Уже на четвертый день по выходе из Палосской гавани маленькую флотилию адмирала Кристобаля Колона постигло несчастье. «Пинта» потеряла свой руль. По неизвестной причине он раскололся на мелкие куски. Сам адмирал, капитаны Пинсоны и опытный корабельный плотник обследовали его и выяснили, что руль нарочно был сделан из гнилой древесины, чтобы заставить мессера Коломбо вернуться назад.

Кое-как сделали некоторое подобие руля и продолжили путь с тем, чтобы сделать и заменить настоящий руль для «Пинты» на Канарских островах. Там эскадра должна была пристать, запастись водой и вином.

На другой день «Пинта» дала течь. В трюме захлюпала вода. С большим трудом добрались до Канарских островов. Адмирал рассчитывал обменять «Пинту» на какое-нибудь прочное судно. Но все усилия его были напрасны. Никто из местных судовладельцев не желал брать это ненадежное суденышко. Мессер Коломбо, посовещавшись с Пинсонами и де Араной, вынужден был заставить матросов и плотника укрепить корпус на «Нинье», заменить руль и с таким все-таки ненадежным судном отправиться дальше в неизведанную даль океана.

Матросы на всех трех каравеллах восприняли происшествие с «Пинтой» как недоброе предзнаменование для будущего путешествия. В довершение этого неприятного происшествия на цветущем острове неожиданно пробудился Тенерифский вулкан.

С утра, когда каравеллы отчалили от берега, начало трясти землю и сам дымящийся пик вулкана.

– Господи, помилуй, Господи помилуй, – молились матросы, испуганно крестясь.

– Вот невезенье-то, – проговорил, стоя рядом с адмиралом, Диего де Арана. – Черт бы побрал этот проклятый вулкан. Нет, чтобы подождать, пока мы отплывем подальше.

Ренцо и Чекко глядели встревоженно, стоя у борта, обращенного к острову, и с изумлением наблюдали грозное зрелище.

Сначала повалил дым, как из огромной печной трубы. Потом раздался грохот, словно одновременно выстрелило несколько сот бомбард, сверкнуло что-то вроде ослепительной молнии. Огромные камни и туча пепла взлетели в ясное небо. Все невольно зажмурились. А когда снова открыли глаза, то увидели, как раскаленная багровая лава уже текла по склонам горы.

Стало жарко и душно, всякий ветерок стих.

– Как вблизи плавильной печи, – сказал Ренцо другу, вспомнив свое прежнее занятие у серебряных дел мастера Мадини.

Захотелось отвернуться от палящей жары и обратить лицо в сторону дальнего материка. Три судна медленно отплывали от Канарских островов.

– Вот уж не к добру, явно не к добру… – вздыхали матросы на «Санта-Марии». – Ничего хорошего не получится от этого плавания под управлением нашего безумного адмирала.

– Да что вы ноете, будто старые женщины, – неожиданно рассердился судовой священник, сам худощавый и жилистый, как матрос, отец Паоло. – Готовьтесь к работе, на которую вас поставили Их Величества и которую благословила святая церковь. А ну, кончайте хныкать, приступайте к делу…

– Тем более, – хладнокровно добавил помощник адмирала де Арана, – нам предстоит морской бой.

– Что такое? – взволнованно спросил адмирал, стоя на капитанском месте и поворачиваясь к последнему из Канарских островов.

– Кажется, португальский король Жуан послал свои военные суда, чтобы задержать нас, – так же невозмутимо произнес де Арана. – Это в лучшем случае, а в худшем…

– Поднять все паруса! – крикнул адмирал.

– Чего ж поднимать, когда ветра почти нет, – пожимали плечами матросы.

– Пойте Отче наш и выполняйте приказание его милости, мессера Кристобаля Колона! – поддержал сильный голос адмирала мужественно и смело патер.

– Верно, преподобный отец! – присоединился к воззванию священника де Арана.

Матросы бросились тянуть канаты и поднимать паруса. Тем временем из-за последнего самого западного острова показалась флотилия португальского короля в составе трех больших военных судов.

