— Ты думал привезти мне золото, ткани, скот и прочее, а взамен хотел получить в жены Лалвен? — Финголфин все еще лишь спрашивал, но если бы холод в его голосе на самом деле мог заморозить, Хадор превратился бы в ледяную статую. — Это и называется «купить», не находишь?
— Я не желал оскорбить ни тебя, ни ее, — быстро проговорил адан, чувствуя себя донельзя глупо. — Так у нас заведено. Но если у эльдар иначе, я готов жениться на ней по любым обычаям.
— Тогда начнем с главного, — ответил Финголфин уже мягче. — Ты поговорил с ней о своих намерениях?
Теперь вспыхнул уже Хадор. Он поперхнулся, и щеки его залились краской.
— Как можно? Я безмерно уважаю леди Лалвен и ни за что не посмел бы унизить ее подобными поползновениями!
— Все ясно, — король тяжело вздохнул и приложил ладонь к лицу. Похоже, он старался не засмеяться.
Открыв настенный шкафчик, Финголфин достал бутылку вина и два кубка и поставил их на стол.
— Нам с тобой стоит сперва побеседовать о традициях…
***
Вечером того же дня Лалвен отказала Хадору. Оказалось, она успела полюбить его, но вовсе не так, как возлюбленного, а словно друга или хорошего товарища. Следующим утром Хадор уехал, сгорая от стыда и досады.
Еще долго он старался видеться с Лалвен только по каким-нибудь важным делам. Иногда он — как и раньше, украдкой — любовался ею, а порой все же перекидывался парой слов просто так. Постепенно первое очарование прошло и он стал видеть ее красоту иначе. Лалвен была все такой же прекрасной, но далекой, чужой, совсем непохожей на человека. Так смотришь на картину или статую, исполненную столь искусно, что она кажется живой, — но разве станешь вожделеть ее как настоящую женщину?
Хадор узнал ее поближе. И оказалась она умна и отважна, искусна в ремеслах, а нрава веселого и смеяться умела так, что смех ее отдавался радостной песней в каждом сердце. Лалвен была той, с кем хотелось стоять рядом — но не идти по жизни как с женой. Слишком уж она, нолдорская дева, отличалась от аданэт. Если и суждено было когда-нибудь сойтись эльфу и человеку, то, должно быть, по некоему особому велению судьбы. И Хадор признал, что не его это судьба. Он полюбил совершенные черты лица, точеную фигуру, стремительный танец и лучезарную улыбку, но все это принадлежало деве, которую он совсем не знал. А дева эта стала ему другом, но не возлюбленной. И когда, спустя годы, Лалвен заключила помолвку с Аннаэлем из митримских синдар, ни единая капля ревности не отравила сердце Хадора. Он радовался за Лалвен.
Прошло время, и Хадор сошелся с Гильдис из своего народа. Была она хороша собой, но не столь ослепительно прекрасна, как Лалвен. Не могла она в бою на мечах одолеть любого из его воинов и не приходилась родней эльфийскому королю. Но Хадор сам не заметил, как отдал ей свое сердце и как любовь расцвела в его душе. С ней хотелось встречать закаты и рассветы, засыпать и просыпаться рядом всю жизнь, до самой смерти, а дальше, если повезет, рука об руку уйти в то неведомое, что уготовано людям.
А все потому, что с Гильдис он сперва поговорил.