— Ты мне подарила столько счастья, Инди! — выпалил Келлер, поддавшись искреннему порыву, редкому в нем; взбудораженный тем, что он только что испытал, не прибегая к пилюлям. — Надеюсь, мы и дальше будем вместе.

— Как пара? — спросила она.

— Пара влюбленных.

— То есть эксклюзивные отношения.

— Моногамные? — рассмеялся он.

Келлер был общителен, чувствовал себя прекрасно в компании интересных, утонченных людей, особенно женщин, которых к нему естественным образом влекло, потому что он умел их ценить. Он был неизменным гостем на вечеринках, попадавших в светскую хронику, знался с целым светом, ни одна сплетня, ни один скандал или новая знаменитость не ускользали от него. Он притворялся Казановой, чтобы пробуждать ожидания в женщинах и зависть в мужчинах, но любовные приключения усложняли ему жизнь и доставляли меньше удовольствия, чем искрометная беседа или хороший спектакль. Индиана Джексон только что доказала ему, что бывают исключения.

— Давай договоримся, Алан. Отношения должны быть взаимными, чтобы никто из нас не чувствовал себя обманутым, — сказала она неожиданно серьезно. — Я много страдала от любовных интрижек и вранья моего бывшего мужа и не хочу повторять этот опыт.

Он не колеблясь согласился на моногамию: глупо было объявлять, что в числе его приоритетов она стоит на одном из последних мест. Индиана — тоже, но предупредила, что, если Келлер ее обманет, между ними все будет кончено.

— Насчет меня можешь не волноваться: если я влюблена, верность хранить легко, — добавила она.

— Значит, я должен постараться, чтобы ты не разлюбила меня, — заключил Келлер.

В полутемной комнате, в мерцании свечей нагая Индиана, сидящая в постели, поджав под себя ноги и распустив по плечам спутанные волосы, представляла собой произведение искусства, и Келлер окидывал ее взором знатока. Он подумал о «Похищении дочерей Левкиппа», картине Рубенса из Мюнхенской пинакотеки, — светлые соски круглых грудей, тяжелые бедра, детские ямочки на локтях и коленях, — но губы этой женщины набухли от поцелуев, а в выражении лица безошибочно угадывалось удовлетворенное желание. Сладострастная, заключил он, удивленный реакцией собственного тела, никогда раньше не отвечавшего на зов чувства столь стремительно и стойко.

Через месяц он начал за ней следить, ибо не мог поверить, что эта молодая красавица в разгульной атмосфере Сан-Франциско будет верна ему только потому, что дала слово. Ревность так измучила его, что он нанял частного детектива, некоего Сэмюэла Хамильтона-младшего, и поручил ему следить за Индианой, отмечая всех мужчин, которые ее окружают, включая пациентов. Хамильтон, небольшого росточка, безобидный на вид, был похож на продавца домашней электротехники, но обладал тем же нюхом ищейки, какой прославил его отца-репортера, который раскрыл целый ряд преступлений, совершенных в Сан-Франциско в семидесятые годы, и которого обессмертил в своих детективах писатель Уильям К. Гордон. Сын был почти точной копией отца, коренастый, рыжий, лысеющий, наблюдательный, упорный и стойкий в борьбе с преступным миром, но, живя в тени легендарного родителя, не мог полностью раскрыть весь свой потенциал и зарабатывал на жизнь как придется. Целый месяц Хамильтон следил за Индианой, не обнаруживая ничего интересного, и Келлер на какое-то время остался доволен, но спокойствие продлилось недолго: вскоре он прибег к тому же самому детективу; так цикл подозрений повторялся с постыдной регулярностью. К счастью для Келлера, Индиана знать не знала об этих ухищрениях, хотя так часто встречала Сэмюэла Хамильтона в самых неожиданных местах, что уже стала здороваться с ним.

