Именно эта территория и стала камнем преткновения. Ушлый травовладелец посмел утверждать, что паломники топчут его прекрасные луга и пугают скот, когда прутся в храм. В качестве компенсации он потребовал с Сил плату в звонкой монете.

Вроде и не очень большую, но постоянную. Опять же – прецедент. Одному заплатишь, второй счет выкатит, а там такими долгами обрастешь, что никаких сверхъестественных способностей к материализации ценностей не хватит.

Примерно так пробормотал юрист себе под нос, почесывая лоб, и предложил совсем не юридический метод:

– Если этого хвата в другую инкарнацию отправить, потомки посговорчивее не будут?

– Зачем? – нахмурилась Надя, не одобряя простейшего решения. – Лучше телепорт построить. Пусть паломники прямо к храму переносятся и лугов не топчут.

– Идея, но лучше доработать, – снова энергично потер лоб Дарсен. – А скажите-ка, Великие, вы местность вокруг храма, в том числе те луга, не облагораживали?

– Болота там были прежде, – скромно согласились Силы.

– Отлично! – потер руки юрист. – Тогда и телепорт стройте, и благословение свое с лугов снимайте. Пусть снова болотом становятся. И не вы этому ловкачу, а он вам заплатит за то, чтобы все в прежнее русло вернулось. Только табличку-упреждение у телепорта повесьте, что далее земли свободны от ваших милостей сообразно с волей владельца, потому ступающий на них делает сие на свой страх и риск.

Надежда с восхищением уставилась на законника и протянула:

– А так – правильно!

– Ха, не зря полтора века с кляузами копался, – приосанился советчик.

И вид его в заляпанной вином и чем-то жирным рубашке уже не казался Наде комичным. Какая разница, как выглядит специалист, если он помогает? Серо-зеленые глаза юриста сверкали, с них будто пенка стылого безразличия спала.

А Надюшка тихо радовалась, что пока помогать ее новым знакомым несложно и интересно.

В субботний день у утомленных рабочей неделей хозяек нет шанса предаться лени на диване перед телевизором. Суббота – это в первую очередь возможность переделать все многочисленные домашние дела, на которые в будни не хватает ни сил, ни времени. Надя обычно помогала матери с уборкой и готовкой, но сегодня не успела. Только пыль вытерла, как в дверь требовательно и задорно затрезвонили. Младшая из Последних кинулась открывать. На пороге мячиком подпрыгивала Люба.

– Хай! О, а это твоя сестра, Надь? Нет, мама? Что, правда? Здрасьте! Никогда бы не подумала! Я и Надьку-то поначалу за школьницу приняла, если бы Толька ее одноклассницей не назвал, ни за что бы не догадалась. А вы такая молодая, прям студентка!

Вера, чью худосочную комплекцию унаследовала Надька, довольно заулыбалась. Новая знакомая дочери не льстила нарочито, пытаясь втереться в доверие, она просто трепала языком первое, пришедшее на ум. Веселая и заводная девчонка с задорной стрижкой пришлась маме по нраву. Она не просто с легким сердцем отпустила, а буквально вытолкала Надьку в парикмахерскую. Там, как протараторила Люба, их ждали к половине одиннадцатого. Как раз успеют пройти прогулочным шагом пару кварталов.

Салон с претенциозным названием «Шик» обосновался на углу улиц Пионерской и Революции, что, по мнению владельца, придавало заведению дополнительный колорит. Какой революционный шик нашла в парикмахерской ее новая знакомая, Надежда не знала, но была внесена в дверь силой компактного, но очень мощного цунами. Ой, недаром этим сносящим все на своем пути волнам издавна принято давать женские имена! Любовь своим запасом бурной энергии вполне соответствовала паре-тройке стихийных бедствий.

Болотова влетела в «Шик» как к себе домой. Весело затараторила с порога:

– Хай, девчата! Погодка-то какая, не сентябрь, лето дубль два! Теплынь сказочная! Мы к Сане записаны на пол-одиннадцатого!

– Привет, Любаш, – заулыбались девушка с ресепшена и, вероятно, свободная пока парикмахерша. – Проходи!

Люба подхватила Надьку под локоток, оттащила плащик на вешалку в уголке и уверенно поволокла подружку за собой – налево, в зал. Там деловито постукивал какими-то пластиковыми флакончиками, расставляя их на полке ровными рядочками, бугай с коротким ежиком волос.

