«У него случился инфаркт», – сообщил врач, развенчивая подозрения родственников, что глава их семейства умер от укуса змеи.

Мой дед пал жертвой самой распространенной причины смерти на свете – внезапной остановки сердца после инфаркта миокарда или сердечного приступа, вызванного испугом из-за укуса змеи.

В больнице ему уже ничем помочь не могли; тело моего деда отвезли обратно в деревню и на следующий же день кремировали, чтобы оно не начало портиться от летнего зноя. Под светлым голубым небом, в окружении скорбящих, увешанный цветочными гирляндами гроб с его телом вознесли на пропитанный маслом помост погребального костра.

Выросший на семейных преданиях, я страшился сердца – оно было грозным палачом, забирающим жизни людей в самом расцвете сил. Ты мог быть сколько угодно здоровым, но сердце все равно могло тебя убить. Мне это казалось ужасно несправедливым. Это настороженное отношение к сердцу неустанно подпитывала моя бабушка, переехавшая жить к нам, в Калифорнию, в начале 80-х годов (в какой-то момент она соскучилась по дому и вернулась в родную деревушку близ Канпура, где умер ее любимый супруг). Даже через тридцать лет после его смерти она по-прежнему куталась в пахнущие нафталином белые воздушные шали, какие носят вдовы.

Однажды в Лос-Анджелесском зоопарке посетителям показывали с рук змею. Бабушка уважительно ей поклонилась, сложив руки и пробормотав молитву, а после потребовала, чтобы мы отвезли ее домой. Она была женщиной с железной волей, после смерти мужа успешно заменила его в роли главы семейства. Но при этом она, словно мисс Хэвишем[1], всю свою жизнь скорбела из-за не поддающегося логическому осмыслению несчастного случая. В Индии змеи считаются символами бесконечности и безвременья, а также неудачи и смерти. До последнего своего дня она в глубине души верила, что ее мужа убила ядовитая змея. Если сравнить укус змеи с тем, насколько стремительно и неожиданно сердечный приступ может подкосить здорового, полного жизни человека без малейших к тому предпосылок, ее версия не столь уж далека от истины.

Мой дед по материнской линии тоже пал жертвой внезапного сердечного приступа, пусть и в более солидном возрасте. Военный врач по профессии, он успешно занимался частной практикой в Нью-Дели, принимая пациентов у себя на дому. Одним сентябрьским утром 1997 года, вскоре после своего восемьдесят третьего дня рождения, он проснулся и пожаловался на боли в области живота. Он полагал, что дискомфорт вызван тем, что он переел и перепил шотландского виски накануне за ужином. Буквально через несколько минут он застонал, потерял сознание и умер. У него наверняка случился обширный инфаркт, но убило его не это. После инфаркта начинается аритмия – желудочковая фибрилляция, при которой ритм сердца сбивается, – именно она помешала его сердцу поддерживать циркуляцию крови и сохранить ему жизнь.

Когда я разговаривал со своей матерью о смерти деда, она сказала, что ей жаль, что он умер так неожиданно, но вместе с тем она рада, что это произошло так, а не иначе.

Вот так, под влиянием истории моей семьи, человеческое сердце стало для меня своего рода предметом одержимости. Еще в детстве я лежал в кровати и прислушивался к биению сердца в своей груди. Я ложился на бок, клал под голову руку и слушал, как отдаются в ушах глухие удары сердца, проталкивающего кровь по сосудам моего тела. Я синхронизировал вентилятор на потолке с этим ритмом, и меня пленило это состязание двух источников колебания, двух осцилляторов; я был благодарен, что мой собственный осциллятор и не подумывал брать передышку[2]. Меня завораживала дихотомическая природа сердца: мускулистое, неустанно работающее, но при этом такое уязвимое! Годы спустя, став специалистом по сердечной недостаточности, я передал свою увлеченность своим детям. Когда мой сын Мохан был маленьким, мы смотрели с ним спецвыпуск канала PBS про сердечно-сосудистые заболевания. Там у мужчины произошел сердечный приступ и остановилось сердце. Он лежал на носилках в машине скорой помощи, и, когда его реанимировали, приложив к груди электроды дефибриллятора, его тело выгибалось дугой от силы разряда. Мохана зачаровала эта сцена, он смотрел и пересматривал ее, вновь и вновь перематывая кассету, до тех пор пока я не прерывал просмотр, опасаясь влияния происходящего на его неустойчивую детскую психику.

