Семь

Марли

– Как ты думаешь, все эти странности, что случились с Вэнди Покс и тем пианистом, происходят уже давно? – спросила Поппи на следующий день, когда они свернули влево в конце улицы Старая Пенная.

Поппи всё утро искала в интернете упоминания о детях, о которых рассказывали бабушка и Эразмус, но бабушкин компьютер так долго загружал результаты, что ей пришлось воспользоваться телефоном. Поиск выдал лишь одну статью с выдержками из местной газеты, но на сайте с архивным списком пропавших без вести Поппи нашла страничку Минти Тогс, исчезнувшей в Пене в 1960 году. Поппи показалось это странным. Почему никто не расследовал такое необычно большое для одной местности количество исчезновений? Должен же был кто-то заметить странности?

– Ну, именно это нам и предстоит выяснить, – серьёзно ответил Эразмус и, достав из ранца видеокамеру, протёр линзы.

В два часа дня он объявился без предупреждения перед входной дверью бабушкиного дома со штативом за плечом. Он показал Поппи карту Пены с отметками у мест, где случались загадочные происшествия, и, после того как бабушка накормила его обедом, заявил, что Поппи должна пойти с ним в библиотеку.

Поппи прикусила язык, затем спросила:

– А что, по-твоему, происходит с ними после?

– Если все происшествия в Пене и Загадочном лесу, о которых я читал, связаны, – ответил Эразмус, – то итог разнится. Некоторые из детей состарились быстрее их дедушек и бабушек и очень рано умерли. Другие, как я понимаю, исчезли практически мгновенно.

– Исчезли?

– В одной статье из библиотечного архива было написано о ребёнке, которого родители оставили без внимания в парке всего на пару секунд, а когда отправились его искать, то нашли лишь кучку серых листьев, гонимых ветром.

– Ты меня за нос водишь!

– Я бы не стал водить тебя за нос, даже если бы хотел, – серьёзно сказал Эразмус. – Ещё я читал истории о том, как родители заходили в спальни детей ночью и обнаруживали только серое пятно на подушке. А ещё была очень странная статья про Минти Тогс, которая вбила себе в голову, что она – постиранное бельё.

Поппи остановилась и скрестила на груди руки, спрятать за ними сердце – оно трепыхалось, будто выловленная из воды рыба.

– Вчера вечером я нашла страничку о Минти Тогс в архиве пропавших без вести.

Эразмус вскинул брови и поведал ей, что знал:

– В день, когда глаза Минти Тогс начали сереть, она подошла к бельевой верёвке и повесила себя сушиться. Никто не знал зачем. Она делала так каждый день на протяжении нескольких месяцев и постепенно тускнела, пока однажды мама Минти не вышла на улицу и не обнаружила покачивающийся на ветру кусок серой ткани. Больше Минти никто не видел. – Он замолчал, заметив, как Поппи передёрнуло от ужаса. – Были и другие случаи. Я выписал несколько самых необычных и сделал для тебя копию.

Эразмус достал из носка аккуратно сложенный квадратом лист бумаги. Поппи взглянула на безукоризненные чернильные строчки и демонстративно убрала лист в карман.

– Ознакомься с ними, вдруг найдёшь что-то, кроме очевидного. – Эразмус сделал паузу. – Я не из тех, кто обращается за ответами к звёздам, верит в пророческие сны и прочую чепуху, – произнёс он таким тоном, будто выступал перед слушателями. – Я человек науки. – Поппи подавила смешок, но Эразмус продолжил: – Я не верю в предчувствия или чудовищ, нападающих на людей под покровом ночи. Но я откуда-то знаю – не уверен почему, – что всё это имеет какое-то отношение к Щеппам, чем или кем бы они ни были.

Поппи была взбудоражена и напугана не меньше его.

– Нам просто нужно определиться, на чём фокусироваться, и тогда мы сможем предположить, почему и как всё это происходит, – сказала она, постаравшись, чтобы это прозвучало не менее умно, но в то же время таинственно. – Что важнее: тот синий порошок, исчезновение детей или сам город?

– Ну, я уже успел немало узнать в библиотеке, – сказал Эразмус. – Я прошерстил местные архивы и запланировал для нас небольшое интервью.

