Вадим снова повернулся в его сторону да так и застыл, разинув рот. У него галлюцинации? А Глеб что-то шептал ему, делал какие-то знаки. Подсказывал текст?

Со второго раза Вадим таки смог разобрать:

- Сначала мне отрубят у-уши, ноги, руки, возьмут щипцами глаза.

Что? Он только что пел Шпалу? Шея автоматически повернулась влево, и тут рот открылся еще шире: за клавишными с обычным для него видом полной и совершенной невозмутимости стоял Саша Козлов в привычных темных очках и вслед за Глебом, кивая, повторял Вадиму текст Шпалы. Словно бы тот забыл его.

- Что произошло? – пробормотал Вадим. – Где я?

Он подошел к Саше, к Глебу идти не решился, наклонился и прошептал:

- Где мы? Что это за место?

- Вадик, ты в порядке? – изумился Саша.

Конечно же Вадим до последней минуты помнил тот день и прекрасно понял, где очутился. Но понимать и верить своим глазам, осознавать произошедшее – события разного порядка. Кажется, это была осень 1990, презентация Декаданса. Вадим помнил даже сетлист, но как, черт побери, как он там оказался? Ему таки прилетело по голове бутылкой, и все это ему мерещится?

Публика начинала недоуменно перешептываться. Саша толкнул Вада локтем в бок:

- Ты Шпалу забыл что ли?

- Помню…

- А что за ней будет? Остальной список?

- Тоже, - кивнул Вадим.

- Так давай допоем, а потом разберемся, что там у тебя случилось. Хорошо?

Саша умел аргументировать, и Вадим не стал с ним спорить. Вернулся к микрофону, попутно отмечая свои старые никчемные штаны с кривыми стрелками и черную же шелковую рубаху – безумно модный по тем временам прикид. Откашлялся и громко произнес:

- Приносим свои извинения за технические неполадки. Песню Шпала мы исполним с самого начала.

И он запел. Запел, не узнавая толком собственный еще юный и очень звонкий голос. Не чувствуя боли в коленях и лишнего веса. Ощущая, как послушны и ловки его пальцы, как густы волосы, как задорно завывает сзади Глеб, абсолютно бездарно лупя по струнам баса, как методично и флегматично бьет по клавишам Саша… Как Агата – такая еще местечковая, нелепая, почти самодеятельная – живет, здравствует и радуется жизни во всю глотку, вдыхая эту жизнь полной грудью.

Хотелось обижаться на Глеба, не смотреть в его сторону, наградить невниманием. Хотелось дать волю собственной усталости и апатии. Но… это же ведь была презентация Декаданса. Если он сейчас провалит ее или просто уйдет со сцены – конец Агате, не будет больше ничего – ни Позорки, ни Опиума. Ни распада, ни взлета. Ни крошечных ДК, ни многотысячных стадионов. Ни судов, ни поцелуев. Вместе с водой в снег выплеснется ребенок.

И Шпала захватила, повлекла за собой. Еще юный и влюбленный Глеб заставил вдруг сердце биться чуть быстрее… И когда упал, наконец, занавес, Вадим вдруг осознал, как в сущности давно он не был счастлив.

Но с окончанием недолгого счастья вернулись и вопросы. Подошел Глеб, сцепил пальцы у него на шее, бесцеремонно поцеловал в уголок губ, и Вадим замер, не в силах оттолкнуть его. Хотелось спросить, как он сюда попал, да только, судя по всему, Глеб и сам не знал ничего подобного. Для него не изменилось ровным счетом ничего, просто брат посреди концерта вдруг забыл текст его любимой Шпалы.

И желание выяснять прямо сейчас, что и как, отодвинулось на задний план. Надо закончить этот день как положено, отправить Глеба к бабушке, выпить с Сашкой – они ведь так давно не виделись, он успел безумно соскучиться… Вдруг это и вправду сон, так надо использовать подвернувшиеся возможности на полную катушку.

С Сашкой они решили выпить у него дома – Таня с новорожденной Яной этого бы не одобрила, но Таня в его прежнем мире была, как была и Янка, а вот Сашки уже почти 19 лет как не было… Глеб увязался с ними, ни в какую не захотел идти домой к бабушке. Вадим нахмурился: ему 20 еще, надо бы с пьянками поосторожнее теперь, чтобы потом не разошелся на полную катушку. И когда Саша достал из буфета элитное грузинское вино, которое ему из поездки привезла родня, Вадим ударил ладонью по столу и обратился к Глебу:

- Ты пить не будешь. Ну разве что пару глотков.

- Это еще почему? – взвился младший. – Вроде совершеннолетний уже.

