Брайан тут же последовал за ним, не понимая, что стало причиной этого припадка. Ничего подобного за Роджером не наблюдалось уже очень давно. Последний такой приступ случился еще при жизни Фредди, когда Брайан купил себе новый фотоаппарат и тут же принялся фотографировать Роджера, а тот замазал объектив пудрой. Брайан вспылил, но уже через минуту пожалел об этом: Роджер вышвырнул из окна телевизор и накинулся на Мэя с кулаками, визжа, что ненавидит его. Фредди тогда насилу удалось оттащить Тейлора от совершенно ошалевшего и вжавшегося в угол гитариста. Впоследствии Роджер так и не смог объяснить свое тогдашнее поведение, и постепенно все забылось. А сейчас, спустя тридцать лет, повторилось опять.
Брайан, спотыкаясь, бежал за ним, догнал, наконец, развернул к себе лицом и умоляющим тоном произнес:
- Роджер, я прошу тебя… что случилось? Ты можешь мне объяснить?
Роджер дотопал до первого газона, развернул мешок, забрался в него и застегнулся на молнию прямо с головой.
- Прекрати, глупый, ты же задохнешься, - Брайан расстегнул молнию, освобождая лицо обезумевшего барабанщинка. – На что ты опять обиделся?
Роджер только криво усмехнулся:
- Иди назад в мотель, Брайан, простудишься. А наутро улетай в Лондон, я очень тебя прошу. Я больше этого не вынесу…
- Чего, дурачок?
Роджер закрыл глаза и перестал реагировать на Брайана. Тот постоял над ним еще несколько минут, развернулся и направился назад к мотелю, взял там свой мешок и через несколько минут уже лежал на траве рядом с Тейлором.
- Хорошо, я улечу завтра первым же рейсом, если ты утром снова попросишь меня об этом, - пробормотал он себе под нос.
*
Джон встал среди ночи попить воды и прошлепал на кухню босиком: плитка приятно холодила ступни. Днем ему звонил Хаттон. Сказал, Фредди оставил для него какое-то письмо. Самое время вспомнить об этом спустя месяц после похорон… Письмо уже лежало у него под подушкой, но Джон так и не решился распечатать его: слишком сильно тряслись руки, слишком громко колотилось сердце от одной мысли о том, что эти строки ОН выводил всего за несколько часов до смерти… На постели тихо сопела Вероника, а Джона уже посещали предательские мысли переехать жить и спать в другую комнату – слишком больно было просыпаться по утрам, зная, что она здесь, а его больше нет.
Он вернулся в спальню, достал письмо и несколько минут комкал его в руках, не решаясь ни открыть, ни порвать на клочки. Что оно может изменить? Что даст ему, кроме новой порции боли и стыда? Вероника перевернулась на другой бок и сладко вздохнула, а Джон вспомнил, как когда-то под боком у него храпело волосатое существо из Занзибара, обжигая его коньячным дыханием, закидывая на него ноги и бормоча во сне безумные признания в любви… Джон сжал письмо и быстрыми шагами направился в ванную, быстро распечатал конверт и опустился прямо на пол, не решаясь начать читать. Сердце бешено колотилось: ЭТО ВСЕ, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ ФРЕДДИ. ВСЕ. БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ НИКОГДА И НИЧЕГО. И он не хотел его читать, хотел хранить еще хотя бы год, чтобы знать, что Фредди еще есть, что ему сказать. Но, пробежав глазами первые строки, Дики уже не мог остановиться.
«Мой Дики…
Так странно, я все еще называю тебя именно так, хотя ты давно уже не мой и не Дики, а серьезный басист серьезной группы. Джон Дикон. Отец четверых детей. И, бьюсь об заклад, их будет еще больше.
Дики, я просто хотел сказать тебе, чтобы ты не вздумал себя винить: ты тут ни при чем. Не ты же заставлял меня таскаться по гей-клубам, совокупляясь со всем, что движется. И не в твоих силах было меня остановить. Да, я знаю, о чем ты сейчас подумал, но это был ТВОЙ ВЫБОР, Дики. Твой. Учись никогда не жалеть о собственном выборе. В конце концов, она тебя любит, у вас славные дети, а что мог дать тебе я? Да я бы изменял тебе с каждым встречным. Думаешь, нет? Зря. Я и в те наши с тобой три с половиной года изменял. Чтобы ты знал и не строил иллюзий. У меня тогда было много мужчин, потому что ты не удовлетворял меня в полной мере, скромник. Я хотел разврата, а ты всего боялся и стеснялся. Ну что ты мог мне предложить?
