- Примерь, красный цвет тебе очень идет.

Но это Глеб знал и без всяких примерок. Потом тоже подобрал ему костюм – гораздо более подходящий, чем для самого себя, ну а в конце сунул ему узкие белые джинсы и голубую рубашку. Глеб просто остолбенел.

- Куда я буду это носить?

- Туда же, куда я буду носить все вот это. Мне тут на оставшиеся два месяца с лихвой, - хохотнул он, и Глеба снова больно укололо воспоминание о том, что брат здесь не навсегда.

Они так и вышли из магазина: Вадим в драных голубых джинсах и белой рубашке и Глеб – в отчаянно-красном костюме, чувствуя, что жизнь его переворачивается с головы обратно на ноги – спустя столько нелепых и невнятных лет.

И в тот вечер Глеб впервые за все это время позволил брату напиться от души – в той мере, в какой хотелось ему самому. А потом Вадим уснул, привалившись головой к плечу Глеба, и Глеб сам не понял, как так вышло, что они сидят вдвоем на предрассветной кухне, на полу, Вадим сладко сопит у него на плече, а Глеб гладит его по бритым вискам и лихорадочно размышляет, как уговорить его остаться здесь. Новые голубые джинсы заляпаны пиццей, на рубашке следы красного вина, и Глебу хочется отчего-то лизнуть их языком, хоть они давно подсохли. С улицы доносится утренняя природная кутерьма. Глеб смотрит на спящего на плече брата, поворачивается и вдруг обнимает его насколько хватает сил, безысходно прижимая к себе, словно вот у них за спиной уже стоят те самые Паша и Егор в полной готовность снова растащить их по разным реальностям и вернуть Глебу его ответчика вместо его брата. На нем красный костюм - конечно же, далеко не тот самый, но он такой же красный, и Глебу в нем точно так же хорошо, как было и в том.

Он так и отрубился там на полу кухни, уронив голову на Вадима. Тот слабо заворчал, но не проснулся. Но не успел Глеб провалиться в живительный сон, как раздался звонок Хакимова.

- Может, ты сделаешь в таком случае официальное заявление? А то народ требует, донимает меня, - сходу начал он.

- Ты о чем? – прохрипел спросонья Глеб.

- Глебка, кто там? – довольно громко, не задумываясь о природе звонка, спросил Вадим.

- Ооо, ну вот я по этому поводу, собственно, и звоню. Мне фанаты инстаграм забомбили вашими совместными фотографиями в автомобиле, в магазине… Так официальное заявление будет или нет? Матрице начинать писать завещание?

========== 9. ==========

Голос Светланы все еще звучал в голове Вадима, когда он шел по улице, возвращаясь домой. «Как вы относитесь к своему брату?» Да черт его знает. Ей он тогда не ответил ничего и довольно быстро слинял, получив задание как следует обдумать свои эмоции в отношении Глеба. Следующий сеанс был назначен через неделю. Что произошло во время процедуры гипноза, Вадим не знал, а Светлана предпочла об этом умолчать. Приходилось начинать с нуля.

«Как вы относитесь к своему брату?» Да никак не отношусь. Слишком большой и противоречивый клубок эмоций вертится у меня внутри. Тут смешано и детство, садик, прогулки под снегом, и юность, первая гитара, первые пластинки, и молодость, Агата, успех, наркотики, и зрелость,– ссоры, распад, суды… И где тут правда, а где - фантазии, уже не разобрать. А Светлана сходу взяла и задала ему как раз тот самый вопрос, с которым он к ней и пришел. Если бы он знал ответ на него, помощь врача ему, возможно, и не понадобилась бы.

Вместо своей квартиры ноги принесли Вадима к бабушкиной, где сейчас временно обретался и Глеб. Тот сидел на диване, потягивая из кружки квас, и смотрел очередной выпуск новостей. Вадим разулся, прошел, сел рядом. От Глеба пахло уютом, хотя более неуютного человека Вадим в своей жизни не встречал.

- Как успехи? – Глеб дернул плечом и снова присосался к кружке, внимательно вслушиваясь в монотонную речь диктора.

