Проходит время, девушка из обслуживающего персонала приносит плед. Накидываю его на себя, углом накрываю Лероя – тот уже пристроился мордой на моё колено.

– Представляешь, дружок, как бы мы влипли, если б ты побежал на тот старый причал, – обращаясь к собаке, задумчиво говорю я.

Лерой понимающе посматривает на меня, слышно, как время от времени стучит его хвост по полу палубы.

Рядом с нами сидит пара, наверно, муж с женой, похоже, что европейцы. У меня, наверно, вид ещё тот. Женщина сочувственно обращается ко мне по-английски с вопросом, могут ли они мне чем-то помочь.

– О, нет, нет, всё в порядке, – отвечаю я. – Это всего лишь перчатки. Перчатки. И больше ничего.

Через несколько минут наш паром продолжит свой путь. Мы зайдём ещё не в один порт. Но, пожалуй, до самого дома я не решусь вечером выйти на берег и не дам сбежать Лерою. Ведь запасных перчаток у меня нет.

Я соблюдаю дистанцию. Во всём. В отношениях, любви, привязанности. Этому меня научили люди. Порой, страшно завести собаку или взять шефство над лошадью в одной из местных конюшен. Тогда дистанция изменится, ты станешь душой отдаваться животному и это сократит дистанцию с людьми. Всё хорошо, и люди приветливы, добры и веселы. Но не стоит подпускать их близко. Человек – единственное существо на Земле, способное разрушать, и делает это он обдуманно, изощрённо. Особенное удовольствие – уничтожать другого человека.

Я соблюдаю дистанцию: в городе, на отдыхе, на работе, дома. Это важно, чтобы сохранить себя.

Вчера вечером я нарушила дистанцию. О чём жалею. Я разрушила дружбу, которая длилась несколько лет. Я ненавижу мир за то, что в нём не существует дружбы между мужчиной и женщиной, за все несказанные слова, за свою слабость.

Я хочу восстановить дистанцию. Помоги мне.

* * *

Сколько Ему лет? Мучительно долго я пытаю себя сначала вопросом, потом ответом. Мне тридцать три года, выгляжу как девчонка, как будто, пару лет назад закончила вуз. Кто не знает, сколько мне на самом деле лет, считают, что не больше двадцати пяти. Он… Он старше, мы когда-то работали вместе целых четыре года, потом судьба разбросала нас по разным городам и даже больше – регионам. А теперь мы живём в одном городе, практически в соседних районах. Он работает в Министерстве, я – в медиакомпании. Оба по специальности, оба, в целом, довольны жизнью и теми подарками, которые она нам преподносит.

Ему в этом году исполнилось пятьдесят лет, круглая дата. Помню, как по-дружески, поздравляла Его смской. Наши дни рождения приходятся на один месяц, только у Него в начале, а у меня – в середине. Мне всегда было с Ним хорошо. Может быть, это всё от того, что с детства меня окружали дядины друзья, а Он их ровесник. Странно подумать, когда я родилась, Он заканчивал школу. У Него взрослая дочь, которая младше меня, от силы, на восемь – десять лет. Он в разводе. Об этом я узнала недавно. О разводе. Про дочь мы говорили ещё, когда работали вместе.

И всё как будто так же, как и раньше, но я чувствую всем своим существом, что что-то изменилось. Изменилось в наших сообщениях друг другу, в том, как Он стал ко мне обращаться в этих сообщениях. Стёрлась какая-то невидимая грань и я не успела её сохранить. Он что-то сделал со мной и продолжает делать, меня обволакивает невидимое облако, мягкое, нежное и это пугает больше всего.

На днях мы сидели в Старбаксе, первая встреча за долгое время. Старбакс – мой ответ на предложение поехать к Нему на квартиру. Министерство щедрое: своих сотрудников размещает на казенной жилплощади. В то время, я живу на съёмной квартире.

Мой приезд в Его квартиру состоялся позже, просторная и двухкомнатная. Было интересно посмотреть, где живут работники Министерства. Я едва успела снять кеды в прихожей, как Он неожиданно положил мне руки на плечи, развернул к себе лицом. Я подняла глаза, удивлённая, ожидания вопроса, слова. Но этих слов я не ждала. Они разрушили всё вокруг и стремительно выстраивали на руинах новую реальность, с которой, Он очень надеялся, я соглашусь.

