Что случилось?

Нервы не давали мне покоя, когда я вспоминала об одной вещи, о которой изо всех сил старалась никогда не думать.

Сразу после того, как мне исполнился 21 год, я сказала себе, что постараюсь быть более общительной, что буду чаще добиваться того, чего хочу, понимаешь? Я попыталась выбраться из своей скорлупы. День рождения моего брата через несколько месяцев после моего, и он решил устроить вечеринку. Я пошла. Из меня паршивый выпивоха. Тем вечером я выпила слишком много маргариты, так что вела себя несколько иначе. Наверное, вела себя расковонее и общительнее. Так бы я сроду не подошла к нему и не заигрывала как ненормальная, если бы столько не выпила. В итоге мы проговорили всю ночь. Он был так добр ко мне и дружелюбен… он вел себя так, будто я ему нравлюсь, но думаю, что я все это придумала, и когда я хотела вернуться домой, он предложил взять меня с собой.

Когда он высадил меня, спросил, не хочу ли я пойти с ним на вечеринку на следующий день. Я не особо хотела, но и отказывать не хотелось. И я пошла. И в тот вечер я еще и слишком много выпила, потому что очень нервничала. Я просто хотела ему понравиться. И он был клёвым. Я так и думала.

Я прочистила горло и продолжила печатать.

По дороге домой я буквально набросилась на него. Буквально. Это было самым крышосносным до моего знакомства с тобой. Он пытался сказать мне, что это плохая идея, и мы не должны это делать… но мы не остановились. Он отвез меня к себе. Все случилось там. После этого он даже не взглянул на меня. Высадив у дома, он поцеловал меня в щеку, так ничего и не сказав больше. На следующий день он пришел ко мне и сказал, что мы не должны были этого делать. Что я для него как младшая сестра, и он надеется, что я никому ничего не скажу. Я пообещала, что буду молчать, но когда он ушел — разрыдалась. И проплакала несколько дней. Правда я надеялась, что он передумает, и однажды вернется и извинится. Но нет, больше он не поднимал эту тему, и я не стала.

Я знала, что Аарон видел, как дрожали мои руки, когда я печатала, а потом положила телефон ему на колено. Я видела, как он переводит взгляд с моего лица на телефон. Я же опустила руки на колени и ждала пока он дочитает. Наверное, он прочитал раз пять, потому что на все про все у него ушло минут десять, но потом он все-таки напечатал ответ. Я не упустила, как дрожали его руки, когда он положил мой телефон на свою ногу, а не на мою.

На экране было только три слова, но я надеялась, что он их не напишет.

Это был он?

Мы оба знали кто это «он».

Но я не могла напечатать ответ, не могла заставить себя. Но мне удалось повернуть голову и встретиться с ним взглядом. Хотя мне так этого не хотелось, я кивнула.

Аарон моргнул.

Сглотнул.

Но взгляда не отвел.

И все же дышал он напряженно.

Эти карие глаза скользнули по моему лицу, когда его руки опустились на колени. И сжались в кулаки. Раз, два.

А потом он отвернулся и сделал еще один глубокий вдох. Он будто вобрал в себя весь воздух из комнаты, чтобы наполнить легкие.

Я была такой дурой.

Я и тогда была дурой. На зачем? Зачем я это сделала? Последние три года, я тысячи раз спрашивала себя об этом, и до сих пор не нашла ответа, который помог бы обрести душевный покой. Скорее всего, я так и не смогу найти этот ответ.

Мое сердце забилось еще быстрее, и слезы навернулись на глаза, когда я посмотрела вперед, как это сделал Аарон. На секунду я подумала о том, чтобы встать и пойти в свою комнату, сказав, что у меня болит голова или что-то в этом роде. Но я больше не хотела убегать. Руки покрылись гусиной кожей, желудок свело судорогой, и меня тошнило.

Для всего мира Егоза была все еще девственницей. Я никому никогда этого не рассказывала. Даже лучшей подруге. Ни единой душе.

Только Аарону.

И именно по этой причине я хранила свой секрет.

