задач. От моего титула мало проку, поскольку это формальность. Мне не показалось, что перспектива стать леди Джордж Одли тебя впечатлила.

Калли усмехнулась:

– Я была слишком удивлена, чтобы впечатлиться. Кроме того, мне не нравится имя леди Джордж, так же, как не нравилось называть тебя Джорджем.

– Если повезет, тебе не придется снова выдавать себя за леди Джордж. – Гордон взял ее за руку. – Думаю, мы можем отдохнуть еще часок-другой перед тем, как встретить новый день, который обещает быть весьма напряженным.

Калли зевнула, прикрывая рот ладонью.

– Ты прав. Спи спокойно. И пусть тебе приснится будущая жена, которая станет еще и подругой в твоей счастливой и достойной жизни.

Засыпая, Калли услышала, как Гордон пробормотал:

– Не знаю, Кэткин, возможно ли это. Единственная женщина, на которой я когда-либо готов был жениться, – это ты.

Когда Гордон проснулся, утро уже наступило, хотя по тусклому свету он догадался, что было еще рано. В воздухе чувствовался запах горелого дерева, но пока еще было относительно прохладно. Ночью Калли перекатилась во сне так, что оказалась вплотную к нему, ее голова лежала на его предплечье, мягкие кудри разметались по его боку. В утреннем свете она выглядела намного моложе и была совершенно неотразимой. Несколько рыжих кудрей выбились из пучка. Гордону захотелось склониться над ней, чтобы поцеловать, и ласками вовлечь ее в страстное утреннее соитие. Вот только у него было столько причин сопротивляться этому желанию, что пересчитать их не хватило бы пальцев на руках и на ногах. Начать с того, что они находились в зоне военных действий, кроме того, Калли сейчас не испытывала ни малейшего интереса ни к нему, ни любому другому мужчине. Возможно, позднее, когда Калли будет в безопасности и ее жизнь наладится, она станет более открытой к флирту. Или этого не произойдет никогда. Калли решительно настроена не впускать в свою жизнь мужчин, и Гордон понимал почему. Пока мужчины в ее жизни давали ей мало хорошего.

Мысль о неприятностях Калли пробудила в Гордоне нежность, на которую словно отбрасывали тени прошлое, настоящее и будущее. Прошлое состояло из радостных воспоминаний о веселых играх и долгих разговорах до того момента, когда их силой разлучили и отправили обоих в своего рода ссылки. Настоящее являло собой смесь восторга, опасности и обязанности вывезти Калли в целости и сохранности из этого проклятого города и воссоединить с детьми. Будущее было загадкой, кроме одного пункта: Гордон точно знал, что оно должно включать в себя Калли. Пока он не представлял, что это значит для него, но это было неважно. Когда время придет, он в этом разберется. А на сегодняшний день его задача – ускользнуть из Вашингтона в Балтимор, забрать ее семью и отправиться в Англию. Гордон чувствовал, что это будет непросто.

Калли заворочалась и открыла глаза. В лучах рассвета они казались золотистыми. Интимность ситуации кольнула Гордона, как острая рапира, он чуть не вскочил с кровати, как ошпаренный кот. Но ему не пришлось это делать, потому что Калли опередила его. Она проползла вдоль стены до края кровати и спустилась на пол. Когда она встала, покрывало соскользнул на пол, и сноп солнечного света озарил ее тело сзади, сделав сорочку почти прозрачной. В Гордоне снова шевельнулось желание, но сильнее была паника: «Откуда, черт возьми, взялась подобная реакция?» Но об этом он решил подумать позднее. А сейчас отбросил свои лихорадочно мелькавшие мысли и спустил ноги на пол.

– Много ли нужно сделать до того, как мы сможем уехать? Полагаю, ты хочешь попрощаться с миссис Тернер. В этом коттедже есть какие-нибудь вещи, которые тебе надо взять с собой?

– Я действительно хочу попрощаться с Эдит, но это все. Я поеду налегке. – Калли сняла с пресса для одежды голубое платье. – Все, что у меня есть, это одежда, которая на мне, и пистолет. К счастью, у этого платья достаточно широкая юбка, чтобы я выглядела не слишком неприлично, когда буду сидеть верхом позади тебя.

– У меня есть решение получше, – произнес Гордон.

Он прошел в гостиную, открыл седельные сумки, которые ночью оставил у двери, и достал два аккуратно свернутых предмета. Вручив их Калли, он взял сплющенную шляпу и придал ей форму широкополой, подходящей для работы в саду или в поле.