«Извини, я так больше не могу». Вот, вот что Он сказал перед тем, как меня, непонимающую, прижал к стене и поцеловал. Я даже не отвечала. А надо ли это было Ему?.. Он целовал крепко, терпко, не давал мне возможности ни шевельнуться, ни сказать что-то.

«Не надо» … «Нельзя» … «Зачем» … «Объяснись, я не понимаю» … «Не разрушай» … «Остановись» … «Прекрати». Всё это я в нахлынувшем, внезапно, отчаянии попыталась сказать Ему, пока один за другим длились поцелуи: жадные, взрослые, осознанные. Резко стало жарко внизу живота. Чёрт побери! Как Он смеет! Это моё тело, это уже двойное предательство. От простого поцелуя такого не бывает. Хочется что-то выкрикнуть, а в голове звенит колокол.

Он целовал, а мне было стыдно за себя, за то, что происходило со мной. За саму идею согласиться прийти на эту казённую квартиру, где и мебель, наверно, с инвентарными номерами. Моя вина, что пришла, сама себя предложила. Дура, какая дура.

Я упираюсь руками ему в грудь, я пытаюсь отодвинуться (Боже, куда, в стену?!), пытаюсь отодвинуть его (Боже, да это смешно, Он раза в три крупнее меня).

Наконец, Он отодвигается от меня, медленно, словно нехотя. Я только тихо и с расстановкой произношу: «Зачем, зачем…». Глупая девчонка, во мне слабость мешается со злостью. Я вижу, как Он смотрит на меня. И я понимаю этот взгляд: в нём и желание, и нежность, и страсть, и… А есть ли там любовь? Он не отвечает на мои «зачем», Он смотрит на меня всю.

– Если хочешь, это больше не повторится, – произносит отчётливо и низко, и то, вдоволь насмотревшись на моё разгорячённое лицо и злые глаза.

Я слишком поздно говорю что-то и не помню даже что. Надо бежать, бежать отсюда, иначе следующий поцелуй заставит меня сдасться. Потому что я тоже изменилась по отношению к Нему. И мне хочется, чтобы Он целовал, обнимал, был со мной. Но это неправильно, потому что у этого нет будущего, отношения обречены на расставание. Что подумает общество, все вокруг?! Что буду думать я…

Только ночь в большом городе всё равно темна и готова скрыть даже эту встречу… Прошу минуту, пишу сообщение домой, что решила с друзьями прогуляться на ночном теплоходе, что не потерялась и что всё хорошо.

– Всё хорошо, – хмурясь, проговариваю я. Оборачиваюсь на Него. Кому я это сообщаю: себе, Ему, завтрашнему дню?

Он подходит, берёт моё лицо в свои руки.

«Боишься?». Голос тревожный, совсем другой. Я уже слышала Его такой голос. Это было так давно, что, кажется, в другой жизни.

– Нет, не боюсь, – говорю я. На всякий случай, кладу ладони чуть выше Его запястий. Едва чувствуется пульс в руках, едва понимая, что делаю Ему больно, впиваюсь ногтями в кожу сквозь тонкую ткань рубашки. Вижу, что терпит, чуть поморщился, но рук не убрал. Как мне быть, если я не знаю, что Ты за зверь. Как мне себя с Тобой вести.

Сердце колотится так, что я его ощущаю в горле. Больно, тяжело дышать. И Он наклоняется и целует меня. Совсем по-другому: тихо, нежно-нежно.

Молитва это или заклинание, но я шепчу между поцелуями:

– Завтра мы будем жалеть об этом.

– Я никогда не буду жалеть об этом. Я слишком долго тебя ждал.

Ни один мужчина меня так не любил, как Он этой ночью. Как будто я прожила несколько жизней, и они сплелись в одну. В одну – за одну ночь, в одну – за несколько часов.

Я отчётливо до сих пор помню Его дыхание на моём теле. Помню, как под утро Он увидел тёмно-красные пятна на моих губах и спросил, от чего они. Ответила, что закусывала губы, чтобы не кричать, квартира чужая, соседи, слышимость…

Он зарылся носом и губами в ложбинку между моими плечом и шеей. «Девочка моя, нежная моя, ласковая моя». Его голос щекотал до дрожи мою шею. Он исцеловал мне губы, исцеловал меня всю, и моё тело предательски отвечало на каждое прикосновение против моей воли. Что это за клеммы такие, как Он о них узнал?..

Я и сейчас себя спрашиваю: может ли тело так отвечать на прикосновение, если ты испытываешь к человеку лишь симпатию или в те несколько часов я была не только любима, но и любила сама?