Вот как описывает свое открытие – влияние добавок мелатонина на жизнь лабораторных мышей – сам Пьерпаоли.

«В конце 1985 г. я начал первый из множества экспериментов по влиянию добавок мелатонина на старых мышей.

Для первого эксперимента я отобрал здоровых самцов в возрасте девятнадцати месяцев. Так как мыши этой линии живут обычно двадцать четыре месяца, то девятнадцать месяцев в человеческом эквиваленте – это примерно шестьдесят пять лет. Я разделил мышей на две группы. Первой группе я давал мелатонин с питьевой водой на ночь. Вторая группа (она называется контрольной) получала обыкновенную воду из-под крана. В остальном все условия были одинаковы…

Сначала между двумя группами животных не было практически никаких различий. Однако через пять месяцев различие было просто поразительным. У контрольных мышей начали развиваться обычные ожидаемые признаки старения – дряхления. У них деградировала мускулатура, в шерсти появлялись проплешины, глаза замутнились катарактой, замедлился процесс пищеварения, впрочем, как и движения. В общем, они становились старыми, изношенными и усталыми.

Напротив, мыши, получавшие мелатонин, выглядели, да и вели себя, совсем как их внуки. У них появилась ещё более густая и блестящая шерстка. В глазках не было и следа катаракты, пищеварение улучшилось, а мышцы оставались сильными. А энергии, с которой они бегали по клетке, могли позавидовать и мыши вдвое моложе их.

Главное, что «мелатониновые» мыши прожили гораздо дольше! Мыши контрольной группы, прожив положенный для них срок (около двадцати четырёх месяцев – семьдесят, семьдесят пять лет по человеческим меркам), умирали одна за другой. А «мелатониновые» мыши продолжали жить и жить, на целых шесть месяцев дольше, что, в понимании человека, лишних двадцать пять лет жизни, т.е. в целом более ста лет. Более того, этот дополнительный срок мыши прожили сильными и здоровыми» [4, с.58-59].

Что же известно о гормоне «мелатонин» на сегодняшний день? Большая часть мелатонина производится в человеческом организме небольшим участком мозга под названием эпифиз. В Древней Индии этому участку мозга приписывали мистические свойства, называя «третьим глазом». Ещё одно его название – шишковидная железа. Под таким названием она часто упоминалась, как место средоточия души, в трудах мистиков и ученых Европы.

В лабораториях всего мира учёные исследуют роль мелатонина. Вот некоторые из его изученных функций.

Однажды путешественник Н. Н. Миклухо-Маклай высадился на одном из островов Тихого океана. Здесь его окружила угрожающая толпа дикарей. Неизвестно, чем бы закончилась эта недружелюбная встреча, если бы Миклухо-Маклай не нашел выход. Он лег на землю, положил под голову ладонь и… уснул. Спокойствие гостя остановило дикарей. Они сочли его божеством, спустившимся на землю.

Когда путешественник проснулся, островитяне оказали ему почести, какие подобают божественным проявлениям, на руках понесли в хижину.

Способность мгновенно засыпать спасла Миклухо-Маклаю жизнь. Но этот случай не исключение. Точно таким же образом своевременное погружение в сон спасает здоровье и жизнь каждого человека.

Биологические существа, даже самые простейшие, нуждаются во сне. Удивительно, но регулятором времени «сна» у всех живых организмов природа назначила одно и то же химическое соединение – мелатонин. Глубина и качество сна у человека определяется выработкой именно этого гормона.

Не будет преувеличением сказать, что гормон мелатонин – это универсальный регулятор биологических ритмов для всех живых организмов, включая одноклеточных и растений. Как правило, люди, да и ученые, воспитанные в европейской цивилизации, в техногенной культуре, не придают особого значения ритмическим процессам. Такую позицию легко оспорить, если взглянуть на жизнедеятельность организма с позиций современного системного подхода.

Жизнь и здоровье невозможны без четкой координации биологических ритмов, начиная от субклеточного до организменного уровней. Чем сложнее организм, тем важнее качество его ритмической организации. С помощью ритмов различные необходимые для жизни функции совмещаются в одном организме. Одновременно они выполняться не могут, потому что в этом случае мешали бы друг другу.

В свое время советский физиолог и кибернетик П. К. Анохин определил конфликт функций в организме, как одну из основных причин болезней человека. Он считал, что не органы надо лечить, а восстанавливать гармонию внутрисистемных отношений – необходимое условие самоисцеления органов. Этот подход прямо следовал из революционной и по сегодняшний день теории функциональных систем Анохина, согласно которой организм состоит не из органов, как принято обычно считать, а из нечто неосязаемого – из функциональных систем.

Для организма гармония внутрисистемных отношений заключается, прежде всего, в ритмическом чередовании активности различных жизненно необходимых функций. И здесь наиболее важное значение имеет циркадный (суточный) ритм. Именно он устанавливает очередность смены двух основных состояний организма: отдыха и активности.

Во время отдыха организм восстанавливает свои силы, наводит порядок, настраивается на гармоничное состояние. «Наилучший способ избавиться от тяжелого беспокойства или умственной путаницы – переспать их», – рекомендовал отец кибернетики Норберт Винер.

Наоборот, в период активности организму приходится расходовать свои силы, запасы системной устойчивости и уходить от состояния равновесия.

Равновесие и баланс чрезвычайно важны для нормального функционирования живых систем. В качестве примера того, как опасно терять этот баланс, приведем рассуждения уже упоминавшегося Норберта Винера.

Рассматривая природу системного равновесия на примере борьбы мангусты со змеей, Винер писал: «Мангуста не является невосприимчивой к яду кобры, хотя она до некоторой степени защищена своей жесткой шкурой, которую змее трудно прокусить. По описанию Киплинга, эта борьба – настоящая игра со смертью, состязание в мускульной ловкости и проворстве. Нет основания считать, что у мангусты движения быстрее или точнее, чем у кобры. Тем не менее мангуста почти всегда убивает кобру и выходит из борьбы без единой царапины. Как же ей это удается?

Я даю здесь объяснение, которое мне кажется верным и которое я составил, когда посмотрел такое сражение, а также кинофильм о других подобных сражениях. Я не гарантирую правильности ни своих наблюдений, ни своих интерпретаций. Мангуста начинает с ложного выпада, который вызывает бросок змеи. Мангуста увертывается и делает еще выпад, так что противники действуют в некотором ритме. Но эта пляска не статическая, а постепенно прогрессирующая. Свои выпады мангуста делает все раньше и раньше по отношению к броскам кобры и, наконец, нападает в тот момент, когда кобра вытянулась во всю длину и не может двигаться быстро. На сей раз мангуста не делает ложного выпада, а точным броском прокусывает мозг змеи и убивает ее.

Другими словами, образ действия змеи сводится к одиночным, не связанным между собой броскам, тогда как мангуста действует с учетом некоторого, хотя и не очень большого отрезка всего прошлого хода сражения. В этом отношении мангуста действует подобно обучающейся машине, и действительная смертоносность ее нападения основана на гораздо более высокой организации нервной системы» [5, с.237].

В примере Норберта Винера высота позиции кобры – это жизненный потенциал системы, который должен сохраняться. Инстинктивно после каждого броска кобра стремится вернуться в это нейтральное положение, но не успевает. А вот мангуста успевает и поэтому побеждает. Теперь давайте взглянем на соотношения периодов активности и восстановления (сна). Успевает ли за время сна и отдыха организм возвратиться в состояние равновесия?

Если не успевает, то постепенно теряется равновесие системы, уменьшается жизненная сила, растет разрегулированность всего организма.