– Что ещё за интервью? С кем? Ты сказал, что мы идём в библиотеку! – Поппи оглянулась на оставшуюся позади улицу. Если подумать, у неё уже давно возникло подозрение, что они сбились с пути.

– Я сказал так, чтобы твоя бабушка нас отпустила, – самодовольно ответил Эразмус. – Не волнуйся. Вскоре всё прояснится.

Эразмус привёл Поппи на окраину города, где начиналась тропа, уходящая в глубь Загадочного леса. В какой-то момент кряжистые деревья расступились, и ребята вышли на поляну перед мутной рекой, придающей пейзажу ещё большую унылость. Они недолго шли по берегу, пока не наткнулись на прибитый к пню знак с надписью «Марли», под которым висело маленькое ведёрко с крышкой, видимо, как предположила Поппи, игравшее роль почтового ящика. Но кто-то дополнительно написал на знаке баллончиком «Берегис Шепелявого Марли». Те же самые слова были вырезаны на стене вагона, в котором Поппи приехала в Пену.

– А нам вообще можно здесь ходить? – спросила она, ощущая в груди знакомую тяжесть беспокойства. – Разве нарушать границы частной собственности не запрещено?

Поппи остановилась, чтобы проверить, хорошо ли затянуты её шнурки, и обратила внимание на ещё три самодельных знака, торчащих по обочинам тропы:

«И что он сделает, когда до нас доберётся?» – подумала Поппи и немедленно об этом пожалела.

– Это не его земля, – сказал Эразмус. – Он не сможет приказать нам уйти с его земли, если она не его.

– Ну, может, он сквоттер, самовольно поселился здесь и считает себя вправе, – тихо предположила Поппи, но Эразмус проигнорировал её слова.

Поппи знала о правах сквоттеров, потому что её папа как-то раз помогал по каким-то юридическим вопросам своему другу Хьюго: его второй дом обжили сквоттеры. Поппи была не в восторге от Хьюго и его жены Леды с её неизменно кислым выражением лица.

– А тебе не нужно успеть домой к ужину или ещё зачем-нибудь? – спросила Поппи в надежде заставить Эразмуса вернуться назад в город.

Бабушка ела, когда хотела, поэтому они ужинали обычно где-то между половиной девятого и девятью вечера.

– Я сам готовлю себе ужин, – откликнулся Эразмус. – И обед, даже когда хожу в школу.

Поппи посильнее запахнула кофту. Вечер выдался прохладным. Мама была права насчёт погоды в Пене. Здесь границы времён года были сильно размыты: уже сейчас в листве можно было заметить первые осенние мазки.

Всё чаще под деревьями виднелись кусты, усыпанные жёлтыми ягодами. Они росли гроздьями, будто сбивались в кучки, спасаясь от холодного ветра.

– Они ядовитые, – вовремя предупредил Эразмус: Поппи уже присматривалась к ветке с особенно мясистыми ягодами. – Марли выращивает их, чтобы отваживать людей.

– Кто он такой, этот Марли? – взволнованно спросила Поппи.

Ей приходилось уговаривать себя идти вперёд. С тех пор, как её сердце начало иногда мчаться галопом, ей стало всё труднее нарушать правила. Она почти слышала исходящий от букв на знаке гневный крик: «ПОШЛИ ПРОЧЬ!»

«Мама нарушила правила, – ей не хотелось так думать, но мысль было не удержать. – Она знала, что ездит с неработающими поворотниками, и чем это закончилось для неё на том повороте?»

Поппи провела пальцами по грубой коре растущего рядом дерева, возвращаясь в реальность. Она ненавидела себя за эти мысли. Мама была не виновата, разве нет?

– Поппи?

– Да?

– Ты спросила меня, кто такой Марли.

– Да, прости.

– Марли, более известный среди населения Пены как Шепелявый Марли, бездомный… только у него есть дом. Почти все в городе – а вообще-то я думаю, что абсолютно все – его избегают. Он что-то вроде местной головной боли, так как многие считают, что он подворовывает и у него проблемы с алкоголем. Большинство придерживается мнения, что от одинокой жизни у него слегка поехала крыша. Те, кто бывал неподалёку от его дома, утверждают, будто слышали, как он кричит на самого себя. Он живёт в Пене уже лет пятьдесят как минимум.