Видя, что ему нужно прийти в себя, Луна не стала продолжать разговора. Сейчас ей и самой не мешало отвлечься от раздумий и развеять уныние. Как только очередной танец подошел к концу, она спустилась с возвышения и присоединилась к придворным в энергичной куранте. Как замелькали туфельки по мрамору пола! Все вокруг превратилось в сплошную массу пышных рукавов-фонариков и летящих локонов. Дивные вихрем кружились по залу, проворно переставляя ноги. Да, танцевали они безупречно! На несколько минут Луна сумела забыть о тягостных мыслях.

Но вдруг все ее тело пробрало до костей холодом резче, острее дыхания зимы.

Танцоры разом остановились, обмякли, повисли друг на дружке, скорчились в приступах дурноты. Зацепившись ногой за край юбок, Луна споткнулась и едва не упала.

Пронзившая плечо боль сковала по рукам и ногам, да так, что даже не вскрикнуть.

Но тут позади раздался рев, чья-то рука выдернула из плеча острие, и Луна безжизненной грудой рухнула на пол. Судорожно всхлипнув от неожиданности и боли, она перекатилась набок и смогла разглядеть нападавшего.

Он тоже лежал на полу, прижатый к камню тяжестью эльфа-рыцаря, сбившего его с ног. Безумец дико, победно хохотал, хотя каблук рыцаря размозжил о мрамор его ладонь, а окровавленный железный нож отлетел далеко в сторону.

Но вот хохот смолк, захлебнувшись в утробном бульканьи: кинжал рыцаря вонзился смертному глубоко под подбородок.

В следующий же миг, растолкав судорожно корчащихся дивных, между убитым и Луной встал Энтони.

– Что все это за дьявольщина?

Увидев железный клинок, Энтони вновь выругался, и на сей раз – куда приземленнее. В то время как рыцари Халцедоновой Стражи сомкнули кольцо вокруг королевы, он, не колеблясь, подхватил оружие и бросил его Гипли, а тот со всех ног побежал к дверям. С каждым его шагом Луне дышалось легче и легче, однако железо она будет чувствовать, пока его не унесут прочь, за пределы Халцедонового Чертога.

Однако от скверны, отравляющей тело, не избавит даже это. Не споткнись она, и…

Луна с трудом поднялась на ноги, стараясь не слишком откровенно опираться на Энтони.

– Я приведу лекаря, – прошептал он ей на ухо.

– Нет, – негромко ответила Луна, с усилием заставив себя выпрямиться.

Да, Энтони был прав: яд нужно вытянуть, да поскорее. Но это займет время, а раз уж она осталась жива, ей прежде всего остального надлежит разобраться в ситуации. Выказывать слабости она не смела.

Спаситель, отделенный от Луны плотной стеною стражников, тоже поднялся на ноги. Этот златоволосый эльф не принадлежал к их числу. Звали его сэром Лисликом, при дворе он появился лет пять тому назад, и до сего момента держался почти незаметно. Брызги крови алели на его щеках, украшали темными пятнами сапфирово-синий дублет. Увидев Луну, он поспешил утереть лицо и преклонить перед нею колено. Все прочие, кроме телохранителей, заслонявших королеву собой, подались на добрых три шага назад.

– Ваше величество! Молю простить меня за обнаженное при вас оружие.

Тот, кто спас ее жизнь, вряд ли был достоин кары за сей проступок.

– Что произошло? – спросила Луна.

Чудо, но голос ее прозвучал ровно и властно.

– В танце я оказался рядом и все видел. Казалось, он собирался присоединиться к нашему веселью, но вдруг рванулся к особе Вашего величества и выхватил этот нож. Будь я на миг расторопнее… – Голос эльфа дрогнул от стыда. – Я мог бы остановить его вовремя.

– Ты сделал все как должно, сэр Лислик, – сказала Луна, отстранив телохранителей и приглядевшись к несостоявшемуся убийце.

Среди мраморных плит он – грязный, оборванный – выглядел просто жалко. Там, куда упал нож, мрамор потускнел и был испачкан ее кровью.

Внезапно рыцарь шагнул вперед, но тут же, увидев настороженность стражей, остановился. Поддерживавший Луну Энтони разжал пальцы, но, чувствуя, как она покачнулась, подхватил ее вновь. Между тем взгляд Лислика стрелою метнулся за спину королевы.

