– Олавест умер. Завтра хоронят.
========== Глава 34. ==========
Пасмурно. Джей вгляделся в тяжелые облака и выдохнул пар. Особняк Бъякурон застыл белокаменным великаном на фоне серого неба. Холодно, ветер воет. Джей закрутил сползший шарф – Эдом связанный – укутался. В доме находиться непосильно. Атмосфера горя давит на горло и дышать не дает.
Моргауз, стоящий рядом, не выглядит печальным. Ему все равно будто. Но зная этого неугомонного деда, можно понять – это не так. Моргауз молчалив. А это значит – нехорошо ему. Внука потерял. Джей подошел и так же молча обнял его, выражая соболезнование, но тот не шелохнулся. Лишь вздохнул с хрипом и оперся на палицу, которой обычно официантам угрожал, размахивая – чтобы работали, как следует. В таком активном, сварливом дедке Джей вдруг увидел уставшего от жизни старика.
– Олавест был хорошим малым, – прокряхтел привычным тоном Моргауз, а Джей дрогнул. Не ожидал, что тот заговорит с ним, за утро ни слова не сказал.
Вот папа Олавеста – Си – плачет все время, проклятьями на всех сыплет (особенно на Эда), отец в глубокой печали и мрачный. Эд вон камни ногой пинает, руки в карманах пальто грея. Тоже переживает, по-своему. Между Моргаузом и Эдди общая черта не только удлиненные резцы.
Джей не может горевать с остальными. Да, ему жаль, но лить слезы по тому, с кем разговаривал один раз – игра. А зачем заставлять себя плакать? Джея волнует только состояние Эда. Вот это действительно то, за что стоит переживать.
– Из Эдички не получится главы клана, – неожиданно прервал его рассуждения Моргауз, взмахнув палицей в сторону альфы, так усердно рассматривающего что-то в пустом фонтане перед домом. – Я не для этого его растил. Понимаешь ли, Джейми. Ай, – старик снова взмахнул палицей. – Давно это было. Эдичек наш не обычный ребенок. Незаконный. На, подержи, – Моргауз подал ему палицу и Джей принял. Дед достал сигареты, самые обычные, вредные, и закурил. – Понимаешь ли, Джейми, – повторил и затих, выдыхая дым. Рассмеялся, кряхтя. – Был у меня супруг. И два сына. Старший альфа, как положено, наследник, младший омега, красивы-ый, – закашлялся, вперемешку с дымом. – Красивый.
Джей догадался, что Моргауз говорит о Камеи, о том самом омеге с фото, папе Аоры. Он кивнул.
– Да проку от той красоты. Мы догадывались, кх-х, что что-то не то. Буйно уж Джерар не желал его отдавать в брак. Да пришлось. Мой почивший, стеклом ему земля, супруг, пакостная была скотина, заставил, кх-х, – Моргауз прокашлялся, затушив сигарету ногою. – Так о чем я? Камеи мы, так-то, в клан другой отдали. И Джерару омегу нашли. Думали все, разорвали связь грешную. Но… Кха-к!
Джей уставился на него удивленно с приоткрытым ртом.
– Что зыркала пялишь? Да, да, ты почти один из нас, тебе знать положено. Кх-х, между моими детьми, кх, была связь. Любил Камеи брата, нам так говорил постоянно. Не знать, что он сделал с Джераром, приворожил, или, но-о, как видишь, – он кивнул на Эда, – добился таки своего. Аору в законном браке родил, от мужа, а Эда… в кровосмесительном союзе. Видят Боги Итаны, мы не хотели его рождения. Но Камеи уперся, он такой же упертый был, как Эдичек наш. Кха-кха-кха! – Моргауз закашлялся и Джей спросил, все ли впорядке, шокированный рассказом. – Хорошо, Джейми, не подохну. Я тут всех переживу, кхах!
– И после его, эм, рождения, Джерар убил Камеи, чтобы сохранить их секрет? – сопоставил Джей, слишком сильно сжимая зазябшие пальцы.
– Убил безразличием, – кивнул старик и достал вторую сигарету, нахмурившись. – Понимаешь ли, Джейми, и супруг его, кх-х, Си, подъедал Камеи, ну да, это ж любовник его мужа. Ре-евность, – Моргауз выдохнул дым, медленно, и снова затянулся. – Ох уж эти омеги… Си хуже моего почившего. Такой язвы не найти, после смерти Камеи забрал Эда к себе, мол, воспитывать. Я, старый пень, подумал, а-ай, хорошо оно будет, ребенку родители нужны. А оно о как вышло, – Моргауз сделал паузу и докурил в несколько затяжек. – Плохо вышло. Если бы я жил с ними, понял бы, что Си на Эдичке отыграться решил. Отомстить маленькой копии Камеи. Его там не любили, он в фальши вырос, о, как сам притворяться умеет. С волками жить, по-волчьи выть будешь. Как тебе наша семейка, а? Все еще хочешь с нами породниться? Кх-х, теперь у тебя выбора нет, кх-х-х.