И тут произошло нечто, от чего самые унылые, трусливые и недовольные заткнули рты. Ветерок, едва веющий с юга, прямо на глазах сменился и многократно усилился. Волны, до этого мгновения едва покачивающие каравеллы, закипели. Белая пена клочьями полетела с бушующих гребней. Паруса испанской флотилии наполнились силой ветра, и каравеллы устремились в даль океана.

У острова же волны настолько взбесились от начавшегося внезапного шторма, что срывали паруса с мачт португальских судов. Их погнало прямо на скалы ближайшего берега.

Адмирал считал себя счастливым, когда скрылся из виду последний остров Канарского архипелага, принадлежавшего Португалии. Но по мере того, как крепла уверенность в успехе возглавившего это предприятие мессера Коломбо, так же усиливалось со дня на день дурное настроение матросов. Где гарантия, что они не погибнут завтра же в этом неизведанном и бесконечном водном пространстве?

Вскоре после того, как скрылся последний из Канарских островов, матросы вдруг заметили обломки разбитого судна, носимого волнами вблизи флотилии. Что за судно погибло до того, как они оказались здесь? Страшная, необъяснимая загадка. Ведь португальцы никогда не предпринимали плавания в этом направлении. Откуда же взялись печальные обломки погибшего корабля?

Встреча с обломками неизвестного судна говорила экипажам всех трех кораблей лишь одно: «Если не хотите оказаться в таком же положении, поворачивайте назад!» Об этом тихо толковали между собой и матросы, и люди более высокого ранга.

Через несколько дней помощник старшего из братьев Пинсонов, ворвался в его каюту с бледным, искаженным от страха лицом.

– Что еще случилось? Чего ты так испугался? – удивился Винченцо Пинсон.

– Пойдите, капитан, поглядите на компас. С ним происходит что-то ужасное, – отвечал рулевой.

Пинсон поспешил к корабельному компасу и тоже нахмурился. Стрелка компаса по неизвестной причине вдруг стала сильно отклоняться к западу. Пинсон схватил рупор и принялся кричать об этом, обратив его в сторону «Санта-Марии». Благо каравеллы плыли на небольшом расстоянии друг от друга.

Через некоторое время адмирал разобрал то, о чем докладывал с «Ниньи» капитан Пинсон-старший. Он тотчас подошел к своему компасу и увидел то же самое явление.

– Я не знаю, от какой причины происходит это отклонение, – ответил Пинсону адмирал Колон. – Но мы продолжаем держать то направление, которое избрали с самого начала.

Находившийся неподалеку от адмирала юный Ренцо несмело приблизился к нему и сказал по-генуэзски:

– Прошу прощения, мессер Кристофоро, но мне показалось: такое отклонение возможно, потому что я вспомнил указания ветров и течений на карте прокаженного. Может быть, здесь так и должно быть?

– Молчи, мальчик, не говори об этом никому. И не упоминай о карте прокаженного нищего.

– Слушаюсь, мессер, не скажу никому ни слова.

Ренцо стал замечать, что Чекко неохотно остается с ним наедине. А когда это случается, то держится по возможности за несколько шагов в стороне. Наконец Ренцо не выдержал.

– Ты на меня обижен? – спросил он старого приятеля. – Может быть, ты вспомнил, как я ударил тебя на площади, в Генуе?

– Не говори глупости. Я уж давно об этом забыл, тем более мы с тобой вместе учились у синьора Пьетро и вместе находились в услужении у мессера Кристофоро… Я всегда любил тебя по-братски. Рад был, что мы оба приняли участие в плавании под началом адмирала…

– Так что же произошло? Почему ты не желаешь со мной говорить? Даже больше предпочитаешь общаться с испанцами.

– Пойми меня, Ренцо. Я совсем не хочу тебя обидеть. Просто, мне кажется, я заболел. Чем? Я не знаю. Однако… помнишь того нищего с картой? Он ведь прокаженный.

– И ты думаешь, он тебя заразил? Но я ведь тоже держал в руках карту нищего. По приказанию мессера Коломбо, я срисовал для него копию с той карты. Я тоже, как и ты, могу заболеть. Мессер Кристофоро нарочно приказал мне тогда сделать копию, а карту сжечь. Затем посоветовал вымыть руки горячей водой и еще протереть их уксусом. Я так и сделал.