В СССР армия, а тем более авиация, предмет постоянной заботы. Вот и нас начальство осчастливило – нам прислали комиссара. Захаров Павел Андреевич, лысоватый невзрачный мужичонка лет сорока на вид. Вроде, простоват, типа от сохи. Но, может, и придуривается, посмотрим. Первым делом он озаботился стенгазетой к 7 ноября. Газеты нам зачитывал, речь сказал. Я молчу да иногда киваю – мне конфликт с комиссаром не нужен. Тем более, во многом я с ним согласен, ещё бы он поменьше банальностей нёс.

А наш ватман с расчётами упреждения он одобрил, определив его как комсомольскую работу. Другой комсомольской работы в полку не нашлось, и он даже предложил мне стать комсоргом. Я отговорился тем, что боевой подготовкой увлекаюсь, а в политической слабоват, знаю только то, что всем известно. Так этот добрый комиссар стал меня утешать! Мол, и боевая подготовка тоже нужна. Мне удалось сохранить серьёзную рожу.

Комиссар оказался не ленивым, и через пару дней я получил вызов в ленинскую комнату для индивидуальной беседы.

– Скажите, товарищ Панкратов. Вот вы о войне часто говорите, а ведь у нас с немцами пакт. Не провокация ли эти ваши разговорчики? И кто вас на это подбивает?

– Я, товарищ Захаров, военный лётчик. Войны сейчас нет. А чем должен заниматься военный лётчик в мирное время?

– Боевой и политической подготовкой.

– А боевая подготовка это и есть подготовка к войне с вероятным противником. Я серьёзно отношусь к своему долгу и усиленно готовлюсь. А как комсомолец и боевой товарищ я хочу, чтобы и мои товарищи лётчики и весь состав полка тоже вели подготовку, и готов помогать чем смогу. Также считаю своим долгом воспитание моих товарищей ведомых – лётчиков Сафонова и Сафина. Должен вам сказать, что считаю проведённые в полку учения по боевой стрельбе хоть и успешными, но недостаточными из-за нехватки патронов. Кроме того, считаю важнейшим вопросом освоение эРэСов, реактивных снарядов, основного оружия наших истребителей.

– Да, слышал уже об этих ваших настойчивых просьбах… Но вот насчёт войны – что вы боевую подготовку совершенствуете – это хорошо. А вот разговоры о войне – это плохо, этого не надо.

– Согласен, надо с этим поосторожнее. Но совсем не думать о войне – мы же военные. Не всё же нам о бабах думать. Может быть, не говорить о войне, а говорить о суровом испытании? Сокращённо, проблема СИ.

– Что это вы выдумываете, какая проблема?

– Революция учит сокращать. ВКП(б), ЦК, коминтерн, совнарком. А если говорить «проблема СИ», то и разговоров о войне не будет, а вот боевая подготовка – будет. А без неё мы зря свой хлеб едим и получаем солидную зарплату.

– Ладно… Я ещё подумаю… Но мне кажется, с проблемой СИ вы перегибаете.

– А вы с особистом посоветуйтесь. Нам всякие такие выражения нужны, чтобы шпионы не поняли, которые подслушивают. Например, дать каждому лётчику кличку, позывной называется. Если будут раненые, говорить, например, триста, а если убитые – двести.

– Ну, это уж вы совсем… Триста, двести, клички уголовные…

– Нет у нас пока раций, но ведь будут? А враги будут подслушивать. Могут узнать секретную информацию.

– Ладно, это, действительно, к особисту. Вы мне другое скажите: вот, говорят, вы наши самолёты ругаете, и наше оружие, а немецкие восхваляете.

– Я ругаю? Да чайка – это самый маневренный из истребителей. Сами посудите: мессер вираж выполняет за 22-24 секунды, а чайка за 8-10. Это не просто преимущество – это подавляющее преимущество. А оружие – да наши эРэСы – это оружие будущего. Нет у немцев ничего подобного, вообще. А у нас есть, но по нерадивости оружейников, лени, наше лучшее оружие лежит на складе в дивизии. Партия и правительство создали хорошее оружие, прислали сюда, в Бессарабию, а мы его осваивать не хотим. Куда смотрят коммунисты? Да, есть и у немцев свои преимущества – скорость, вертикальный маневр, пушки скорострельные на самолётах. Так это и есть часть боевой подготовки – уметь использовать преимущества наших самолётов, а врагу не дать его преимущества использовать. Я об этом всё время говорю, да не все понимают… А уж чтобы поработать без приказа начальства – с этим совсем туго.