- Не будешь, я сказал! – прорычал Вадим. И тут же вдруг осознал, где он и с кем он. Смягчился. – Бабушка огорчится ведь, Глебка…

Тот покорно согласился на крошечную рюмку вместо нормальных бокалов.

Вино расслабило, раскрепостило, словно и не было этих тридцати лет. Словно они так и сидели на кухне у Сашки, пили и болтали. И сейчас Вадим уже не мог вспомнить, пили ли они тогда, в той его прежней жизни, или сразу после концерта разъехались кто куда. Глеб не захмелел, но поддался общему веселью, лез к брату обниматься, глаза его подозрительно ярко блестели, но Вад откидывал все лишние мысли, тянулся к Сашке, словно он вот-вот растает в воздухе… Даже домой уходить не захотел. С трудом вспомнил свой старый домашний телефон, позвонил Тане, предупредил, что останется у Сашки, и принялся стелить себе на полу.

- Я тоже остаюсь! – эхом откликнулся Глеб и стал требовать у Саши второй комплект белья.

- Спать ты где собрался, Ирод? – беззлобно рассмеялся Вадим, а у самого сердце зашлось от одной мысли, что он будет вот здесь, рядом, что теперь никаких условностей – пока еще – что это не темное и туманное будущее, а яркое, светлое, юное и беззаботное прошлое, ставшее вдруг снова настоящим…

И Вадим не стал отворачиваться от него к стене, а наоборот – протянул руку, коснулся его тонкой почти мальчишеской еще ладони, погладил пальцы, сплетая их со своими. И дыхание Глеба в этот момент словно прервалось, он замер, но через мгновение его пальцы откликнулись на движения брата, поддались им, раскрываясь, позволяя все… И Вадим прижал сверху его ладонь своей, с силой вдавливая в тонкий матрас и слыша прерывистое дыхание брата. Испугался вдруг, отпустил ее, немного отодвинулся. Глеб тоже больше не шевелился, но дыхание его выровнялось очень нескоро. А Вадим так и вовсе проколобродил до утра.

Утром же, пока все еще мирно спали, выскользнул из-под одеяла, поспешно оделся и, не умываясь, даже не согрев себе чаю, побежал на автобусную остановку. Бессонной ночью он понял, куда ему следовало обратиться со своей проблемой, которая и не думала рассасываться. Туман не таял, Глеб рядом оставался живым и теплым, Сашка на диване похрапывал как живой. И вокруг был 1990-й. Не 2019-й.

В институте было гулко и пустынно: он пришел как раз посредине пары, все сидели на занятиях. Решил не допрашивать секретарей, сам пробежался по этажам, освежая память. Отыскал кафедру физтеха, приоткрыл дверь и просунул нос. В углу кабинета возле окна сидела секретарь – сухая дамочка в очках и сером костюме, чем-то напомнившая Вадиму ухоженную домашнюю крысу. Услышав шум, она подняла глаза и недоуменно уставилась на непрошенного гостя.

- Ээээ, - начал было Вадим и тут же нашелся: - Здравствуйте!

- Добрый день, - важно отозвалась дама.

- А с заведующим как могу переговорить?

- Нет его сегодня, на конференции он в Москве, вернется через неделю.

- Понятно, - смиренно кивнул Вадим. – А кого вы тогда можете мне порекомендовать ну из преподавателей? Кандидаты наук ведь имеются здесь?

- Порекомендовать для чего собственно? – насторожилась крыса, и Вадим понял, что сыпется на элементарном.

Союз тогда еще формально существовал, и ни о каком официальном репетиторстве речи и быть не могло.

- Хотел бы проконсультироваться с ним по поводу одной научной статьи. Очень важно мнение специалиста, ну вы понимаете…

Взгляд крысы смягчился.

- Павел Валерьевич Кузнецов, наш самый молодой кандидат наук и гордость всей кафедры! Правда, он сейчас на занятиях, но вы можете его подождать.

Вадим снова кивнул, прикинул, что ждать осталось никак не меньше получаса, и решил пока смотаться в институтский буфет, по которому, как выяснилось, он безумно соскучился. Те самые пресловутые коржики с лимонадом, вызывавшие прежде приступ тошноты, теперь провоцировали активное слюноотделение, и Вадим взял их сразу три и два стакана чая. В остальном меню он знал практически наизусть: пюре с котлетами, свекла со сметаной, винегрет с селедкой… оно не менялось семестрами, студенты ненавидели его всей душой, но теперь, в своем 2019-м, в свои 55 Вадим был счастлив прикончить эту несчастную заветренную свеклу, что позволила ему вновь ощутить себя юным.