Она приседает на корточки, чтобы лучше разглядеть. Паркет в двух местах сильно попорчен, будто по полу тащили что-то очень тяжёлое.

– Возле этих царапин мы нашли прозрачные выделения. Это может быть пот или слюна, которые вообще никак не связаны с преступлением, но я отправил их на анализ, – говорит Леннарт. – Мы закрепили следы ДНК в нескольких местах, проверим в базе данных.

Харриет смотрит в окно. Растительность за домом выглядит, как дворцовый парк в миниатюре. Парк хорошо ухожен, кусты рододендронов образуют зелёный уголок. В центре парка маленький пруд, а в одном из дальних углов, в тени окружающей листвы, стоит беседка. Ветер шевелит зелёную изгородь вокруг усадьбы, тени пляшут на стенах дома. Усталость даёт о себе знать, ведь Харриет пришлось встать очень рано. Пора сделать перерыв или съесть что-нибудь сладкое для бодрости. Она переводит взгляд на танцующие по стене тени. Одна из теней двигается иначе, чем другие. Она качается взад-вперёд, останавливает движение. Тень медленно уходит в кусты за беседкой. Там кто-то стоит? Харриет прищуривается. Контур человеческой фигуры проглядывает сквозь тёмные окна беседки, и ей кажется, что она видит лицо и тёмные впадины глаз.

– Там кто-то есть, за домом? – спрашивает она.

– Патрульные, они наверняка не успели уехать, – спокойно отвечает Леннарт.

Харриет пытается всмотреться. Лица больше нет. Наверное, ей показалось.

– Мы закончили, – говорит Маргарета, откашливается и добавляет: – На этот раз.

Они молча выходят. Замок двери щёлкает, когда Леннарт запирает за ними. Площадка перед домом опустела, сараи заперты, полицейское оцепление снято, а на дверях приклеены надписи, что входить запрещено. Двух полицейских машин, которые стояли у живой изгороди, когда они приехали, тоже уже нет.

Когда они садятся в машину, Маргарета снова начинает говорить о деле, о реорганизации полиции. Она говорит так же быстро, как заводит машину и трогается с места.

– Меня легко укачивает, – с трудом выговаривает Харриет, когда они сворачивают на большую дорогу.

В ответ Маргарета так резко тормозит, что Харриет швыряет вперёд. Белый «Вольво» выезжает с незаметной боковой дороги, и Маргарете чудом удаётся избежать столкновения.

– Проклятый идиот, – фыркает она.

«Takes one to know one»[2], – думает Харриет.

Эушен называет эту развилку, где видимость закрывают кусты, «тайным ходом», и Харриет приучила себя всегда сигналить, проезжая это место, чтобы заранее оповестить о своём приближении.

– Кстати, высадить тебя где-нибудь по пути или ты на машине? – спрашивает Маргарета. – На сегодня хватит. Я хотела, чтобы ты была с нами, потому что Леннарт показывал место преступления, но больше ты мне сегодня не нужна. Я поеду обратно в офис, второй полицейский уже должен бы появиться. Он человек опытный, так что мы справимся вдвоём до завтрашнего утра, когда соберётся вся группа и начнётся настоящая работа.

Харриет чувствует, как падает настроение. Разумеется, она могла бы быть полезной, хотя она ещё и «не освоилась», по словам Маргареты. Видимо, она кажется начальнице неопытной. Если бы это был рабочий день на её старом месте, то они бы взяли по чашке кофе и поговорили бы. Не только об обстоятельствах убийства, но и обо всём вокруг этого. Ей это сейчас было нужно. По крайней мере, услышать мнение о своём первом изучении места преступления. Но Маргарету, кажется, не интересуют её мысли. Это очень заметно. По пути туда они должны были бы обсудить, что их там может ждать. Если бы Харриет помогли ментально подготовиться, то она могла бы лучше проявить себя. А из-за Маргареты она чувствует себя неуверенно. Харриет скашивает глаза на свою начальницу.

– Я доберусь домой своим ходом, – отвечает она.

