– Этого не может быть, – едва слышно пролепетала Ида, но внутренний голос подсказывал, что Эдит права.

Девушка разрыдалась и опрометью выскочила из хижины, а следом за ней помчались и обе ее собаки. Надо скорее добраться до дома. Может, на этот раз пророчество старой Эдит не сбудется? Остановилась девушка только на поляне, откуда открывался вид на Пивинси и реку, на которую выходили окна ее дома, и замерла от ужаса: у самого берега бились бортами друг о друга длинные узкие корабли. Вооруженные люди в длинных серых кольчугах прыгали в волны прибоя, по легким мосткам поспешно сводили на сушу лошадей и переносили поклажу. То и дело раздавались команды, выкрики и брань, конское ржание, а то и женский визг. Можно было только догадываться, что делают норманны с саксами и их женщинами, которые не успели уехать или спрятаться. Ида пригнулась как можно ниже, прижала к земле обеих собак и, глядя на свой родной дом, молилась, чтобы ее семья успела покинуть город.

Наконец разгрузка закончилась, и норманны, оседлав лошадей, небольшими отрядами стали покидать Пивинси. Сердце у девушки упало. Зачем она теряла время, наблюдая, как иноземные солдаты занимают город? Надо было сразу же бежать, а теперь… Ей следовало бы догадаться, что норманны, вступив в Пивинси, отправятся на разведку, чтобы запастись провизией и фуражом. Вполне возможно также, что они пустятся в погоню за беженцами в надежде захватить ценности, которые те взяли с собой. Захватчики всегда жаждут добычи, и, если награбленного в Пивинси им покажется мало, они не преминут опустошить округу… Девушка нервно сжала кулаки, по телу ее пробежал озноб. Надо куда-то спрятаться, найти надежное убежище, и как можно скорее! Ида быстро огляделась и, присмотрев неподалеку небольшую рощу с густой порослью молодняка, поспешила туда, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви. Собаки не отставали от хозяйки. Шепотом приказав им лечь, Ида легонько сжала руками их узкие морды, давая понять, чтобы вели себя тихо и не шевелились.

Эдит и на этот раз оказалась права: не было сомнений, что, как только на горизонте показались первые паруса неприятеля, ее семья спешно покинула Пивинси. Ида нисколько не осуждала мать: в подобных обстоятельствах она и сама поступила бы точно так же – и не испытывала ни обиды, ни горечи, ни отчаяния.

То и дело посматривая в просвет между ветками, она вдруг заметила, что по холму прямо к ее убежищу движется конный отряд и мысленно обругала себя: вместо того чтобы сидеть в избушке Эдит, в безопасном уединенном убежище, она помчалась к мамочке. Останься Ида в хижине старухи, все могло быть по-другому: у нее было бы время спокойно обдумать, куда бежать, и без помех подготовиться… Впрочем, что толку в бесполезных сожалениях: сделанного не исправишь, – так что придется сидеть, скрючившись как улитка в раковине, и положиться на волю судьбы. Ида даже дышать боялась – каждое движение могло выдать ее присутствие. От неудобной позы затекли ноги, ныла поясница и сводило плечи, но ничего не поделаешь: придется потерпеть, – а с наступлением ночи уже что-то предпринимать. Тогда хоть появится шанс незаметно скрыться. Она вернется к Эдит, и, если та захочет, они вместе покинут эти места… Ида бормотала проклятия и молилась, чтобы в ее доме, когда там появятся норманны, им нечем было поживиться.

– Похоже, и здесь никого! Хозяева успели сбежать, – поднимая с пола пустую деревянную миску, громко объявил Танкред Уллак и заглянул в соседнюю комнату.

– Но кровати-то они, надеюсь, оставили? – усмехнулся Дрого де Тулон.

– Да, и вполне удобные.

– Гарнье, дружище! – Дрого ткнул в бок товарища, который с мрачным и угрюмым видом стоял рядом. – Неси-ка сюда наши вещи, а мой Иво пока поищет что-нибудь съестное.

– Никогда в жизни ноги моей не будет на палубе, – простонал Гарнье, бледный как полотно. – Не переношу морскую качку: доконала она меня совсем. Теперь я буду жить только на суше, хоть застрелите…

Дрого расхохотался и подтолкнул Гарнье к кровати. Страдалец растянулся на постели и замер, не в силах пошевелиться, а Дрого внимательно оглядел комнату. Дом явно покидали в спешке: на полу раскиданы одежда и игрушки, шкафы распахнуты, предметы обихода и посуда в беспорядке, – и все же, несмотря на это, чувствовалось, что здешние хозяева люди зажиточные и дом содержали в чистоте.

