А потом он почувствовал, как что-то прильнуло к нему. Нечто приятное и успокаивающее. Но оно все сильнее давило ему на грудь. На лицо. Он чувствовал, как щека вжимается в какую-то поверхность. Ткань. Он сделал вдох, его тело содрогнулось.
Он мог дышать. Уолтер сделал еще один вдох и вытянул руку, ногти царапнули по текстуре под ним. Знакомая текстура. Плотно сотканная материя, по которой он привык ходить многие годы. Звуки. Птичье пение, сливающееся с другими звуками, проникающими сквозь окно.
Уолтер открыл глаза. Бесформенные пятна слепящего света жгли глаза. Было утро. Глаза Уолтера сфокусировались, и оттенки белого обрели цвет и форму. Он с трудом поднял голову с ковра и увидел знакомые очертания своей грязной гостиной. Рука коснулась чего-то твердого. Рядом с ним лежал портрет. Уолтер тут же все вспомнил и поднес руку к горлу, пальцы наткнулись на петлю на шее. Уолтер с сожалением вздохнул. Первое, что пришло ему в голову, это то, что веревка лопнула. Он потерял сознание и веревка, по какой-то причине не выдержала. Он все еще был Уолтером Хаймбахом, разменявшим восьмой десяток. Он все еще был просто глупым стариком.
Уолтер сел и потер глаза, в попытке остановить слезы. Снял петлю, и потрепанный конец лопнувшей веревки подтвердил его подозрения. С балки все еще свисал свободный конец. Уолтер предположил, что, когда он раскачивался, веревка протерлась об нижний край квадратной в поперечнике балки. Поднявшись на ноги, он выпрямился, потянулся, нахмурился. Чего-то недоставало в его действиях. Спина не хрустела. Возможно, под силой тяжести позвонки встали на место. Уолтер поднял кулак чтобы побрызгать в него слюной. Практикуемая им привычка, развившаяся за десятилетия курения. Он закашлялся. Но кашель звучал чисто. Никаких хрипов. Никакой бурой загустевшей слизи, падающей на руку. Просто здоровый, чистый кашель. Уолтер провел рукой по волосам. Все волосы были на месте. Густая шевелюра, которой он обладал много лет назад. Уолтер заметил, что зрение у него тоже пришло в норму, без помощи очков. Они лежали на прикроватном столике, где он их и оставил. Уолтер понюхал воздух и поморщился. Воздух был спертым. И впервые за долгие годы он почувствовал, насколько отвратительно пахнет его тело. Несмотря на зловоние, Уолтер улыбнулся и поднял сломанный стул, поставив его прямо на три оставшиеся ножки. Он изо всех сил старался сдерживать свой оптимизм. Пытаясь умерить нарастающее возбуждение, он поспешил в ванную, чтобы взглянуть на свое отражение.
И тут Уолтер увидел себя. Он замер, улыбка превратилась в гримасу изумления. Поднес руку к лицу. К гладкому, мягкому лицу. Подбородок был неравномерно окрашен легкой подростковой щетиной. Глаза были пронзительными, белки - чистыми, а зрачки - четкими. Уолтер оскалил зубы. Белые, гладкие, правильной формы зубы. Он потянул за рубашку. Фактически сорвал ее с себя. Его кожа больше не была изношенной, пятнистой и мешковатой. Она плотно прилегала к сухожилиям, мышцам и плоти. Живот стал плоским, с выступающими мышцами брюшного пресса. У него никогда раньше не было "кубиков".
Уолтер снова ухмыльнулся.
Он быстро сбросил штаны, залез в маленькую обшитую плексигласом кабинку и повернул кран душа. Когда холодная вода брызнула Уолтеру в лицо, он даже не вздрогнул. Схватив с раковины обмылок, он принялся мыться. Стирать все следы старого Уолтера. Чтобы начать все с чистого листа.
Внизу, Марджери открыла входную дверь. Лучи утреннего света прорвались сквозь мрачный коридор. К четырем маленьким квартиркам вела лестница. Она ненавидела пятницы. В том числе из-за этого. Уолтер был странным типом. Грязный старикашка. В своей профессии ей приходилось терпеть множество похотливых взглядов от престарелых мужчин, но от плотоядного взгляда Уолтера ей всегда становилось не по себе. Но это было лишь полбеды. Настоящий страх ждал ее, когда она открыла дверь. К счастью в это время - в десятом часу утра - Уолтер обычно пребывал в прерывистом пьяном сне. Хотя и не всегда. Не раз она находила его голым и дезориентированным. Иногда он находился в бесстыдном состоянии полувозбуждения, сбивчиво требуя, чтобы она посмотрела на него. Но к счастью этого давно уже не случалось. Ей удалось сократить время на уборку маленькой квартирки Уолтера. Сейчас у нее уходило от трех часов до полутора, в зависимости от состояния Уолтера.
