Они так и не смогли толком поговорить. Яркая недосказанность душит. Сколько же всего он хотел сказать? А на деле и слова выдавить не смог. Была же возможность попросить остаться при дворе. Может Фахо сжалился бы над ним – над больным-то. Эх, упустил…

Он полежал так час или два. После счел, что достаточно отдохнул и поднялся. Он почувствовал себя лучше. Светает.

Ао снял оставшиеся украшения, те, что не сняли слуги, допил одним глотком чай и вышел из комнаты, пока брат увлеченно разговаривал с кем-то, издалека похожим на его избранника-бету.

Ао нашел Теда в комнате, соседствующей с кабинетом. Тот сидел на ковре у камина и не шелохнулся. Наверно, тоже узнает по аромату.

Он подошел осторожно, стараясь глушить шаги, и положил свои ладони на плечи альфе. Тот по-прежнему не реагирует. Ао тяжко проглатывает вязкую от лекарств слюну и выдавливает:

– Я уезжаю скоро.

От мысли, что они увидятся лишь через год, искры в груди меркнут. Но если он нужен Теду, тот оставит его тут. И это точнейший показатель из любых других проверок.

– Знаю, – отвечает спокойно Тед, так же спокойно отцепляя пальцы Ао от своих плеч.

Колко. Он убирает руки за спину, те горят огнем, ему стыдно, как будто сделал он роковую ошибку. Прикоснулся. Сам.

Хорошо, что Тед сидит к нему спиной.

Но этого мало: хочется еще. Прикоснутся к шее, там, где кожа ничем не прикрыта и наверняка теплая. Провести по выступающей синей венке, или расплести волосы и расчесать подобно тому, как делал это Тед с его волосами. Или обнять – крепко, как тогда в озере или в лесном домике на краю Мюрея.

Ему хочется пасть на землю, преклониться, и умолять, умолять, просить. Он желает остаться. Больше всего на свете.

Ао полон решимости сказать о том, что чувствует. Вот, немного собраться, и выдавить три несчастных слова. Вот, еще чуть-чуть, и…

Но Тед подводится, смотрит на него свысока своими леденящими глазами – и заветные слова застревают в горле. Он проглатывает их вместе со слюной и комом, и они оказываются там, где им место – глубоко внутри.

– Ступайте к себе, вам стоит подготовится к дороге в Вондер. Что ж, я думаю, вы будете идеальной парой для моего сына.

…Внутри холодеет. Искры замерзают насмерть.

Ао не верит услышанному. Ищет признаки лжи на лице альфы, но тот тверд и непоколебим. Он стреляет в упор именно тогда, когда Ао не ожидает.

Он опускает глаза, не в силах смотреть больше на этот безупречный камень. Проиграл. Надо же, проиграл. Ао разворачивается и идет, не сказав и слова. Идет, чтобы Тед не заметил его дрожи.

Он идет быстро, потом быстрее, быстрее, пока и вовсе бежит. Опомнившись в своей комнате, он видит слугу и своего брата. На полу коробки для вещей. Ао срывается почти что на крик:

– Мы уезжаем! Сейчас же! Немедленно!

И смотрит на Браяра, но не видит.

– Ао, ты плачешь?..

========== Глава 17. ==========

–…Выше голову, Аори, ану плечи опустил! Улыбнись, вот та-а-ак, вот так, видишь? Право, что за унылость! Моему сыну нужен супруг, который будет разгонять тоску, а не наводить ее!

Ао сжал зубы, чувствуя, что еще одно слово и он придушит старшего омегу. Гость их дома всем своим горделивым видом и повелительным тоном вызывал в нем отвращение. А терпеть-то приходится. Не время психи свои показывать. Это он раньше мог сорваться и убежать, весело смеясь – но не теперь. Теперь он видит в первую очередь последствия своих действий.

– Какой же дурной вкус у моего Натуриончика… И что он нашел в подобной безвкусице! – все причитал омега, расхаживая по зале вперед-назад. Под его увесистым телом пол скрипел, и Ао был бы рад, если бы сей заплывший жиром старик провалился под землю в прямом смысле. Жаль, под дощечками камень…

И если бы он только повелевал, то Ао мимо ушей пропустил бы – ему-то не привыкать. Но тот умудрялся искусно унизить, надавливая на самое больное: его недостатки.

Ао зажал в руке ключ от инструмента роэ, который он благополучно сломал (специально), а теперь пришлось чинить самому.