Профиль его показался вдруг старшему столь красивым, словно у статуи персонажа древнегреческих мифов. Вероятно, сам Зевс соблазнился бы этой линией носа и губ и похитил бы своего капризного возлюбленного. Волосы неаккуратным колечками рассыпались по вискам и шее, и Вад ощутил внезапное желание запустить в них пальцы и гладить, гладить до изнеможения…

Черт, откуда в нем все это? Вадим с усилием отвернулся и принялся копошиться в разрозненных воспоминаниях. При этом что-то непрестанно маячило на задворках сознания, но Ваду не удавалось схватить эту юркую тень за хвост, чтобы как следует рассмотреть, а тем временем именно она причиняла самое большое беспокойство.

- Когда альбом записывать начнем?

- Ты все-таки соизволишь мне помочь? – уголок рта Глеба скептически дернулся.

- Ну если нужны какие-то советы по инструментальным партиям, я подскажу.

- Сам все сделаю, - буркнул Глеб.

- По поводу аренды студии я уже договорился, - это было ложью, в данном отрезке времени Вадим этого еще не сделал, но помнил, как делал это в прошлой жизни, и знал, как организовать это здесь. - Так что, можешь начинать.

Глеб нахмурил лоб, повернулся к Вадиму, и у того вдруг захватило дух. Маленькая юркая тень замельтешила у него перед глазами, не позволяя себя рассмотреть. Сердце заколотилось как безумное, а взгляд голубых глаз напротив окатил ледяной водой безразличия. Все это уже было? Или начало происходить только сейчас? Испытывал ли он что-то подобное в прошлом? Вадим непроизвольно придвинулся к брату, ухватил его крепкими пальцами за шею, касаясь подушечками оголенной кожи и ощущая, как тысячи раскаленных иголочек вонзаются ему под ногти от этого братского прикосновения. Глеб даже не шевельнулся, продолжал сидеть и потягивать квас.

- Пойдем на студию сейчас, - прохрипел Вадим. – Я покажу тебе, как и что делать. И ты все запишешь сам, без моей помощи.

Глеб нехотя поднялся, Вадим не успел при этом отнять руку от его шеи, и пальцы его нечаянно скользнули вниз по спине брата, на мгновение задержавшись на пояснице и слегка задев округлые ягодицы. Юркая тень замерла в ужасе, и понимание ситуации вдруг накрыло Вадима лавиной. Рука повисла в воздухе и сама, словно помимо воли ее обладателя, потянулась к спине Глеба. Вад зажмурился и силой заставил себя убрать ее, дрожавшую, спрятать под мышкой.

- Вадик, ну ты где? – крикнул Глеб уже из коридора.

В автобусе Глеб без умолку болтал о своем планируемом альбоме, а Вадим мечтал лишь дотронуться до него лишний раз, чтобы убедиться, что он здесь, что никаких судов и распадов не случилось, что его Глеб по-прежнему с ним и будет с ним еще лет двадцать кряду. Что все еще можно исправить, что жизнь можно прожить совсем иначе, беречь каждую минуту вместе, не тратить ресурсы на наркоту, бухло и баб на одну ночь, и вот тогда все сложится по-другому…

В студии Глеб достал из кармана тетрадку с заготовками песен, а Вадим кинулся было объяснять ему что к чему, но Глеб резко оборвал его:

- Я же автор, Вадик, так? На студии есть свои звукачи, вот они мне и помогут. Я хочу все сделать сам.

- Ладно, - миролюбиво согласился старший. – Можно я хотя бы просто посижу тут. Я буду молчать, не дам ни одного совета.

- А сможешь? – улыбнулся Глеб.

Он стал выглядеть таким самостоятельным, таким независимым. Когда он объяснял свои задумки местному звукачу, рука его с зажатой между пальцами сигаретой в азарте летала из стороны в сторону, растрепанные волосы местами прикрывали раскрасневшееся от возбуждения лицо, и Вадим залюбовался младшим. Столько долгих лет между ними лежала пропасть ссор и взаимного непонимания, и снова увидеть брата вот таким – юным, полным жизни, счастливым и пылавшим… Хотелось дотронуться до него, прижать к себе и… В этот самый момент мысли Вадима разом окаменели, как только он осознал, куда они его привели. В паху билось болезненно-острое желание, и Вадим сам не мог понять, в какой момент оно вдруг оформилось в нем с такой безапелляционностью. Он встал и тихо вышел из студии на воздух.

- Я его хочу, - произнес он хоть и очень тихо, но все же вслух, выдыхая сигаретный дым навстречу солнечным лучам.