– Чем скрипка Страдивари отличается от обычной? – выпалил Роман первое, что неожиданно пришло в голову.

– Что? – выдавила Инга и громко втянула влагу.

И вдруг засмеялась – так нелепы были его слова.

– Скрипка Страдивари… – начал он снова, но она перебила:

– Я поняла! Зачем вам это?

– Не знаю, – положив велосипед, Роман сел с нею рядом. – Почему-то это всегда интересовало меня. А, правда, чем?

Еще раз шмыгнув, Инга вытащила из кармана платок и промокнула лицо.

– Вообще-то я не скрипачка…

– Я знаю.

– Насколько мне известно, эти скрипки отличаются яркостью звука. Громкостью. Но не только этим, конечно. Хотя и это немаловажно, когда играешь в огромном зале… Но у скрипок Страдивари совершенно особый тембр. У каждой свой. Если бывает волшебный звук, то это Страдивари. Поговаривают, он делал свои скрипки из обломков Ноева ковчега, поэтому они звучат божественно…

– Вы их живьем слышали?

– Живьем людей едят, – отозвалась она сердито, и Роман обрадовался: «Больше не расплачется!»

Скомкав платок, Инга слегка отвернулась, но он старался и не смотреть на нее.

– Слышала, – произнесла она не сразу. – Даже несколько раз. И у нас, и в Италии. Во Франции довелось. Это каждый раз потрясение. Разумеется, от исполнителя много зависит. Если мы с вами возьмем такую скрипку, она не запоет.

Последняя фраза ему понравилась. «Мы с вами» – это было уже совсем не то, что она сказала вчера: «Вы полагаете, у нас найдутся общие темы для разговоров?» Или что-то в этом духе… Лукаво улыбнувшись, что очень нравилось женщинам, и Роман это знал, он сорвал маленькую ромашку, льнувшую к его сандалии, и протянул Инге.

– Хотите погадать?

– На что? – отозвалась она резко. – Вернусь я на сцену или нет?

– А вы ушли со сцены? – оторопел он. – Почему?

По ее лицу пробежала волна смятения:

– Вы не знали?

– Нет. Что-то случилось? Или надоело все?

Она помолчала, точно выбирая вариант ответа, потом проронила:

– Случилось. Я повредила руку в автомобильной катастрофе. Собственно, катастрофой это стало только для меня. Машина обошлась легким испугом.

Роман потянулся к ее руке, но Инга отдернула ее:

– Не эта! – она повертела правой. – Внешне все равно ничего не видно. Все зажило. Только что-то перестало работать. Заклинило.

– Можно я взгляну? – он протянул раскрытую ладонь.

Она спрятала руки за спину:

– На что вы собираетесь взглянуть? Я же сказала, что никаких внешних следов. Думаете, у меня пальцы теперь вкривь и вкось торчат?

– Нет, конечно!

– Все срослось, как миленькое. Да если б и не срослось… Разве вы доктор?

– Я хотел быть доктором, – вспомнилось ему. – Айболитом.

У нее оттаял взгляд:

– Ветеринаром? Серьезно?

– Более чем! Я всех шелудивых собак с улицы тащил в дом.

В ее прищуре опять мелькнуло что-то злое:

– Теперь в вашем доме поместилось бы много собак! Только вы их не потащите к себе.

– Не потащу, – признался Роман. – Хотя Лидочка была бы рада.

– Почему вы зовете ее, как ребенка?

– Она и есть ребенок.

– Вы знали это, когда женились на ней?

– Конечно, – он еще и кивнул в подтверждение. – Конечно, знал.

Инга слегка качнула головой:

– Неужели вам так хотелось больших денег? Я угадала? В этом было дело? Да ведь от них одна головная боль!

Он рассмеялся:

– А вы обладали большими деньгами?

– Большими, не большими… Но, вообще-то, я недавно купила апартаменты на Крестовском.

– О! – ему удалось не рассмеяться. – Это серьезно. А музыкантам, оказывается, хорошо платят!

– Платили, – произнесла она с нажимом. – Для меня все в прошлом. И не все так зарабатывали, как я. Далеко не все музыканты.

Заглянув ей в лицо, все еще слегка опухшее, Роман спросил почти шепотом, вызывая ее на доверительность:

– Значит, вы были одной из лучших?

– Вам не верится?

