Эта Чайка как бы сама у нас появилась, мы её не хотели. Пришёл как-то мужик к нам незнакомый, оказалось, что директор местного краеведческого музея. Мол, у них в ангаре стоит И-153, но в таком состоянии, что показывать его неудобно, да и негде… Ангар не приспособлен, места мало. А мы, типа, восстановим, а тогда можно и показать, не только на земле, но и в полёте.

Мы не очень-то хотели на такое подписываться – кто будет восстанавливать, на какие средства? Но он никаких условий не ставил, ни сроков. Мол, забирайте, а там, если не пойдёт, так и вернёте. А если сделаете – числиться она будет за музеем, а вы пользуйтесь, пока я директор (а это ещё минимум 14 лет до пенсии, потому что никто на эту должность не хочет).

Ну, постепенно народ стал сначала разглядывать Чайку, мотор пытались запустить. Потом предложения всякие, чем крылья покрыть и хвост. А потом наши мотористы вдруг заинтересовались мотором. Сняли его, весь на винтики разобрали. Не знаю, что они там делали, я летать люблю, а не в моторе копаться. Но что-то вытачивали на станках, что-то заказывали новое. Современный-то мотор дурак поставит, но зачем? Современный мотор и ставить надо на нормальный самолёт. Видимо, им было интересно, зафурычит ли родной мотор. Поначалу он совсем был мёртвый, хотя по виду и целый.

А когда мотор заработал (как-то очень громко), сначала «стреляя» то одним, то другим из своих девяти цилиндров, а потом ровно и уверенно, вдруг оказалось, что многие об этой Чайке уже думали, как её до ума довести. Элероны поставили, из алюминиевого профиля, нашли подходящий пластик на обшивку, да почти всё поменяли. Только внешний вид приборной доски в кабине сохранили, всё-таки музейный самолёт. Кстати, мотористы принципиально заправляли её 72-м бензином. Они бы и похуже что залили, да не нашлось…

Понятно, что при таком энтузиазме, многие захотели и полетать на раритете. Но все понимали, что это опасно. На современных яках и сесснах мы неплохо летаем, но на них летать легко, хорошие самолёты. Чайка – она другая. Хищная. Это же истребитель. Вся заточена под сверхманевренность. А это значит, что с устойчивостью у неё плохо, трудно и взлетать, и садиться, и даже просто держать курс по сравнению с Як-52 трудно. Ну и мощность – теоретически М-62 должен 1000 лошадок давать, очень немало по сравнения с 360 яка. Но как там его наши мотористы восстановили, не знаю, боюсь, что реально он побольше выдаёт. В общем, незнакомая, мощная и очень трудно управляемая машина, все шансы угробиться.

В аэроклубе, естественно, лётчиков-испытателей нет. Но я считаюсь хорошим лётчиком, и когда к нам новенькую Сессну-207 привезли, я на ней первым взлетел. Вот и сейчас на меня стали посматривать. Но я наотрез отказался сразу взлетать. Сначала надо на земле порулить, привыкнуть, потом пара разбегов без взлёта, а там посмотрим. Народ попереглядывался, поворчали некоторые, но очень тихо. Да пожалуйста, пусть летят первыми, кто хочет. Хотя есть у нас тут такие, без башки, ставлю 50% что разобьются. Лучше уж я…

В общем, только на третий день я согласился взлететь. За это время попривык к ней немного, разбегов не пару, а целых шесть сделал. Её при разбеге в сторону ведёт, и надо это компенсировать педалью и штурвалом. Чувствуется, что Поликарпов не слишком заботился о таких мелочах, как удобство пилота и комфорт. Кабина – больше не на кабину похожа, а на кресло аттракциона типа модернизированных американских горок – кажется, что полные штаны адреналина – это и есть цель этой машины.

Но в воздухе Чайка вела себя неплохо. Как-то я сразу почувствовал, что она может, и захотелось мне испытать её знаменитую сверхманевренность. Набрал тысячу метров, отошел на пару километров к северо-востоку, там, если что, внизу поля в основном. И начал крутиться. Ну, что сказать… Я ожидал большего. Да, мотор довольно мощный для лёгкого маленького самолётика. Да, вираж быстро выполняет. Но чувствуется, что самолёт допотопный. Где-то что-то недопродумано. Я привык, что як сам летит, можно его заставить что-то сделать, какую-то фигуру, а можно расслабиться. А тут… Как программирование на ассемблере по сравнению с современными языками – всё сам. Например, шаг винта надо ставить вручную.

