Однако Христиан не слишком гордился своей способностью быстро бегать, считая ноги наименее достойной частью мужского тела. Он не завидовал атлетическому превосходству брата, хотя в некоторых случаях лишь немногим уступал ему. Христиан любил его так, как может любить только близнец, — гордился всем, что делал Свен, был доволен всем, что представлял собой Свен. Он смиренно радовался и тому, что Свен не должен был в равной мере воздавать ему за эту великую любовь, ибо знал, что сам он гораздо менее достоин любви.

Христиан не осмеливался, находясь среди женщин и детей, облечь свой ужас в слова. Он ждал, чтобы посоветоваться с братом, но Свен не замечал или не хотел замечать его знаков и неотрывно смотрел на Белую Шубку. Христиан отодвинулся от очага, не в силах оставаться безучастным пред лицом ужаса.

— А где же Тир? — вдруг сказал он. Потом, заметив собаку в дальнем углу, спросил: — Почему он сидит там на цепи?

— Он бросился на гостью, — ответил кто-то.

Глаза Христиана загорелись.

— Ну и что? — спросил он, пожимая плечами.

— Она едва не вышибла ему мозги.

— Тиру?

— Да, она сразу выхватила этот маленький топорик, который висит у нее на поясе. Повезло старому Тиру, что хозяин вовремя его оттащил.

Христиан молча направился в угол, где был прикован Тир. Пес поднялся ему навстречу со всей обидой и негодованием, на какие только был способен бессловесный зверь. Христиан погладил его по черной голове.

— Добрый Тир! храбрый пес!

Они знали, только они; и человек и бессловесная собака утешали друг друга.

Глаза Христиана снова обратились к Белой Шубке, глаза Тира тоже, и пес напрягся, натягивая цепь. Рука Христиана легла на шею пса, и он почувствовал, как Тир задрожал и ощетинился от ярости. Затем и сам он точно так же задрожал, но ярость его была порождена разумом, а не инстинктом; он был так же бессилен душевно, как Тир физически. О! Эта женщина, которую он не смел обвинить! Все, что угодно, но не это! Только бы им с Тиром столкнуться с нею на свободе, чтобы убить или погибнуть!

Затем он вернулся к остальным и стал задавать новые вопросы.

— Давно эта незнакомка здесь?

— Она пришла примерно за полчаса до тебя.

— А кто впустил ее?

— Свен, больше никто не отважился.

Тон ответа был загадочным.

— Но почему? — спросил Христиан. — Произошло что-то странное? Рассказывайте.

В ответ ему вполголоса поведали о трижды повторенном зове у двери, с пустого крыльца, о зловещем вое Тира и бесплодной вахте Свена.

Христиан в мучительном нетерпении повернулся к брату, желая поговорить с ним наедине. Стол был уже накрыт, и Свен повел Белую Шубку к почетному месту для гостей. Это было еще хуже: она сядет со всеми за стол, преломит с ними хлеб под их крышей!

Христиан шагнул вперед и, коснувшись руки Свена, настойчиво зашептал. Свен уставился на него и раздраженно покачал головой.

После этого Христиан не проглотил ни кусочка.

Наконец возможность представилась. Белая Шубка стала расспрашивать о примечательных местах края и о некоем Могильном холме, где у нее была назначена встреча этой ночью. Хозяйка дома и Свен одновременно издали удивленное восклицание.

— Это в целых трех милях отсюда, — сказал Свен, — и укрыться там негде, кроме жалкой хижины. Останься с нами на ночь, а завтра я покажу тебе дорогу.

Белая Шубка, казалось, задумалась.

— В трех милях, — проговорила она, — я могу увидеть или услышать сигнал.

— Лучше я посмотрю, — сказал Свен. — Если не замечу никакого сигнала, тебе лучше будет остаться.

Он направился к двери. Христиан молча поднялся, последовал за ним и на крыльце схватил Свена за плечо.

— Свен, ты знаешь, кто она такая?

— Она? Кто — она? Белая Шубка? — переспросил Свен, удивленный яростной хваткой и низким хриплым голосом брата.

— Да.

— Она — самая красивая девушка, которую я видел в своей жизни.

— Она оборотень.

Свен расхохотался.

— Ты что, с ума сошел? — спросил он.

— Нет. Вот, посмотри сам.