На часах уже два, когда Харриет выруливает с улицы Радхюсгатан и выезжает из Ландскруны. Голод терзает желудок из-за того, что никакого ланча не было вообще. Ей не нравится такая небрежность в еде. Тогда с ней происходит то, над чем так любит подшучивать её подруга Лиза. Она теряет контроль над своими покупками. Ей нужно было купить всего лишь пачку сигарет в табачном киоске рядом с пиццерией, но вышла она оттуда ещё и с пакетом ирисок с шоколадом «Думле». Вкус сигарет, к сожалению, отлично сочетается с шоколадом, а после такого изнурительного первого дня на новом рабочем месте она заслужила это лакомство, так Харриет оправдывала эту покупку для себя самой. Она выкурила две сигареты подряд, при этом лихорадочно жевала ириски, хотя знала, что от этого голод только усилится. Она курила, стоя за зданием пиццерии, прячась на случай, если Маргарета вдруг высунула бы нос в окно своего кабинета. Харриет представляет себе, что бы та подумала. Типичный случай. Неухоженные ногти, полновата, хотя в одежде не видно, да ещё и курит. Не совсем то, что можно было бы ожидать от человека, который хвастается своим университетским образованием и получает намного более высокий начальный оклад, чем все мы. Вот уж Маргарета никогда не совершала ошибок, это точно. Харриет сбросила ногу с педали газа и потянулась к пакету с конфетами, который положила рядом на пассажирское место. Она быстро достала тянучку, положила на язык и стала ждать, когда сладкий шоколад растает во рту. Как вкусно! Когда светофор переключается на жёлтый, она достаёт мобильный. Нельзя, конечно, писать сообщения во время вождения, но в этой местности «жёлтый» значит «замедлить движение», вспоминает она, а ей очень нужна Лиза.

Моя начальница тихий ужас. Думаю, она меня ненавидит. Смотрит на меня, будто я избалованная толстушка безо всякой силы волы. Я даже нечаянно начала опять курить только поэтому.

Светофор переключается на зелёный, Харриет отбрасывает телефон, разворачивает с помощью зубов последнюю тянучку «Думле», комкает и запихивает пустой пакет в бардачок, с глаз долой. Завтра, с понедельника, она начнёт новую жизнь, будет есть только полезные продукты и докажет Маргарете, что она прямо-таки создана для работы следователя, а уж там до или после реорганизации полиции, это не имеет никакого значения. И не будет она принимать всё так близко к сердцу, будто это её лично касается. Она знает, что сумеет и это.

Ветер совсем стих, когда Харриет добирается до бухты. Вымпел на флагштоке у дома Ивонн свисает вниз, как увядший тюльпан, запах водорослей исчез, и вода пролива переливается сине-зелёными блёстками. В фарватере острова Вен скользит русский сухогруз. Пёс Като с лаем подбегает к Харриет, открывающей калитку. Когда он прыгает, то ему почти удаётся лизнуть её в лицо.

«Вниз. Место. Не прыгать. Сидеть».

Худое лицо Эушена показывается в двери. Она удивляется каждый раз, когда вновь видит своего отца. Ему было почти пятьдесят лет, когда Харриет родилась, и он всегда казался ей старым, но в последнее время он как-то ссохся, плечи приобрели форму бутылок. Высокий, тощий и выглядит слабым. Его чёрные волосы побелели на висках, а добрые морщинки вокруг зеленоватых глаз, казалось, съехали вниз по щекам. Лицо запало.

– Харриет, ты приехала как раз к кофе. Ивонн уже здесь, – кричит он и машет ей, чтоб поторопилась и заходила скорее в дом.

Она быстро отгоняет Като, поправляет куртку и, подскакивая, бежит к дому.

– Надолго тебе всучили эту дворнягу? – спрашивает она, закрывая входную дверь. Недовольный скулёж означает, что Като оставили в саду.

– Может, ты бы погуляла с ним вечером, вот и познакомились бы поближе, – отвечает Эушен и смеётся. С тех пор как её брат Пол завёл собаку, Эушен стал подшучивать над ней, что она боится собак, и Харриет точно знала, какая последует фраза. Но только Эушен успел открыть рот, как его прервал громкий голос из кухни.

– А, Харриет, как здорово, что ты наконец-то приехала. Какая ты молодец, что заботишься о своём стареньком папе. Я тоже не понимаю, зачем ему эта собака.