Незаметно наступил вечер, и мы с Димой подумывали над тем, куда дальше вести своих подруг. Они были уже почти готовенькие: купи выпивку и зови к себе. Но проблема заключалась в том, что родители Димы никуда не уезжали из дома, а моя ситуация так ещё хуже.

Пока Дима переписывался со знакомыми, упрашивая тех освободить квартиру на ночь, произошёл неожиданный конфуз, который свёл все наши планы на нет.

Мы с Димой стояли и курили в стороне от Нади с Ксюшей. Ксюша, которую для себя уже выбрал я, тогда как Диме пришлось довольствоваться Надей, общалась с кем-то по телефону. Я не слышал, о чём она говорит, но её гримаса подсказывала мне, что этот диалог весьма неожиданный и неприятный. Тут важно добавить, что все мы стояли на тротуаре рядом с проезжей частью, в пол сотни метров от метро. На мгновение мы отвернулись от девушек, а когда я обернулся обратно, то увидел, что взгляд обеих устремлён на остановившуюся чёрную BMW. У машины включились аварийки, а из неё вышли четверо загадочных типов. Один из них подошёл практически вплотную к Ксюше, но в этот миг мы уже успели заподозрить что-то неладное и были рядом. Грозный вид этого атлетичного пацана в солнцезащитный очках и его друзей-качков подсказывал мне, что сейчас начнётся что-то неладное. Ситуация казалась напряжённой, но я никак не мог собрать свои яйца в кулак. Хотя, когда я поглядел на Диму, у меня и вовсе сложилось впечатление, что яйца у него отсутствуют и собирать там нечего – настолько он был растерян.

– Зачем ты приехал?! – громко кричала Ксюша на этого грозного парня. – Я же тебе всё нормальным человеческим языком объяснила. Давай, разворачивайся и поезжай со своими дружками дальше.

– Я что-то не пойму, детка, – обратился он к ней, яростно жестикулируя руками. – Ты мне писала, что сидишь с подругой. А кто эти хмыри? – показал он на нас.

– Какая тебе разница вообще! – ответила Ксюша, толкнув его в плечо. – Я имею право гулять с кем хочу, ясно?!

– Дура, а я тебе в любви клялся. Прощения просил на коленях. А ты что? Да тебе похуй было на всё это! И что теперь? Вот те, кто тебя устраивают, да?

– Ещё раз повторяю: ЭТО МОЯ ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ! С тобой мы уже всё давно обсудили! И я думаю, что разговор исчерпан. Так что катись отсюда!

– Нет, не исчерпан! – выкрикнул он, резко взяв её за плечи, словно какой-то псих. Тут уже пришло время нам вступить в их семейные разборки.

– Руки убери от девушки, – потребовал я его, взяв за одну руку.

– Ух ты, ёбаный рот! Защитничек! – прокомментировал он, но руки убрал. Правда, остановить его вряд ли можно было словами, ведь его состояние стало более чем невменяемым. – Ты бы меня не трогал сейчас, а то огребёшь вместе со своим лохматым другом. Лучше завали свой рот и дождись пока взрослые договорят, ок?

– А тачка классная у тебя, смотрю. Сам заработал или папашу потряс? – добавил я, и теперь эта груда ненависти устремилась лишь на одного меня. Мои яйца сейчас казались железными как никогда. Ксюша и Надя посмотрели на меня с безысходностью и сожалением, что не предвещало, разумеется, ничего приятного. Тем не менее морально я уже подготовился к тому, что схлопочу. Вопрос оставался за временем. Уж лучше достанется нам, чем нашим подругам. Но я также представлял, какими плохими словами в голове называл меня в тот момент Дима, который явно не любил конфликтовать. И всё же, теперь этого было не избежать.

– Зря ты это…– едва слышно сказала мне Надя и опустила глаза.

– Она права, пацан. Ты точно нарваться хотел. Радуйся, нарвался! – затем он обратился к стоявшей рядом с ним шайке: – Ребята, поучим этих сопливых уважению?

Я заметил, как все четверо с суровыми минами на лицах направились к нам с Димой. Поначалу мы пробовали отбиться, но через несколько минут уже валялись на земле и принимали яростные удары ногами по почкам и рёбрам, слушая женские возгласы: «Не надо! Хватит, Лёш! Скажи, чтоб они прекратили! Прошу тебя!»