Христиан стащил его с крыльца, указывая на снег и волчьи следы. Да, еще недавно они были видны, но теперь исчезли. Густо падавший снег скрыл все отметины.

— Ну? — спросил Свен.

— Если бы ты пошел за мной, когда я подал тебе знак, ты бы сам все увидел.

— Что увидел?

— Следы волка, ведущие к двери. А обратных следов не было.

Хотя голос Христиана звучал едва ли громче шепота, невозможно было не испугаться одного его тона. Свен с тревогой посмотрел на брата, но в темноте не смог разглядеть его лица. Он ласково и ободряюще положил руки на плечи Христиана и ощутил, как тот дрожит от волнения и ужаса.

— Люди видят странные вещи, — сказал он, — когда холод забирается им в голову и проникает в мозг; а ты вернулся замерзшим и измученным.

— Нет, — перебил его Христиан. — Сначала я увидел след на гребне холма, пошел по нему вниз и оказался прямо тут, у двери. Мне не почудилось.

В глубине души Свен был убежден, что волчий след брату не иначе как привиделся. Христиан был склонен к грезам наяву и странным фантазиям — и однако, никогда еще он не бывал одержим столь безумной идеей.

— Неужели ты мне не веришь? — в отчаянии воскликнул Христиан. — Ты должен поверить. Клянусь, это истинная правда. Ты что, слепой? Даже Тир понимает, кто она.

— Тебе нужно поспать. Завтра ты будешь чувствовать себя лучше. А если по-прежнему будешь сомневаться, можешь пойти со мной и Белой Шубкой к Могильному холму. Пойдешь сзади и посмотришь, какие следы она оставляет.

Раздраженный пренебрежительными замечаниями Свена, Христиан резко повернулся к двери. Свен поймал его за рукав.

— Что дальше, Христиан? Что ты собираешься делать?

— Ты мне не веришь, а мать поверит.

Рука Свена напряглась.

— Ты ей ничего не скажешь, — властно заявил он.

Обычно Христиан во всем слушался брата, но сейчас на удивление решительно вырвался и сказал так же твердо, как и Свен:

— Она узнает!

Свен заслонил телом дверь, не давая ему пройти.

— На эту ночь всем хватило страха. Если до утра не передумаешь, поговоришь с ней завтра.

Христиан не сдавался.

— Женщины легко пугаются, — продолжал Свен, — и готовы без малейших доказательств поверить в любую глупость. Будь мужчиной, Христиан, и оставь эту мысль о вервольфе при себе.

— Раз уж ты мне не веришь… — начал Христиан.

— Я верю, что ты глупец, — отрезал Свен, теряя терпение. — И не будь я твоим братом, я поверил бы, что ты лжец, и рассудил бы, что ты обозвал Белую Шубку оборотнем, потому что она улыбалась мне охотнее, чем тебе.

Эта язвительная шутка была не лишена оснований, ибо благодать выразительных взглядов Белой Шубки весь вечер изливалась на Свена, на Христиана же девушка даже не посмотрела. Хвастовство Свена всегда было откровенным, весьма простительным и в своем духе справедливым.

— Тебе нужен союзник? — продолжал Свен. — Что ж, доверься старой Трелле. И если память ее не подведет, она извлечет из сундуков своей мудрости стародавние наставления по борьбе с вервольфами. Ежели я правильно помню, нужно следить за подозреваемым в оборотничестве до полуночи, когда он принимает вид зверя; и он навсегда останется в зверином облике, стоит человеку увидеть превращение. Еще лучше — окропить руки и ноги оборотня святой водой, что означает для него верную смерть. Эх! не бойся, старуха Трелла с честью выйдет из положения.

Свен утратил прежнее добродушие; какая-то нотка раздражения или обиды звучала в его презрительном голосе. Еще бы: Белой Шубке было брошено такое чудовищное обвинение! Но Христиан был слишком глубоко огорчен, чтобы обидеться.

— Ты говоришь обо всем этом, как о бабушкиных сказках; но если бы ты видел доказательства, которые видел я, ты бы по крайней мере задумался, а может, согласился бы их проверить.

— Ну и хорошо, — сказал Свен со смешком, в котором слышалась легкая издевка, — проверь их! Я не стану возражать, если ты будешь держать свои подозрения при себе. А теперь, Христиан, дай мне слово молчать, и довольно нам здесь мерзнуть.