– Хай, Сань!

«Это Саня?» – вылупилась Надежда на рекомендованного специалиста.

Почему-то при слове «Саня» у нее в голове возникал образ девушки Александры, на худой конец рисовалось нечто томно-бесполое, вроде телевизионного знаменитого стилиста с десятком пластических операций в анамнезе. А этому «золотцу Сане» было самое место в спецназе или на ринге, но никак не в салоне, с ножницами и расческой наперевес.

Саня оказался брутальным Александром определенно мужского пола. Пах он почему-то свежим березовым соком и прохладным вечерним ветерком с реки. Парикмахер подчеркнуто аккуратно поставил на полочку очередной флакончик с загадочным молочно-белым содержимым, развернулся к визитершам и пробасил:

– Любаша, привет! Подружку привела?

– Точно-точно, – расплылась в улыбке Люба. – Преврати ее не просто в хорошего человечка, а в красивую девушку! Ты сможешь, Саня! Покрась Надю в платиновый! Сделаешь? А мне чуток лохматушки подправь.

Большой Саня подошел к Надежде, очень внимательно осмотрел ее, взял прядку волос в пальцы, потер, почти нежно пробежал здоровенной лапой по голове, ероша волосы, и вынес вердикт:

– Нет!

– Чего? – опешила непосредственная Любка, не ожидавшая от Сани такой подставы.

Надежда не удивилась. Это только в детских сказках и мыльных сериалах всякие визажисты и косметологи легким движением пальцев делают из чудовища красавицу. С ее странноватой внешностью и блеклыми тонкими волосенками на чудесное преображение можно не рассчитывать. Во всяком случае, без пластической операции и на те скромные средства, которыми располагает семья Последних.

– Нельзя ее в платиновый, цвет кожи и глаз убьет напрочь. Я по-другому сделаю! – низким, на грани вибрации, пробирающим весь организм голосом пробасил Александр. – Прошу в кресло, Надежда!

– Так бы сразу и сказал, а то еще пара секунд, и у меня инфаркт миокарда приключился бы, как моя бабка говорит, – выпустила набранный для возмущенного вопля воздух Люба, сдувшись проколотым шариком.

– Садись, журнальчик полистай, – с небрежной бесцеремонностью велел приятельнице Саня, легким толчком могучей лапы отправляя ее в уголок, к креслу и журнальному столику, заваленному грудой яркого глянца. – Когда стрижку закончу и краску нанесу, займусь твоей головой.

– Пасиб, ты настоящий друг, чебурашка, – расплылась в улыбке Люба, с разгона плюхаясь в жалобно скрипнувшее кресло.

Взгляд темно-карих глаз парикмахера устремился на Надю. Девушка почувствовала себя тушкой курочки, которую изучает повар, прикидывая, какое съедобное блюдо реально приготовить из эдакого нескладного заморыша.

Но тут Саня неожиданно по-доброму улыбнулся. Его грубо вылепленное лицо, которое больше подошло бы грозному боксеру-тяжеловесу, словно осветилось улыбкой. Весь он будто засиял, заискрился вдохновением.

– Садись, Надя. – Александр довел клиентку до рабочего кресла, набросил на нее защитную клеенку и принялся колдовать. По-другому нельзя было назвать то, что он творил своими большими ножницами, расческами, тюбиками и иными приспособлениями, и названий-то которых девушка не ведала.

Саня, мурлыкая что-то незнакомое под нос, с небольшими перерывами ворожил над головой клиентки несколько часов. Но вечностью время пребывания в салоне Наде не показалось. Она как зачарованная наблюдала за работой мастера. Сосредоточившись не столько на личном ожидании чуда, сколько на том, как действует Александр.

Он красил не только волосы, еще решил подправить брови клиентки. В перерыве, когда таймер покраски отсчитывал время, парикмахер успел подновить стрижку Любки. А теперь, смыв последнюю краску, сушил феном голову Нади.

Чуть слышно скрипнуло кресло, разворачиваясь к зеркалу. Восхищенный свист новой подруги послужил сигналом для Надежды. Она торопливо подняла взгляд и замерла, разглядывая отражение незнакомки. У нее были странные, переливчатые – белые, золотые, пшеничные – прядки волос, окружавшие личико-сердечко пушистым облачком. Ровные дуги золотистых бровок сделали лицо Нади гармоничнее, а взгляд выразительнее.