Джей оторопело кивнул. Холодно. Руки от мороза дрожат. Или не от мороза. Он дышит на них и все не может поверить до конца, что его догадки в прошлом оказались правдой. Теперь сошлось, почему Эдди так похож на Камеи. Это получается – Аора ему брат? Не зря братишкой Эда называет. И это по-другому звучит. Как и то, почему Эд мрачнеет, стоит ему напомнить о семье. И почему ни разу не сказал. Побоялся осуждения? Как он вообще живет с такой ношей, с таким клеймом?
«Эта ситуация, их ситуация, его родителей, так похожа на мою… Они зеркальны. Нет, не знаю, точно ли так, но, раз я не один такой, может ли быть, что это… нормально? Хах. Нормально… Это совпадение. И Эдди, он сын Джерара и Камеи. Если сравнивать с моим, то… нет, плохая идея. Нет-нет, Джейми, не переноси, это очень плохая идея. У тебя нет сына, он мертв, но если бы был жив, то, черт, успокойся,» – Джей ощутил прилив знакомой паники. Начал искать, считать что.
Ну же, что-нибудь.
Ступеньки, столбы, деревья, фонарики, люди.
Да хоть что-нибудь!
– Дже-ейми, тебе водички? Мне правнуки нужны, поторопись. А можете не торопиться, один хрен до ста доживу. А то и переживу. Праправнуков дождусь. Кха-кхх! – Моргауз рассмеялся кряхтяще и Джей только сейчас осознал, что смеяться в день смерти собственного внука как-то не правильно.
Но смех этот нервный, на грани истерики.
Отпустило.
Отошло.
Считать не пришлось, Моргауз перебил своим противно-плачущим смехом его зародыши паники.
Он отошел к фонтану, обернулся на Моргауза, который снова закурил. А ведь счастливые люди сигаретами себя не убивают.
Он глянул на Эда по другую сторону фонтана, пришлось отклониться в сторону, чтобы увидеть лицо, перекрытое частью статуи. Посмотрел на него, со взъерошенными волосами, отливающими в тусклом солнце красным, с пустыми глазами и синими обветренными губами, с несомненно сжатыми кулаками, где-то там в карманах. И отравленной душой. Посмотрел внимательно и сравнил все же. С тем, с кем не должен, с тем, кого не существует вовсе.
И он понял.
Джей понял, что поступил правильно. Если бы он не избавился от ребенка, того ждала бы судьба, похожая на судьбу Эда. Он бы вырос в озлобленного на мир человека, замкнутого и считающего себя отбросом общества. Плодом греха, инцеста, результатом кровосмешения. Он бы ненавидел себя, презирал. И Джей не смог бы его уберечь, как не смогли уберечь Эда его, получается уже, дедушка Моргауз и брат Аора. Общество бы не приняло его. Он бы сам себя не принял.
– Джейми, идем, – окликнул его Моргауз и указал рукой на палицу в его руках. Джей разжал заледеневшие пальцы. Смахнул непрошеные слезы, слезы облегчения. И пошел.
На кладбище он не может оторвать взгляд от бурой земли под ногами. Промерзлой, наверняка дрожащей от холода. Или от рыданий, как большинство людей вокруг. Незнакомых ему, чье горе не затрагивает сердце, но заставляет поникнуть, чувствовать себя отвратительно-липким и пустым.
Он сжимает безвольную руку Эда, а небо низкое, давит-давит на плечи. Альфа голову тоже склонил, бездумно как-то, взгляд в никуда. Олавеста, которого Джей почти не знал, вот-вот в коробке этой в землю покладут да засыплют.
Эд неожиданно сжимает его пальцы в ответ, поворачивается рывком, шепчет искусанными губами: «я так больше не могу». Джей обнимает его, по спине гладит, ткань пальто под пальцами ворсистая. Все гладит и прячет от посторонних его слезы.
Вот, почему Эд скрылся за яркой обложкой. Нехватка внимания в детстве вылилась в желание выделиться и получить внимание теперь. Где-то внутри, за толстой кожурой, (кроется) сердцевина этого каштана-колючки. И она полна печали и самоненависти, внушенной «родителями», их словами о том, что Эд ошибка, что его не должно было быть. Их поступками и выделением второго, «правильного» сына, наследника. Вся любовь и внимание доставались Олавесту. Эду же – не сложно догадаться – безразличие или отвращение, особенно со стороны Си. Его поломали еще в детстве, а он взял и поднялся, пусть сломанный, но продолжил путь же. Окружил себя стеной из масок, не подпуская никого, ожидая, что если впустит – сломают до конца.