Вторник, 10 января

Главный инспектор Боб Мартин подъехал к особняку Эштонов на Пасифик-хейтс в девять утра. В свои тридцать семь лет он уже занимал пост начальника убойного отдела, но в его компетенции никто не сомневался. Он с трудом окончил среднюю школу, отличаясь в одном только спорте, и целую неделю праздновал с дружками получение аттестата, даже не вспомнив, что у него есть молодая жена и новорожденная дочка, но после мать и бабка определили его мыть посуду в одном из семейных ресторанов, бок о бок с самыми бедными мексиканскими иммигрантами, в большинстве своем нелегалами, чтобы он понял, каково это — зарабатывать на жизнь без образования и специальности. Четырех месяцев такого матриархата хватило, чтобы парень стряхнул с себя лень: проучившись два года в институте, он поступил в Полицейскую академию. Он родился для того, чтобы носить мундир, грозить оружием и поддерживать порядок; быстро научился дисциплине, был неподкупен, отважен и упрям; своим внушительным видом способен был напугать любого преступника, а его верность товарищам по департаменту могла выдержать любые испытания.

По мобильному телефону он переговорил из машины со своей незаменимой помощницей Петрой Хорр, которая передала ему основные данные относительно жертвы. Ричард Эштон был известным психиатром, опубликовавшим в девяностые годы две книги: «Сексуальные расстройства в предподростковом возрасте» и «Лечение социопатии у молодежи»; не так давно он участвовал в конференции, где говорил об успешном применении гипноза для лечения аутизма у детей. Конференция со скоростью вируса заполонила Интернет, поскольку совпала с разговорами о том, как настораживающе много стало случаев аутизма за последние годы, а еще потому, что Эштон на конференции произвел демонстрацию своей методики, достойную Свенгали: чтобы заглушить всякие сомнения у публики и доказать, насколько все люди подвержены гипнозу, он попросил присутствующих заложить руки за голову; через минуту две трети сидящих в зале, как ни дергались и ни извивались, не могли расцепить пальцы, пока Эштон не вывел их из гипнотического транса. Боб, насколько ему помнилось, не слышал даже имени этого человека, тем более ничего не знал о его книгах. Петра Хорр рассказала, что почитатели Эштона считают его светилом в области детской и подростковой психиатрии, а противники окрестили неонацистом, обвиняют в подтасовке фактов, когда это требуется для доказательства его теорий, и в использовании незаконных методов в лечении недееспособных и несовершеннолетних пациентов. Она добавила, что этот человек часто выступал в прессе и по телевидению, всегда на полемические темы, и послала на телефон видео, чтобы инспектор его посмотрел.

— Взгляните на это, шеф, если хотите увидеть его жену. Эштон третьим браком женат на Айани, — сказала Петра.

— Кто это такая?

— Ах, шеф! Неужто вы не знаете, кто такая Айани? Одна из самых прославленных моделей в мире. Родилась в Эфиопии. Это она разоблачила варварский обычай делать девочкам обрезание.

На маленьком экране телефона появилось изображение, и Боб Мартин узнал эту великолепную женщину с длинной шеей, высокими скулами и завораживающим взглядом, поскольку уже видел это лицо на обложках журналов. У него вырвался восхищенный свист.

— Как жаль, что мы раньше не познакомились! — воскликнул Боб.

— Теперь она вдова, и вы могли бы к ней проявить внимание. Если приглядеться, вы вовсе не дурны собой. А если сбрить эти усики наркоторговца, то даже и красивы.

— Вы мне делаете авансы, мисс Хорр?

— Не бойтесь, шеф, вы не в моем вкусе.

_____

Инспектор остановил машину перед особняком Эштонов и прервал разговор с ассистенткой. Дом скрывала высокая беленая стена, видны были только кроны вечнозеленых деревьев. На первый взгляд особняк не поражал богатством, но уже то, что он находился на Пасифик-хейтс, ясно говорило о высоком социальном статусе его владельцев. Двустворчатые железные ворота для въезда на автомобилях были заперты, но калитка для пешеходов распахнута настежь. На улице Боб Мартин заметил машину парамедиков и выругался сквозь зубы: опять эти активисты явились первыми и ворвались толпой, не дожидаясь полиции. Офицер провел его по густому, запущенному саду к особняку, который представлял собой поистине чудовищную конструкцию: кубики из бетона и стекла, положенные один на другой без всякого плана, будто раскиданные землетрясением.