В общем, быстро я устал, и пошёл домой, ещё посадка впереди. Что такое? Уж не заблудился ли я, пока крутил виражи? Это не наш аэродром! Это фигня какая-то…

С другой стороны, это явно аэродром, вон и самолёты стоят. Другого аэродрома поблизости нет. Да и не мог я далеко улететь! Не ошибаюсь я в навигации так сильно. А тут и летал совсем недалеко, и недолго, и помню я всё. А, плевать – приземляюсь, и будь что будет. Бензин ещё есть, на полчасика, а вот идей нет…

На посадке Чайку опять повело в сторону, почти как на взлёте, но я уже знал, как это компенсировать. Всё внимание сосредоточил на том, чтобы крылом землю не задеть и чтобы не развернуло. Наконец, выключил зажигание и остановился. Мотор у чайки сильно орёт, а тут тишина настала. Смотрю – у крыла три хмыря стоят. Почему хмыри – а смотрят хмуро и как-то недобро. А ещё – они одеты в форму, но не современную, а с петлицами, времён войны. Я в этих кубарях не разбираюсь, но явно посредине главный, а по краям – тоже какие-то чины, не простые красноармейцы. Реконструкторы какие-то? Но ведь и кругом всё не то – вон самолёты стоят – это же чайки и ишаки! Нашего ангара и здания аэроклуба тоже нет, но есть какой-то сарай с окнами, и ещё что-то типа барака деревянного.

Ладно, не сидеть же сиднем в кабине, вылажу. Опа! А во что это я одет? Форма военная, как у хмырей. Так – либо я – это не я, либо мне пора в дурдом. Но виду подавать нельзя… Снимаю с головы шлем, как будто за этим я и остановился, и спрыгиваю вниз. Приземляюсь неловко, потому что какая-то фигня между бедром и животом застряла. Так, это планшет, он висит на плече. А это? Кобура. А в ней, должно быть, пистолет.

– Товарищ Панкратов?

– Ну.

– Баранки гну. Не ну, а я. – тут главный хмырь отдал мне честь, и продолжил: – Старший лейтенант Жизневский. Тут вам не Москва, тут мы вас научим соблюдать устав. Ваши документы.

Так, отдавать честь с пустой головой нельзя… Это хорошо. Я в армии давненько служил, уже перезабыл всё, больше 20 лет прошло. В нагрудном кармане у меня явно что-то есть, вероятно, это документы? Достаю всё содержимое и протягиваю Жизневскому. Тот долго и внимательно изучает каждый листочек. Мне бы тоже неплохо взглянуть… Но неудобно заглядывать в собственные документы, снимаю пока парашют.

– Лейтенант Панкратов, пройдёмте в штаб, – голос Жизневского холоден, как будто по документам я выхожу врагом народа. Он отправляется в сторону сарая с окнами, видимо, это штаб. И документы мне не отдал… И тут один из хмырей мне подмигивает за спиной Жизневского и пожимает плечами с виноватой улыбкой. Ага, слава Богу, кажется, здесь есть нормальные люди.

А ведь похоже, что Жизневский обиделся, что я снял шлем и не отдал ему честь. А я машинально снял – взопрел весь, когда увидел столько поликарповских самолётов, не должно их быть нигде в таком количестве. Ну и тогда я не догадывался ещё, что я лейтенант.

В штабе за столом сидит явно начальник. Но вот его звание… Надо срочно разбираться с их обозначениями, а то запалюсь. Для начала запоминаю петлицы Жизневского – он старший лейтенант. Сам я, значит, лейтенант, два кубика против трёх у Жизневского. Те двое, что с ним были, по одному кубику, несомненно, младшие лейтенанты. А у этого – две полоски, кажется, это «шпалы».

– Товарищ майор, вот привёл лейтенанта Панкратова, прибыл на чайке для прохождения службы, – Жизневский снова отдал честь, и снова без ответа – майор без головного убора сидел. Мои документы он майору передал.

– Свободен, старший лейтенант. А ты, лейтенант, садись. Значит, хочешь у нас служить?

– Да не то, чтобы очень стремился…

– Вот как… Интересно. А машина у тебя в порядке? Или старьё? Как долетел – путь-то не близкий?

– Машина у меня после ремонта, мотор перебрали, обшивка вообще экспериментальная, ни у кого такой нет. А вот вооружение… фактически, это муляжи, стрелять не могут, и патронов нет.