– Да, товарищ Панкратов… Я слышал, вы инициативный человек. И по результатам стрельб отличились. Может быть, вам подумать о партии? Раз вы такой сознательный? Сколько вам ещё комсомольцем быть – возраст-то уже подходит?

– Ну, мне до 28 ещё больше двух лет. А из-за проблемы СИ их ещё прожить надо, а это вряд ли. Уж очень это испытание будет суровым. А партия… Я лётчик. Мне бы летать да стрелять, да дайте мне оружие хорошее. А агитировать – так я напутаю что-нибудь, только хуже сделаю. Нет, моё дело – боевая подготовка.

Комиссар наморщил лоб, как бы что-то вспоминая. Кажется, беседа со мной ему нелегко даётся, вон и капли пота на лысине выступили.

– Да, товарищ Панкратов. Вот вы говорите, есть у нас преимущества, и надо их использовать. Это очень правильно. А вы сделайте стенгазету, вот, как ту, о стрельбе, где и объясните наглядно наши преимущества. Это и боевой подготовке послужит, а? Товарища Елизарова (это тот самый техник художник) я попрошу вам помочь. В общем, вы подумайте, мне кажется, у вас может получиться, а это важная комсомольская работа, наглядная агитация.

Наш комиссар простоват, но деятельный. Немедленно отправился к особисту, в долгий ящик не откладывает. Вскоре из-за двери послышались крики, разговор на повышенных идёт. И вот выскакивает комиссар от особиста, весь растрёпанный и красный, и вдруг мне прямо в лицо выкрикивает:

– Не будет у нас кличек! Я не допущу. Мы армия, а не банда!

А выражение «проблема СИ» прижилось. Нет-нет да кто-нибудь так скажет. А ведь я просто пошутил.

А что, может, комиссар и прав. Делать сейчас нечего, самое время рисовать. И народу развлечение. Идеи у меня быстро возникли, и мы с Женей Елизаровым начали творить. Женя не просто хорошо рисует – он два года проучился в Киеве на художника, но ушёл в техники. Манера его – как будто комиксы. На ватмане три картинки разместились, но выразительные. На первой пилот чайки (размером чуть ли не больше этой чайки) с физиономией деревенского дурачка пересчитывает пролетающих рядом трёх ворон. Правой рукой указывает на них пальцем, на левой пальцы зажимает (каждая рука размером с мотор). А из-за тучки на него пикирует сзади пара мессеров. Это я настоял, что именно пара – пусть привыкают, что немцы летают парами. Подпись: «ворон три штуки, так и доложу в штабе».

На второй картинке лётчик с льняными кудрями смотрится в зеркальце, а мессеры пикируют со стороны солнца. Подпись: «мне на солнце смотреть неудобно, пусть оно посмотрит на меня, красавца лётчика».

На третьей у лётчика на шее огромный красный чирей. От него даже лучики идут. Мессеры на этот раз заходят сзади, из ведущего торчит огромная злодейская рожа, изо рта злодея фашиста текут слюнки. Подпись: «не могу оглянуться, у меня чирей».

Газета имела большой успех – не только лётчики, но и техники и оружейники толпились, смотрели, смеялись. А вот у комиссара чувства смешанные:

– Вы с товарищем Елизаровым хорошо нарисовали, но ведь это не то. Где здесь наши преимущества? У вас сатира получилась. Это тоже нужно, но сейчас, в такую погоду, людей надо вдохновить. А то от дождей раскисли, вон, драки уже начались. (Тут мой Мейсун отличился. При росте 170 и весе 72 татарин плечист и силён. На турнике крутит солнышко без проблем, а выход силой точно больше 10 раз делает. Характер у него горячий, за справедливость он горой, дать в морду для него естественный поступок. А матом ругаться позамысловатее – кажется, он это считает долгом каждого татарина. Я ему подсказал пару выражений, так он с восхищением смотрел).

– Товарищ Захаров – так ведь это только начало. Нам ватмана не хватило. Вот будет ватман, и нам бы ещё красок, хотя бы акварельных, и нарисуем и приёмы боя. Просто обидно, что немцы нас будут сбивать без боя. Надо внушить лётчикам – всё время верти головой, смотри. Шарфы бы нам шёлковые не помешали, а то натрём шеи, вскочат чирьи…