Она не ошиблась с направлением. Кухня оказалась такой же большой и светлой.

Зато, кого она никак не ожидала увидеть сидящим за столом, так это Влада Багровского. Маша опешила в дверном проеме, мгновенно ощутив, как её охватывает слабость. Даже рукой уперлась в косяк.

Влад пил сок. Без сомнений – натуральный, а не пакетированный. На первый взгляд – апельсиновый, но Маша могла и ошибаться. На самого мужчину она не смотрела.

Не могла.

– Доброе утро, – по инерции проговорила она, снова не выдержав взгляда этого мужчины.

Да что ж такое…

Он тоже мужчина. Обычный. Как другие. И всё.

Не всё…Но об этом точно не сейчас.

– И тебе доброе, Маша.

Его тихий голос прошелся по натянутым и без того нервам. Маша терялась в его присутствии. Наверное, впервые в жизни. Она всегда холодно реагировала на мужчин, тут больше мамина заслуга. Багровский же…

– Где мама? И что вы тут делаете?

Она так и продолжала стоять в дверном проеме. Кофе захотелось ещё сильнее.

– Веру отвезли в клинику, сдавать анализы, – всё тем же ледяным, не терпящим пререканий или ослушания голосом ответил Влад, вызывая у Маши новую реакцию – мурашки по спине.

Ничего хорошего от этого человека ждать не приходилось. Тем более, утром и на кухне чужой квартиры.

– С ней мои люди. В твоей помощи она не нуждается. Давай, проходи, особенная Маша, будем разговаривать.

Особенная…

Снова он использует мамино выражение.

В душе Маши всколыхнулась затаенная, с утра не пробуждённая злость. Влад Багровский себя отлично чувствовал, попивая сок в…своей квартире?

Первым порывом было развернуться и уйти. Не дать позволить командовать собой. Маша напомнила себе, что перед ней всё же не тот человек, которого можно игнорировать – это первое. Второе – он, если она его правильно поняла, помогает маме. Последнее дорогого стоило.

Маша всё же взглянула на мужчину более внимательно. Гладко выбрит, коротко пострижен, черная рубашка с закатанными рукавами. На кисти левой руки часы, о стоимости которых Маша даже боялась подумать. Выглядел мужчина так, словно спал всю ночь, а не провел её в клубе, разбираясь с зарвавшимися дамочками. То бишь с ними.

От Багровского снова исходила угроза. Не в словах или в жестах. Просто от него самого. Слишком брутальным он был. Другого слова у Маши не нашлось.

– Будете кофе? Я сварю, если он есть.

– Буду.

Кофемашина, конечно же, в этой навороченной техникой кухне нашлась. Как и несколько сортов кофе. Выбирай любой. Маше не знала ни одного. Поэтому остановилась на арабике. Про предпочтения хозяина квартиры интересоваться намеренно не стала. Не до любезностей. К тому же, ей хотелось хотя бы на такой мелочи показать, что она не рада его присутствию, его общению и их знакомству в целом.

Но он помогает маме…

Укол совести Маша всё же почувствовала. Наверное, надо быть посговорчивее. Поласковее что ли.

Черт!

С…этим?…Поласковее?… Как?…

Она выдохнула и постаралась абстрагироваться. Ничего ещё не было. Ни одного предложения.

А то, что предложение последует – Маша не сомневалась. Почему? Потому что они – мужчины – всегда ей что-то предлагали. В основном касаемо горизонтальной плоскости.

Багровский молчал. Она чувствовала, как он за ней наблюдает. Рассматривает. Следит. И это невероятно нервировало. Он давил психологически. Умело. Или у него это умение врожденное? Скорее всего, второе. С подобным рождаются, чтобы потом манипулировать.

Но как же хотелось повернуться и крикнуть: «Хватит!»

Маша, пока готовила кофе, не поворачивалась. Ждала каждую секунду, что Багровский всё же начнет диалог, раз у него возникла потребность с ней поговорить. Нет. Молчал. Давил.

Ладно…

Она тоже ничего пока не скажет.

Маша не отказалась бы от чего-нибудь сладкого к кофе. По канонам правильного питания, сначала надо бы в идеале завтрак – кашу, белок. Но тут не до привередничества. Кофе дали – уже хорошо.

Разлив бодрящий напиток по идеально белым чашкам, Маша направилась к столу.

Тревога за маму не отпускала. Уехала, ей ничего не сказав. Не к добру. Она специально оставила её наедине с Багровским.