Эта книга рассказывает о том, что такое сердце; каким его видит медицина и как с ним правильнее всего жить, при этом не забывая прислушиваться к его зову. Путь к самопознанию отнюдь не случайно лежит через понимание ценности сердца.

Из всех жизненно важных органов именно сердце отключается последним, и оно же развивается раньше всех прочих – сердце начинает биться примерно на третьей неделе жизни эмбриона, несмотря на то что у него еще нет крови, которую оно должно перекачивать.

От рождения до смерти сердце совершает приблизительно три миллиарда сокращений. Оно выполняет просто невероятно много работы. Сила каждого удара сердца такова, что проталкивает кровь по сосудам примерно на 161 000 км. За неделю сердце среднего взрослого человека перекачивает столько крови, что ею можно было бы наполнить небольшой бассейн из тех, что делают на заднем дворе. Несмотря на все это, поддерживаемая им жизнь может быстро прерваться. Остановка сердца означает мгновенную смерть. Если жизнь заключается в бесконечном сопротивлении неумолимо надвигающейся энтропии, то в центре этого противостояния бьется сердце. Снабжая энергией клетки нашего тела, оно противодействует нашей склонности к угасанию и неупорядоченности.

Прежде всего сердце стремится биться; это желание заложено в саму его структуру. Клетки сердечной ткани, выращенные в чашке Петри, спонтанно сокращаются, ищут другие клетки (с помощью электрической связи через щелевидные соединения, или нексусы), чтобы синхронизироваться в своем спонтанном, ритмичном танце. По сути, кардиомиоциты, как и орган, из них состоящий, являются социальными сущностями. Сердце может продолжать биться в течение дней и даже недель после смерти животного. В лабораторных условиях французский лауреат Нобелевской премии Алексис Каррель продемонстрировал, что получающие полноценное питание клетки сердца цыпленка, содержащиеся в растворе плазмы и воды, могут сокращаться в течение многих месяцев – их жизненный цикл растянулся на более чем двадцать лет, что значительно превышает продолжительность жизни их донора. Это уникальное качество сердца. Мозг и прочие жизненно важные органы не могут функционировать, если не бьется сердце, а вот биение сердца не зависит от работы головного мозга, по крайней мере в краткосрочной перспективе. К тому же сердце не просто перекачивает кровь в другие органы – оно качает ее и для себя.

Мы не можем увидеть собственные глаза. Мы с трудом можем заставить наш мозг думать так, а не иначе. Сердце иное; в отличие от всех остальных органов, сердце самодостаточно.

Из всего, с чем связано сердце – с эмоциями, с мыслями, – именно связь между его стуком и жизнью является, пожалуй, самой тесной. Сердце ассоциируется у нас с жизнью за счет того, что, как и сама жизнь, сердце динамично. Сердце – единственный орган, ежесекундно сохраняющий подвижность на ощущаемом, макроскопическом уровне. Его пульсация взывает к нам, его ритмичные удары транслируют по всему телу электрические импульсы в тысячи раз более мощные, чем что-либо еще в нашем теле. Столетиями самые разные культуры воспринимали сердце как источник животворящей энергии, которую следовало извлекать и собирать. В Древнем Египте сердце было единственным внутренним органом, который оставляли в теле во время мумификации; считалось, что оно играет ключевую роль в перерождении покойного[3]. В одной из популярных сцен египетской мифологии сердце покойного сравнивается по весу с пером или статуэткой, олицетворяющей правду и божественную истину. Если сердце уравновешивало перо, то считалось невинным и возвращалось владельцу. Если же сердце оказывалось тяжелым от скверны, то его поглощала чудовищная химера, а покойный изгонялся в загробный мир. Три тысячи лет спустя ацтеки проводили на вершинах храмов сложные ритуалы, в ходе которых они вскрывали кремниевыми кинжалами грудные клетки рабов и вырывали их еще бьющиеся сердца, чтобы поднести их своим идолам. В сказках западных культур ищущие бессмертия ведьмы поглощают сердца невинных. К примеру, в «Белоснежке» злая королева требует, чтобы охотник вырезал сердце девушки как доказательство того, что она действительно умерла. Даже сегодня, когда смерть мозга повсеместно признается истинным признаком кончины, люди по-прежнему ассоциируют наличие пульса с жизнью. В отделении интенсивной терапии ко мне подходят члены семьи пациента и говорят: «Его сердце бьется. Как он может быть мертв?»