Брось, Дики, не плачь, у вас все будет хорошо. Только не вздумайте распасться, Queen должна и дальше существовать. Шоу должно продолжаться. Найдите себе другого вокалиста, думаю, с ним проблемы не возникнет.
И вот еще что. Помнишь, мы как-то ночью обсуждали загробный мир? У меня появилась возможность узнать, вправду ли он существует. Торжественно обещаю явиться тебе, если вдруг в могиле окажется только мое тело, а душа воспарит. Так просто ты от меня не отделаешься, милый, я буду являться к тебе по ночам, гремя цепями, и требовать отдать мне свою душу!
Все это чепуха, Дики. Живи, пожалуйста, и будь счастлив. Брай с Роджем будут, они есть друг у друга, и когда-нибудь они обязательно договорятся. А ты просто будь счастлив. Научись этому. Будь счастлив через силу, улыбайся сквозь слезы, но улыбайся, черт побери! У тебя такая классная улыбка! И знай, если загробный мир существует, то я буду целовать тебя каждый раз, когда ты улыбнешься.
Завещаю тебе свой красный костюм с глазами и желтый концертный пиджак с трениками – тогда на Уэмбли я кончил прямо на сцене, когда увидел тебя в этих жутких шортиках. Думаешь, чего я побежал переодеваться, милый?
Бьюсь об заклад, ты сейчас сидишь в ванной на полу и рыдаешь в три ручья, когда читаешь все это. А, прочтя последние строки про Уэмбли, наверняка хватаешься за своего дружка и начинаешь ласкать его, пробуждая в памяти мой светлый образ. Фу, Дики! Как это некрасиво! Не вздумай мастурбировать на мертвого Фредди, это какая-то некрофилия! Лучше пойди и разбуди Веронику. Может, мне вселиться в нее на какое-то время, как ты думаешь? Так у тебя лучше получится?
Я люблю тебя, чертов Дики. И если меня отправят в ад за совращение чистого и светлого ангела рок-н-ролла, я отправлюсь туда с радостью, распевая I Was Born to Love You. И пускай меня там крутят на вертеле сколько угодно. Только я требую, слышишь, Дики, ТРЕБУЮ, чтобы ты после своей смерти отказался от рая и тоже проследовал в ад! Вдвоем ведь веселее жариться на сковородках? А еще, говорят, на том свете абсолютно безопасный секс. Слушай, ну хоть в чем-то мне повезло. Не ревнуй, милый! Торжественно клянусь ни прикоснуться ни к одной чертовой заднице до твоего появления! Пускай им накручивает хвосты кто-нибудь другой.
Ладно, кажется, Люцифер уже зовет, мне пора. Не шали, Дики, и не обижай моего Мэйлора. Он хороший.
Нежно и страстно целую твой наверняка уже возбужденный член…
До встречи, Дики!
P.S. Руку убрал с паха, я сказал!»
Джон не знал, смеяться ему или плакать: он и вправду запустил руку в шорты, но тут же убрал ее, читая дальше строки Нострадамуса Меркьюри. Он сложил письмо, поцеловал его и вытер слезы. В этот самый момент откуда-то из-за стены раздался приглушенный голос:
- Я так и знал!
Джон вздрогнул и обернулся.
- Он сидит в ванной и шерудит в своих шортах!
Джон в ужасе рванул к двери, распахнул ее, выключил свет и вернулся в спальню. На мгновение ему показалось, что он видит чью-то прозрачную фигуру в шортах с подтяжками на голое тело. Но когда он протер глаза, фигура колыхнулась и растаяла в воздухе.
- Фредди… - простонал Джон. – Кажется, я схожу с ума.
========== 12. Innuendo ==========
Но наутро Роджер как ни в чем не бывало растолкал мирно спавшего Брайана, напомнив ему о том, что водитель может уехать и без них, и они поспешили назад в мотель. Ронни – так звали водителя – уже заводил мотор, намереваясь отправиться в одиночестве и искренне полагая, что двум великим не понравилось ночевать в спальных мешах на полу вонючего дешевого номера в мотеле. За весь день пути они сделали всего пару остановок – в лесу, где Брайан убежал подальше от зорких глаз Роджера – и возле придорожного кафе, чтобы наскоро пообедать и возобновить тряску по ухабам.