– Спасибо.

– Сахар перед вами.

Маша отодвинула стул, села. Прямо как прилежная ученица. Или пришедшая на собеседование соискательница. А тут строгий босс. Нет, Маша с таким бы точно работать не смогла. Сбежала бы на следующий день.

– Вкусный.

Черт побери, что хочет от неё этот мужик?

Внутренняя истерика, совсем не уместная, продолжала терзать Машу. Девушка и старалась отвлечься, но слишком колоритен был незваный гость. На такого захочешь не обратить внимание – не получиться.

Вот и она не выдержала.

– Вы знаете историю моей мамы?

– Да.

Ответил спокойно. Почти равнодушно. А у Маши в груди все эмоции тугим узлом скрутило. Она сама не ожидала ничего подобного.

– Вы…спали с ней?

– Нет.

– Но…

– Но я буду спать с тобой, милая.

Как Маша не выронила чашку из дрогнувших пальцев и не облилась горячим напитком – непонятно.

Казалось бы, она давно должна была привыкнуть к подобным заявлениям. Честно. Когда ей в первый раз предложили стать любовницей? Ей, наверное, и шестнадцати не было. Потенциального кавалера даже не смутило, что она была малолеткой и могла привлечь его за педофилию. Потом были ещё и ещё… Маша научилась почти спокойно реагировать на подобные предложения, а ведь сначала плакала. Часто. Ей до чертиков было обидно, что в ней постоянно видят шлюху.

Если на свидание приглашают, то выдерживают, максимум, с час. Хорошо, если сразу в лифчик не полезут или попу не попытаются погладить. Перед тем, как проводить или посадить в такси – сто процентов.

Отчасти поэтому Маша перестала ходить на свидания.

Три года назад последнее было. В восемнадцать лет.

– А не пойти ли вам на хер, Влад Багровский? – негромко ответила она, улыбаясь и мысленно прикидывая, как быстро она сможет разбить чашку, чтобы использовать осколки в качестве защиты.

Её слова произвели должный эффект.

В темных глазах – они у него всё-таки оказались синими! – появился недобрый блеск. Опасный.

– Давно меня никто на хер не посылал. Даже забыл.

– Вспомнили?

Маша, тормози…

Пожалуйста.

Тормози.

– Вспомнил. Только на хер пойдешь ты, милая. Уточнить, на чей именно?

Маша могла поклясться, что эта была угроза. Уже не предупреждение. Она сильнее сжала чашку.

– И пальчики разожми. Вдруг чашка разобьется…случайно так…поранишься ненароком.

Этот гад не то, чтобы предугадывал её действия, он видел все её шаги наперед. Маша испугалась. Она не любила пугаться, ненавидела. Страх, он сковывает, лишает возможности сопротивляться. По крайней мере, в её случае. Она и в тир к Степану Сергеевичу пошла, чтобы научиться справляться со страхами. У кого что, а у неё страх – это прелюдия к панической атаке. Отсюда и многие шальные поступки. Чтобы не дать возможности страху окончательно впитаться в кровь. Поэтому в омут с головой.

Это у неё подарок от мамы.

– Не поранюсь.

Чашку Маша всё-таки поставила. Всё равно ей не совладать с Багровским. Но он же не собирается на неё нападать прямо за столом?

– Первое, Маша. Будешь при мне выражаться – помою рот с мылом. Тебе не понравится. Уверяю. Второе. Брось дурные попытки вставать в позу, думая, как и чем от меня защититься. Не поможет.

– Тоже уверяете?

– Тоже.

Её сердце с каждой проходящей секундой билось всё сильнее. Яростнее. Ей никак не удавалось взять эмоции под контроль. Только не с этим мужчиной. Черт побери, чем он отличался от других? Чем?!

Да всем.

Абсолютно.

Взглядом. Уверенностью. Тем, как себя держал. Как смотрел. Поймает взгляд и держит его, гипнотизируя.

– Что вам от меня надо? – понизив тон и чувствуя, как окончательно теряется, спросила Маша.

Багровский с ответом не спешил. Допил кофе, поставил пустую чашку на стол, откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. У Маши во рту скопилась вязкая слюна. Странная реакция, совершенно непонятная. Багровский вызывает в ней полное отторжение своей властностью, замашками хозяина жизни, причем обоснованными. И, между тем, на каком-то глубинно инстинктном уровне она подмечала силу, красоту, хищность его движений. Его тела.