– Как раз верится… Иначе я не сидел бы здесь.

– Кстати, почему вы здесь? – Инга испытующе прищурилась.

Он улыбнулся:

– Меня увлек хвост огненной кометы, промчавшейся мимо.

Она усмехнулась:

– Боже, как вычурно!

– Нет, я на полном серьезе! Когда вы проехали мимо нас, я понял, что просто не могу оставаться на месте.

Дослушав, Инга встала и взглянула на него сверху:

– Дорогой сосед… Дачный романчик – это совсем не то, что мне нужно.

– Нужно для чего?

– Чтобы обрести душевное равновесие.

– Откуда вы знаете? Вы ведь еще не попробовали. Может, стоит?

Она решительно подняла велосипед:

– Не думаю.

– А вы и не думайте! Вы делайте. Совет всей России! – растянув губы, он широко взмахнул рукой.

– Не много ли вы на себя берете, давая России советы? – Инга уже поставила ногу на педаль, но напоследок добавила: – Россия всегда была страной мыслителей, а вы хотите сделать ее мещанской слободой?

Он отмахнулся:

– Да я и не думаю обо всей России, если честно!

– Вот достойный ответ нового буржуа! – отозвалась она язвительно. Хвост у нее на макушке топорщился вызывающе, словно эта женщина вышла на тропу войны. – Каждый из вас гребет под себя, поэтому наша общая лодка стоит на месте.

– Наш Ноев ковчег? – прищурился Роман. – Пускай развалится! А из обломков очередной Страдивари изготовит множество волшебных скрипок…

– Очередного Страдивари быть не может.

                  ****

По-хорошему нужно было встать, раз Инга уже поднялась, но ему нравилось сидеть у ее ног, и смотреть на эту женщину снизу, как на высокую, тонкую сосну с порыжевшей от зноя верхушкой. Внутри нее таился этот зной, или же чья-то страсть опалила ее, Роман не знал. Но ему хотелось шагнуть в этот пламень и упиться болью, которой еще никогда не испытывал, и потому она так притягивала его. Лидочка была чистым родником… Кажется, он слегка озяб в ее прохладе.

– А вы – циник, – процедило солнце, которым он любовался. – Вам самому не противно?

Роман ответил улыбкой, которая магнетически действовала даже на его партнеров:

– Нет. А должно быть?

– Наверное, нет, – ее ступня задумчиво покачивалась на педали. – Человек редко бывает противен сам себе. И охотнее всего прощает собственные грехи.

– Вы любите философствовать? – он прикусил губу, чтобы не рассмеяться, но Инга услышала этот не прозвучавший смех.

– А что любите вы? – спросила она резко.

– Я люблю мороженое.

– Что? – она даже растерялась.

Он подтвердил:

– Мороженое. Я его произвожу.

– Серьезно? Впрочем, да… Что-то такое Михаил Викторович мне говорил.

– Вы зовете мужа по имени-отчеству? – Роман даже не попытался скрыть изумления.

– Только при посторонних, – произнесла она холодно.

Внезапно догадавшись, Роман воскликнул, шлепнув ладонью по траве:

– Вот почему меня так тянет к вам!

Она только приподняла брови. Засмеявшись от радости, Роман пояснил:

– С виду вы вся такая огненная, но внутри вас настоящий лед. Сочетание не сочетаемого. Мечта производителя мороженого. То есть моя.

Сняв ногу с педали, Инга переспросила со смешком:

– Хотите сказать, что я – ваша мечта?

– Да, – отозвался он серьезно, и это заставило ее поежиться.

– Знаете что, – проговорила она с внезапно пробившейся усталостью, – я уже не в том возрасте, чтобы верить в полный бред. Упражняйтесь, обольщая девочек. Студентки охотно клюнут на эти сочетания не сочетаемого… Оксюморон. А мне это уже неинтересно.

С сожалением оттолкнувшись от теплой земли, Роман поднялся и шагнул к ней. Инга не дрогнула, только между бровями напряглась складочка.

– Почему? – он понизил голос. – Вам я неинтересен или сам процесс?

– А если и то, и другое?

– Тогда вы – скучный человек.

У нее вдруг вспыхнуло лицо:

– Я?!

«Ага! – уцепился Роман. – Такого ей еще никто не говорил!»

Она быстро пошла вперед, ведя велосипед рядом.