Ей не было жалко старого пьяницу. У него не осталось никого, и он сам был в этом виноват. Своей пьяной болтовней и оскорбительными выпадами отдалил от себя всех близких. И теперь был просто одиноким старым пьяницей. Никто не придет на его похороны. Тем более Марджери. Нет уж. Марджери забрала свой уборочный инвентарь из общего шкафа под лестницей. С тряпками, ведром и шваброй в руках она стала подниматься по лестнице. Квартирка Уолтера была на верхнем этаже. Одному богу известно, как этот старый пердун еще не убился, шатаясь по этой лестнице взад-вперед. Возможно, это упражнение по подъему на верхний этаж и поддерживало в нем жизнь. Видит бог, коленям Марджери уже приходится расплачиваться. Пыхтя и отдуваясь, она боролась с шваброй и ведром, словно демонстрируя свой тяжелый труд невидимой аудитории. Посмотрите, как тяжко мне приходится. Карабкаюсь по этой чертовой лестнице из-за какого-то старого, дряхлого засранца. И ради чего? Каких-то жалких грошей? К черту!
Марджери остановилась возле грязной, некогда белой двери. Краска облезла. Вокруг замочной скважины расползлось большое бурое пятно от грязных рук, нащупывавших замок. Коврик был испачкан чем-то, похожим на старые макароны и заплесневелые фрукты, раздавленные и впитавшиеся в его щетинистую поверхность. Однозначно, это была дверь Уолтера. У Марджери был свой ключ. Она не стала стучать. Будем надеяться, что если он спит, то не проснется. Осторожно, на цыпочках она прошла в маленькую прихожую и наклонилась, чтобы поставить ведро со шваброй на пол. До нее донесся шум воды в душе. Это предполагало развитие всевозможных сценариев. Учитывая, что Уолтер при любой возможности демонстрировал себя уборщице в том или ином виде.
Чертов извращенец.
Марджери сделала глубокий вдох, прошла на кухню и принялась набирать в ведро горячую воду. Возможно, это повлияет на поток воды в ванной, и старый ублюдок ошпарит свои жалкие причиндалы, либо охладит их до безобидных размеров. Марджери отказывалась признавать за член или что-то похожее на определение по половому признаку ту вялую штуковину, которой он иногда махал перед ней с остекленевшими глазами и слюнявым ртом. Лишь заляпанный вином жилет (если повезет) защищал ее глаза от его отвратительного тела. Она должна была уже заявить на него, но он всегда давал ей за нанесенный моральный вред небольшие чаевые. Ей нужны были деньги. Марджери закрутила кран. Вода была явно горячей, поскольку источала пар сквозь тонкий слой мыльной пены. Кряхтя и стараясь не расплескать воду, Марджери достала ведро из раковины. Затем тихо прошла в гостиную.
Она сразу увидела это. Глядящее на нее из центра комнаты. Идеальное изображение идеального мужчины. Мужчины неземной красоты. Марджери моментально потерялась в лежащей на полу картине. Ее затянуло в те глубокие голубые, пронзительные глаза. Четко выраженная линия подбородка, тщательно проработанные скулы, тело. Смуглая, загорелая кожа. Марджери переместилась, чтобы поставить ведро с водой на стул рядом с собой. Сломанный, без одной ножки, стул тут же опрокинулся. Ведро полетело на заворожившую ее картину, вода хлынула на шедевр, образовав на влагонепроницаемой поверхности лужу. Марджери побледнела. Черт. Она окинула взглядом комнату, отчаянно ища, чем бы промокнуть обличающую ее лужу. Из ящика комода торчало полотенце. Не колеблясь, она выдернула его и направилась к портрету.
Принимая душ, Уолтер дивился своему телу. Он весь горел от возбуждения. С этой книгой он изменит свою судьбу. У него получилось. Получилось! Он заработает денег, много денег. На нужных людях. Сочетая свое мастерство с волшебством книги. Он заработает целую кучу денег. Здесь полно старых богачей. Слишком старых, чтобы в полной мере наслаждаться своим богатством без его помощи. Уолтер ухмыльнулся и подставил лицо под струю воды.