Вскоре они и правда прекратили. Не помню, был ли я тогда вообще в сознании. Словно из потустороннего мира я слышал едва уловимые слова: «В машину! Живо!» И вроде бы девочки что-то говорили: «Вы извините нас, ребят!»

Меня поднял какой-то незнакомый человек. Голова кружилась, и я толком не понимал, что вообще происходит вокруг. Помню Диму, валявшегося на асфальте. Его лицо походило на отбивную. Я ощупывал своё лицо: похоже, на нём только пару ссадин. В отличие от моего друга, я успел прикрыть его руками.

Дождавшись приезда скорой, я отправился вместе с ним в больницу. Ситуация не казалась критичной, но, судя по всему, Диме нужно было наложить несколько швов… Во время поездки я то и дело пялился на его лицо. В какой-то момент он не выдержал и обеспокоенно спросил:

– Что зыришь? Неужели всё так плохо?

– Настолько, что ты вряд ли ответишь своей мамке что-то кроме правды… – ответил я, будучи принципиальным реалистом…

Летом в больнице очень холодно. Всё из-за кондиционеров. Из операционной, куда ввозили одного полумёртвого пациента, а вывозили другого полуживого, изредка доносились крики. Эти голубые стены, на которых нет никакой рекламы и информационных объявлений, удручали и одновременно пугали. Мне даже на мгновение пришла мысль стать первым, кто оставит на ней след в истории. Но я понимал: что бы я не изобразил на этой стене, пусть даже овощной натюрморт в виде двух помидорок и огурчика между ними – всё снова закрасят невзрачной голубой краской. Иногда ты что-то меняешь в жизни, рисуешь на своём биографическом полотне, однако в какой-нибудь неожиданный для тебя час кто-то портит твой рисунок, и приходится рисовать по-новому. Я пытаюсь найти свою палитру, своё вдохновение и в результате получить что-то неповторимое и удивительное, а пока что всё сводится к одному и тому же – к двум помидоркам да огурчику.

В безмолвных коридорах больницы отчётливо слышался звук вентилятора. Вокруг воцарилась странная тишина. То ли пациенты закончились, то ли в операционных спасли уже всех, кого могли. И всё бы замечательно, если бы не внезапный рингтон на моём телефоне, который настолько ужасен, что даже прекрасен, ведь если меня он раздражает, то окружающих он раздражает во стократно. А я обожаю, когда кто-то бесится по пустякам.

– Алло, мам?

– Привет, милый. Как твои дела?

– Всё хорошо. Сижу… Смотрю на детей, которые играют на детской площадке. Ты как?

– Ничего. Ты помнишь, какой сегодня день?

– Да, мам, я помню.

– Хочешь прийти сегодня?

– Куда?

– Ко мне.

– А можно?

– Да, Семён сегодня на работе допоздна. Ты можешь прийти, помянем отца.

– Почему ты раньше не позвонила?

– Не могла раньше… Так тебя ждать?

– Буду через час где-то…

– Хорошо, буду ждать тебя, дорогой.

– Целую тебя, мам.

– И я тебя, сынок.

Я не люблю затрагивать тему своего родного отца. Он погиб, когда мне было восемь. Разбился в автоаварии. Тогда я очень сильно переживал на счёт всего этого: похороны, нотариусы, долги, которые надо было погасить. Пока я ходил в школу, моя мама бегала с одной работы на другую и пыталась одновременно прокормить меня и себя, а заодно расплатиться по кредитам. В те годы я видел её реже, чем своих бабушку с дедушкой. Длилось это до тех пор, пока мама не встретила моего будущего отчима, Семёна. Тогда-то мы продали свою квартиру и перебрались в его. Выбор был небольшим: надеяться на силы матери и её родителей, либо принять помощь, предлагаемую Семёном. Поначалу мне он казался славным, но в качестве отца я его никогда не воспринимал. Да и славным он был только до тех пор, пока не нажирался в хлам. Кто мог знать, что чувак в погонах, который служит в ОМОН, такой свинья в личной жизни? Когда отца не стало, всё пошло наперекосяк. Поэтому я предпочитаю забыть всю эту историю и жить дальше.

Я зашёл в палату к Диме, чтобы попрощаться. С минуты на минуту должны были приехать его родители, а я не хотел смотреть на их замороченные физиономии, а уже тем более что-то объяснять. Ох, несладко же придётся моему другу: ему предстояло объяснить случившееся, но куда страшнее – смириться со шрамами, которые останутся навсегда.