– Ты, – процедил он сквозь зубы. – Ты привел этого убийцу сюда.

Сэр Керенель за правым плечом Луны дрожал, в ужасе раскрыв рот, но рык Лислика разом заставил его очнуться.

– Ты обвиняешь меня в заговоре?

Луна об этом пока что не думала. Прижимая к кровоточащей ране в плече сложенный лоскут, поданный Амадеей, она похолодела от внезапного страха. Неужто она в нем настолько ошиблась? Что, если Керенель лишь изображал согласие с ее идеалами, но все это время прислушивался к речам агентов Никневен?

Гнев обоих рыцарей разгорался на глазах.

– Я не сомневаюсь в суждениях Ее величества настолько, чтобы подумать, будто она могла пригреть на груди изменника, – сказал Лислик. – Но ты нашел этого человека, и ты привел его сюда. Разве ты не из Халцедоновой Стражи? Разве долг не велит тебе беречь королеву от любого вреда? Какие меры ты принял, чтоб обеспечить ее безопасность?

Керенель побледнел.

– Клянусь, сэр, сие оскорбление моей чести вы возьмете назад.

– Оскорбление в адрес нашей доброй королевы не позволяет мне отказаться от своих слов, – возразил Лислик. – Подтвердите свою честь, либо ее отсутствие, делом, сэр. – Эльф перевел взгляд на Луну. – Государыня, сей… рыцарь обвиняет меня во лжи. Прошу позволения встретиться с ним в бою.

События неслись вскачь, и это уж было слишком. У Луны кружилась голова, в глазах понемногу темнело.

«Мне нужно удалиться».

Пальцы Энтони крепче стиснули плечи, а его ответ разом заставил обоих умолкнуть.

– Вы смеете предъявлять требования своей королеве? И сразу же после столь возмутительного случая? Ваша честь, сэры, наперстка медного не стоит!

Но если Луна уйдет, вражда их не прекратится. Сейчас она, по крайней мере, имела надежду с ней совладать. Поединков Луна обычно не запрещала – ведь ее подданные редко дрались насмерть, а пустяковое кровопролитие ради вопросов чести вполне можно понять. Но здесь дуэль двух рыцарей не годилась: происшедшее слишком уж затрагивало ее королевское достоинство. Нет, это дело следовало решить публично.

По-прежнему бледный, Керенель устремил на Луну полный отчаяния взгляд. Разумеется, ничего подобного он не замышлял – в этом она была уверена. Однако его чести и репутации нанесен урон, и ему следовало позволить отстоять их.

Следовало… но не сегодня.

– Сие дело должно быть улажено достойным образом, – сказала она, из последних сил держась на ногах. – Оправившись от раны, мы рассмотрим его лично. А до тех пор воспрещаем вам чинить друг другу насилие и даже разговаривать. То же самое запрещается и вашим союзникам, коим дозволено лишь оговорить условия поединка.

С этим она смерила обоих рыцарей гневным взглядом, как будто могла остановить их одной силой воли. Оставалось только надеяться, что это в самом деле так.

– Да смотрите, не вздумайте нас ослушаться.

Халцедоновый Чертог, Лондон, 5 мая 1640 г.

Несколько позже Энтони вошел к ней в спальню. Распустив всех своих дам и духов-служителей, Луна сидела у стола, глядя в пламя свечи.

– Что с клинком? – не оборачиваясь, спросила она.

Держалась она куда спокойнее, чем следовало ожидать, однако на плече ее, под одеждой, заметно бугрилась повязка.

– Благополучно унесен, – отвечал Энтони. – Дешевый шеффилдский нож, каким может владеть любой. Так что он нам ни о чем не говорит. Однако в лохмотьях убитого мы обнаружили ножны, сделанные из боярышника, дабы никто не заметил железа. Выходит, кто-то это все подготовил.

Несомненно, Никневен. Убийством она угрожала и раньше… но неизменно ему, а вовсе не Луне.

Кровь Энтони вскипела в одном из нечастых приступов гнева. Убийство – само по себе дело подлое, а цареубийство – вдвойне.

На новость о ножнах Луна не откликнулась ни словом, но Энтони знал: она все слышит. Сдержав гнев, он откашлялся.

– Но ведь ты…

Вопрос никак не шел с языка. За время его пребывания при дворе ран от холодного железа не получал никто, и теперь он понимал, что даже не знает, чем это может кончиться.