– И чтобы через час готово было! Я желаю к ужину услышать игру. Говорят, в этом ты мастер, в чем я сомневаюсь. Какой же бестолковый!..

– Вы переходите границы этикета, Данели.

– Господин Данели, – поправил омега голосом, не требующим возражения. – Что за неучтивость! И чему тебя Каси учил, Боги-боги…

– Клан Таарей по иерархии выше клана Антарей, – возразил Ао, сразу же пожалев о том, что не умолчал: лицо старшего перекосилось от злости.

– Что ты сказал?! – он запищал тонким голоском, от которого в Ао заложило уши. Он выдохнул. Корсет сжимает грудную клетку слишком сильно. Третий день – не привык. Спина ноет, живот болит, но жаловаться он не смеет. Кто бы знал, что Ао снова станет носить ненавистный корсет… И все потому, что Данели Антарей его талия не угодила – толстый, мол. Толстый, хах… А собственные складки жира омега будто бы игнорирует!

Осталось чуточку потерпеть. Главное – не вызывать подозрений, быть покорным и молчать. Последнее давалось труднее всего.

За окном пролетает первый снег, и тает, едва соприкоснувшись с землей. Уж середина триады Вьюг, но в их теплом Вондере сильных холодов не видать. По утрам все изморозью покрывалось – украшенные инеем деревья и дома, а вода заслонялась тоненькой корочкой льда. Но едва выходило солнце, вся красота таяла и превращалась в месиво из грязи.

Последних три дня стали настоящим испытанием для него. Приехал папа Натуриона, уверенный, что Ао – избранник его сыночка. Приехал на ревизию, как это полагалось перед браком: осмотрел, обозвал и взялся переделывать. На третий день у Ао задергался левый глаз, а к вечеру оба, причем с разной периодичностью.

Он надеялся, что письма-ответа из столицы ждать осталось недолго. Иначе брака с Натурионом не избежать. Уж лучше за Леолея, у него хотя бы зубы нормальные и папа его не помешен на порядках. Хотя, какое там… Алистри сживет его со свету куда быстрее пыток Данели. Из огня да во пламя.

Он выдохнул сквозь стиснутые зубы. Как вообще получилось, что он нынче числится будущим супругом Натуриона Антарей? Ничего же беды не предвещало. Прошедшие две триады были однообразными и серыми.

Или дело в том, что сам мир в глазах его посерел?

***

Триада Солнца тянулась невыносимо долго. А триада Гроз, идущая следом, не шла, а ползла, словно раненная.

Леолей писал ему письма. Почти каждый раз по два в неделю. Их собралось добрая дюжина, но Ао не читал ни строчки. Это Дедушка Каси приходил и зачитывал ему, хваля Ао, словно это было его достижение.

После того, что произошло в Мюрее, он занял себя делом – много читал, учился игре на новом инструменте, изучал варение зелий. Это отвлекало от лишних мыслей. Ао все реже ходил к родителям, все реже позволял своей силе выйти наружу. Он забросил это бесполезное дело – все-равно не смог бы научится управлять. Все правы: магия не для омег.

Ао стал серьезнее. Меньше смеялся, больше думал. Думал об учебе и о своей цели: пробраться в семью Фахо. В качестве супруга Леолея. Для порядка, кстати, надо было бы ответить хотя бы на одно письмо, но он не мог прочитать их. В голову сразу лезли воспоминания с празднеств– а это не то, что ему нужно.

Вышло так, как он и хотел. Ему не пришлось выбирать. Только вот облегчения это не принесло.

Чем больше Ао старался забыть, тем чаще в голове всплывали картинки. Он топил их, топил, а в итоге они таки оказывались на поверхности. Благо, брат больше не заговаривал с ним на тему того, что узнал в Мюрее. Видимо, он и так все понял – не глуп ведь.

Ао не позабыл о том, что рассказал ему бета. И одной тихой ночью все же пробрался в тайный архив, нашел книгу с записями рожденных в роду. Там, напротив имени его папы – Сифи Таарей – виднелась подпись: омега, слабый. Это то, что он предполагал увидеть. Слабый. Это доказывало то, что сказал ему бета, а так же доказывало ложь дедушки Каси.

Но разобраться с этим он тогда не успел – раньше срока начался цикл – течка. У него цикл редкий: раз на две триады, и обычно проходил легко. Но не в этот раз.