Он вызвал такси, и пока мы ждали его, оба молчали. Хотя я могла сказать ему многое. Бросить в лицо все то, что наболело. Обозвать его, оскорбить, объяснить ему, кто он такой и чем закончит свою никчемную жизнь. Но делать этого не стала по простой причине – в самый разгар скандала мог бы появиться джип…

– На, вот тебе деньги и больше не приходи. Все кончено. Прошу тебя. Иначе вызову полицию. Я хочу покоя, понял?

– А ты ничего так выглядишь… – усмехнулся он. Я смотрела на его красивое лицо и думала о том, что под забором он все-таки не окажется. – Я думал, что ты будешь страдать, а ты… Вон и прическу сделала, и губы подкрасила. Ты теперь так дома ходишь? Или уже нашла мне замену?

Мне хотелось его ударить, даже замахнулась, но он успел отбежать. Какой же мерзавец!

– Да я вообще сначала думал, что это ты там валяешься в снегу… – Захохотал он, помахивая купюрами. – Ну, типа напилась… Я даже подошел, посмотрел, но лица не видно, а фигура не твоя. Хотя дубленка прямо как у тебя.

Я повернула голову туда, куда смотрел он, и увидела на детской площадке, буквально в нескольких шагах от меня в кустах какое-то темное пятно. Там, в снегу, лежал человек. Уличный фонарь освещал лишь часть рукава моей дубленки. Я кинулась туда и увидела распростертую на земле под кустом Марину! Что она там делала? Вернее, как оказалась? Рядом валялся пакет, из которого виднелось горлышко молочной бутылки.

– Игорь, звони в «Скорую»!

Мой голос утонул в шуме подъезжающей машины – приехало такси. Я увидела, как Игорь сел и уехал.

Думала ли я в этот момент про Леву? Конечно нет! Должно быть, следуя формуле Тряпкиной, именно поэтому он мне и позвонил.

– Весь день думаю о тебе. Можно я заеду за тобой? Поужинаем где-нибудь?

Я разревелась, сказала, что у меня проблема и что мне нужна его помощь…

…На этот раз мы были уже не в травмпункте, а в больнице, в приемном отделении. Марину, которую кто-то пырнул ножом, увезли на каталке. Я сидела, обняв прорванную ножом и выпачканную в крови дубленку, и, шмыгая носом, отвечала на вопросы полицейского. Но что я могла ему рассказать?

Самое интересное, что нож, которым чуть не убили мою подругу, нашли неподалеку от того места, где лежала сама Марина. Страшный такой охотничий нож, выглядел он как новый. Только в крови. Видимо, тот, кто пырнул ее, купил этот нож специально. Может, маньяк какой подкарауливал свою жертву, а может, охотился специально на Марину. Знал ведь, что она живет у меня, следил, получается.

– Ты что, серьезно так думаешь? – спросил меня Лева уже в машине, когда мы после всех формальностей были отпущены полицейским.

– А что, есть еще какая-то версия? – спросила я. – Ну скажи, разве станет нормальный человек нападать на женщину прямо возле многоквартирного дома, почти у всех на глазах?!

– Так ведь темно… Это во‐первых. А во‐вторых, почему ты не рассказала полицейскому, что твоя подруга была в твоей дубленке?

– А ты думаешь, что бандит не видел лица той, на кого он напал? При чем здесь дубленка?

– Да при том! – Лева сгреб меня в объятия и поцеловал в лоб, как ребенка. – Ты погибнуть могла! Понимаешь ты это или нет?!

– Да кому я нужна? Зачем? За что?

– Вот об этом ты и должна была поговорить с полицейским. Но, думаю, у тебя еще будет возможность озвучить все это, когда тебя вызовет следователь.

– Ты хочешь сказать, что будет проведено расследование? Все, как в кино?

– Все, как в реальной жизни, Лариса!

Он так крепко меня к себе прижал, и мне было так хорошо и как-то надежно в его руках, что я просто сомлела и чуть не задала ему идиотский вопрос: почему ты не звонил мне весь день? Но все-таки хватило ума не спрашивать. Не звонил, значит, не мог. Надо все-таки сдерживать свои чувства и не показывать ему, что я весь день хотела только одного – услышать или увидеть его.

– Как твоя нога, Лара?

– Спасибо, хорошо.