– Мне следовало бы осмотреть постель, – раздался с кровати жалобный голос Гарнье. – Но мне так хреново, что я и двинуться не могу. Так что пусть саксонские клопы сожрут меня живьем.

– Не думаю, что здесь есть хоть один клоп, дружище. Судя по всему, хозяева этого дома следили за чистотой и не бедствовали.

– Ты так говоришь, будто они тебе родные? – усмехнулся Гарнье.

Дрого улыбнулся в ответ: друзья часто подтрунивали над его почти маниакальной приверженностью к чистоте, которая многим казалась неуместной в походной жизни, – и сказал:

– Отдыхай, дружище: тебе сейчас нужен покой.

Гарнье закрыл глаза, а Дрого вернулся в гостиную, где Иво, его слуга, пытался разжечь огонь в камине. При всей своей неторопливости, подчас даже смахивавшей на лень, этот черноволосый великан превосходно управлялся со всеми делами. Но удивило Дрого не это: из-за спины Иво робко выглядывала худенькая девушка.

– Старина, откуда здесь это создание? – спросил он, подходя ближе. – Она живет в этом доме?

Иво кивнул, тряхнув волосами, а Танкред, поднимаясь со скамейки, воскликнул:

– А-а, ты привел ее, чтобы мы могли позабавиться!

Иво шагнул ему навстречу, загородив девушку своей массивной фигурой, в глазах его сверкнул опасный огонек, и Уллак поспешно отступил, буркнув:

– Да ладно, ладно, ну ошибся.

– Моя. Я ее нашел, – пробурчал Иво.

– Это ты ее так избил? – поразился Дрого, заметив на лице девушки ссадины.

– Нет, другие, а я у них ее отобрал и взял себе.

– Вот как? – постарался изобразить серьезный тон Танкред. – Теперь понятно, почему у нас столько народу покалечилось при высадке.

Повнимательнее приглядевшись к девушке, он заметил, как она дрожит, и поспешил ее успокоить.

– Не бойся: никто тебя не тронет.

В следующее мгновение он увидел еще кое-что и произнес, отойдя на безопасное расстояние:

– Она рабыня! У нее колечки в ушах: такими саксы метят своих рабов. И сдается мне, рабыней она была непокорной, судя по тому, что ее били плетью.

Сквозь изорванное платье на спине девушки виднелись кровавые следы от ударов.

– Моя, – повторил Иво, сгреб девушку за худенькие плечи, сжал в своих медвежьих объятиях и перевел взгляд темных глаз на Дрого. – Вы можете оставить ее мне?

Дрого неопределенно пожал плечами и задумчиво потер подбородок.

– Пойми, Иво, эта девица чья-то собственность.

Иво кивнул:

– Да, какого-нибудь сакса, но вы же будете биться с ними и победите, и тогда все будет вашим. Так подарите ее мне прямо сейчас.

– Как у тебя все просто! – хмыкнул Танкред, и в его серых глазах заискрились смешинки.

– Хватит шуточек, Танкред, – буркнул Дрого и хмуро взглянул на Иво. – Ладно, можешь пока взять ее себе, но проследи, чтобы она хорошо работала и правильно себя вела. Нам некогда возиться с ленивыми и непокорными слугами.

– Спасибо, – кивнул великан. – Я присмотрю за ней.

– Повторяю: только на время. Танкред прав: кольца в ее ушах говорят о том, что у нее есть хозяева, которым и придется ее вернуть.

– Да, но лишь в том случае, если будет кому…

Танкред расхохотался, а Дрого повернул голову к Иво: когда тот начинал упрямиться, сладить с ним было непросто. Пожалуй, и правда стоит подождать, когда на девицу кто-нибудь предъявит свои права.

– Хорошо, будь по твоему. Но если будешь плохо с ней обращаться, я ее заберу.

Дрого знал, что Иво и мухи не обидит, но все же последнее слово всегда должно оставаться за хозяином.

– Я не причиню ей вреда, – пообещал Иво и, довольный, взял девушку за руку. – Она будет Мэй.