Я подняла левую руку и, не обращая внимания на то, как она дрожит, провела ею по нижней линии ресниц, сдерживая слезы. Я пыталась оправдать свои действия, говоря себе, что была молода и глупа, но это не помогло. Единственное, что меня успокаивало, это то, что никто, кроме Хантера и меня, не знал, что произошло. Я все еще помнила улыбку на лице моей мамы, когда я вошла в дом после того, как он высадил меня — после того, как Хантер сел в свою машину и даже не потрудился проводить меня до двери. Она спросила меня выжидательно и выглядела такой счастливой:

— Как все прошло, Егоза? Тебе было весело?

И в один из редких моментов своей жизни я солгала маме и сумела не разрыдаться, хотя больше всего на свете хотелось дать волю чувствам. Я сказал ей: — Это было весело. Хантер подвез меня.

Боже, как же я рыдала в душе, в надежде, что вода смоет все это. Совсем, навсегда. Когда Хантер заявился следующим утром, сказав, что я забыла у него удостоверение личности, я преисполнилась надежд. Меня просто разрывало от чертовой надежды. Но ему понадобилось всего пару слов, чтобы я поняла верно цель его визита. Никакого недопонимания.

Остальное уже история.

Моя вина, что была достаточно глупа и держалась за слепую веру, будто в конце концов он все осознает и вернется в мою жизнь. Сама виновата, это ведь я, ни кто-то другой, отложил мою жизнь на потом в ожидании любви, которой даже не маячило на горизонте. Во всем виновата только я.

Боковым зрением я увидела, как обе руки Аарона поднялись к лицу, кончики пальцев прижались ко лбу, когда он неровно выдохнул. Я видела, как Макс хмуро наблюдал за ним, словно не понимая, в чем дело. Типа он был один не в курсе, что происходит.

— Аарон, — прошептала я, прикоснувшись ладонью к его бедру, выглядывающего из-под шорт.

Он бросил на меня взгляд, а затем поднялся, тем самым, не намерено, конечно, стряхнул мою руку. Но что так, что эдак — намерено-не намерено, все едино — результат тот же. Следом он шагнул к дверям патио, что вели на веранду и, довольно прилично хлопнув ими, исчез.

Макс, наморщив лоб, уставился на меня округлившимися глазами.

— Что это с ним?

Я не собиралась давать ему подробных объяснений, но смогла в каком-то смысле ответить, хотя и прекрасно отдавала себе отчет, что это его лучший друг и он может невзлюбить меня только за то, что я расстроила Аарона.

— По-моему, я его разозлила.

Но выражение лица Макса тут же изменилось. Он закатил глаза и фыркнул.

— Ой, да не парься. Просто он за тебя переживает, потому и злится. Я все время его раздражаю.

И что это означает? Я только вчера видела, как он разозлился на того, с кем разговаривал по телефону. Кто же это мог быть тогда?

— Дай ему минутку. Скоро он будет в порядке, — заверил меня Макс.

Я колебалась. Хотела ли я пойти туда? Не… Хотяяяя может и хотела. Разве я уже не усвоила на собственном горьком опыте, что, когда его что-то беспокоило, он замолкал и отступал, пока не приходил в себя? Моя сестра Жасмин была такой же, и даже с ней я узнала, что иногда люди, которые так себя вели не подозревали, что им кто-то нужен, кто мог бы сказать: «да на плюй».

Но последнее чего бы мне хотелось, чтобы Аарон думал, будто мне плевать на его чувства, даже при том, что мне совершенно не хочется вступать с ним в конфронтацию в вопросе, касающегося Хантера.

Я устало улыбнулась Максу, поднялась и судорожно выдохнула через рот, прежде чем направиться в сторону веранды. Я не стала стараться открыть двери бесшумно, мне хотелось, чтобы он знал, что я иду. Войдя, я закрыла за собой двери. Он стоял возле перил, оперевшись на них локтями, сцепив пальцы рук. Несмотря на то, что веранду освещал только свет из гостиной, я заметила, как напряглись его челюсти и скулы. Я чувствовала, как напряглось его тело.

Но я не собиралась позволить этому запугать меня. Не в этот раз.

— Ты в порядке? — спросила я, делая шаг к нему.

Он не смотрел на меня.

— В норме.

Все во мне кричало: «вернись внутрь». «Внутрь, живо, я не хочу этого делать. Но…»

— Уверена, что так. А я вот что-то не очень.