Я попросилась в машину к Леве, чтобы просто прийти в себя. Но немного успокоившись, захотела обратно в больницу, к Марине.

Хирург сказал, что рана не опасная, что нож, прорезав кожу, попал в ребро.

– Кто мог напасть на твою подругу?

– Наверное, тот, кто думал, что она – это я.

Пришлось рассказать ему об отравлениях в театре. О смерти Гали Горной.

– Разве я могла тогда подумать, что отравить пытались меня?

– Ты можешь предположить, кто это мог быть? Кому ты так крепко насолила? Или же дело касается денег, наследства?

Да, я понимаю, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить и такой вариант. Наследство. Эта тема возникла всего-то несколько часов назад. Но тот, кто начал охоту на меня, мог узнать об этом гораздо раньше, еще до того, как кто-то пытался споить Франсуа. И человек этот – как раз тот, кому выгодна моя смерть. Тот, кто, устранив меня как препятствие, станет законным наследником моего дяди Миши. Или же тот, кому после моей смерти достанется все мое состояние. Но кто? Моя мама, которая благополучно живет себе в Италии со своим новым мужем? Братьев и сестер у меня нет. Если меня не станет, то все по праву перейдет моей матери. Ее муж? Он немолод, богат, к тому же оставил своим детям немало. Нет, ветер дует не с той, не с итальянской стороны. Значит, из Парижа?

Франсуа говорил о дочери моего дяди, получается, моей двоюродной сестре. Что, если это она, узнав о завещании, отправила в Москву человека с ножом, чтобы избавиться от меня?

И хотя по логике вещей это можно было как-то объяснить, но верилось в это с трудом. Двоюродная сестра. Она что, совсем, что ли, берега попутала? Или бандитка? А что, у отца-официанта, возможно, игрока (раз столько денег всем должен), вполне могла родиться дочка-разбойница. И в то же самое время, будь он ученый, профессор или даже академик, где гарантия, что рожденный от него ребенок будет таким же умным? Бред.

– Лева, я ничего не знаю, кроме того, что Марина, когда на нее напали, была в моей дубленке. Все произошло вечером на улице зимой, в это время темно. Поэтому лица не разглядели.

И тут я подумала вот о чем: если предположить, что на меня напали с «французской» стороны, то откуда преступнику было знать, что это именно моя дубленка? Разве что он бывал у меня дома, знал, в чем я хожу… Что знал? Знал, что я бегаю в магазин в старой дубленке? И кто у меня бывал, кроме моих друзей-театралов, Игоря? Да никто!

Может, Игорь подослал ко мне кого-то? Полнейший бред.

– Послушай, дубленка обыкновенная, не запоминающаяся, тысячи девушек носят такие, – сказал Лева. – И преступник мог перепутать твою подругу с кем угодно.

– Ты знаешь, эта версия мне больше всего нравится. И я бы поверила именно в нее, если бы не отравления. Ведь тогда, в гримерке, это я устроила вечеринку, принесла коньяк и прочее. И у нашего художника на дне рождения я тоже была. Быть может, хотели отравить меня, а напиток с ядом выпила бедная Танечка?

Как же некстати все это случилось! Ведь я только что познакомилась с интересным мужчиной, а тут такое!

– Лева, мне так неудобно, что тебе приходится все это выслушивать. Как видишь, со мной одни проблемы. То ногу растянула, то теперь вот меня чуть не прирезали…

Мы сидели в больничном коридоре, дожидаясь, когда нам позволят войти в палату к Марине. Рану ей зашивали под местным наркозом, поэтому у нас был шанс увидеть ее. Лева, тактичный и все понимающий, остался в коридоре, словно чувствуя, что нам с подругой нужно посекретничать.

– Марина! – Я бросилась к кровати, на которой возлежала моя раненая подруга, схватила ее за руку и поцеловала ее. – Ты прости меня! Ведь это на меня охотились, я уже поняла это. И все из-за наследства… думаю.

Марина слабо улыбнулась. Она лежала бледная, напуганная.

– Хорошо, что жива осталась, – сказала она, едва разлепив губы.

– Ты не видела нападавшего? – спросила я.

– Ну вот, и ты, как следователь. Конечно нет! Кто-то напал на меня сзади, повалил в снег и поволок в кусты. А потом я почувствовала сильную боль… Вот и все. Больше ничего не помню.