— Нет, — осторожно ответил Дарий, но, увидев всепрощающее выражение в глазах ПаПе, сделал ту же ошибку, которую допускали и многие другие — поверил. — Хотя на самом деле, неважно, — и растянул губы в бессмысленной улыбке, поддержав шутливый настрой учителя.

— А теперь подумай, как я могу выглядеть хоть относительно хорошо, — лицо мужчины вмиг посуровело, такие мягкие ещё секунду назад глаза блеснули сталью, — если мои подопечные во время серьёзнейших переговоров позволяют себе вольности и глупые шутки? Более того, вы не просто лишаете себя шанса узнать о постоянно меняющейся ситуации из первых уст — вы отбираете этот шанс у своего товарища, опоздавшего, что я, кстати, тоже не одобряю, — и бросил строгий взгляд в сторону Витьки, — потому что не люблю неорганизованность, но ему, в отличие от вас, хотя бы стыдно за проступок. Я не представляю, как мы подготовимся с такой хромающей дисциплиной. А если бы, в конце концов, в то время как вы дурачились, здесь присутствовала бы настоящая опасность, например, профессиональный шпион, от которых вы сами вызвались нас оберегать? А?

От подобного напора оба великана повесили головы, сцепили руки в замочек, ковыряя почву носком сапога, и едва не шмыгали носом.

— Очень надеюсь, этого больше не повторится, — хмуро закончил ПаПе, — я не даю вторых шансов.

— Мы обещаем, — проревел громила с высоты своего двухметрового роста. — Простите нас.

— Видите, как легко всегда прийти к компромиссу, — мгновенно смягчился тот, — я сделал замечание, вы поняли и, надеюсь, усвоили. Можете остаться караульными, если считаете, что справитесь с этим заданием.

Парни благодарно закивали и, с двойным усердием отдав честь («Это уже лишнее, не рабовладелец же я», — поморщился мужчина), встали по краям ворот, закаменев.

— Виктор, — мальчик подпрыгнул, услышав своё имя и подобострастно глядя на учителя, — пойдём в зал.

Стражники раскрыли двери ещё шире, как будто внутрь готовилась пройти целая толпа. Юноша семенил за мужчиной. В помещении оказалось очень светло — множество старых ржавых фонарей развешано по трём бугристым глиняным стенам. Вместо четвёртой красовалось нагромождение булыжников и разного сора толщиной примерно в десяток метров, скреплённое для надёжности каким-то раствором серо-бурого цвета. Комната была вытянутой и очень большой, из мебели здесь находились только несколько абсолютно разных по цвету, размеру, форме и новизне и стилю столов, около каждого из которых столпились подростки и тихонько что-то обсуждали, Вите даже показалось, что в самом углу он заметил пару знакомых лиц, но, что удивительно, Юры не было видно, вероятно, опять забыл или поленился; кроме того, посередине залы располагалось овальное возвышение, которое использовали, как сцену, и именно туда сейчас направлялись двое только что вошедших. Мальчишка захотел обратить на себя внимание куратора.

— Павел Петрович, пожалуйста, простите меня за опоздание, я… — молчание. Глотов попытался снова. — Вам не обязательно было так строго отчитывать тех ребят, они же не со зла… — начал он смиренно.

— Мальчик мой, фальшивая забота о своих обидчиках хуже искренней недоброжелательности.

Парень покраснел и, опозоренный, опустил глаза в пол. Почувствовал, как тёплая широкая рука потрепала его по волосам и радостно встрепенулся.

— Больше так не делай, — предупредил его мужчина, — а теперь иди к товарищам.

Виктор кивнул и подбежал к дальней столешнице, которую недавно утилизировал местный ресторан из-за того, что на лаковом покрытии образовались маленькие трещинки. А соседняя длинная почти новая стойка была сворована Дарием из одного разоряющегося бара («От него не убудет», — оправдался он тогда), в общем, всё это помещение детям и подросткам пришлось обустраивать сами, но никто не жаловался, наоборот, благодаря этому теперь казалось, что зала насквозь пропиталась юными обитателями, стала их местом.

— Ребята, когда начнётся речь и выступления? — подлетел к приятелям мальчик.

— Ты, как всегда опоздал, — со скучающим видом ответила Евгения, лениво отпивая воду из старого гранёного стакана.

— Почему? — не понял Глотов. — Я же пришёл как раз к полудню, может, немного позже… — он осёкся, когда Дима показал ему наручные часы.

— Десять минут второго, — певуче озвучила Женька.

— Нет, не правда! — вытаращил глаза парень. — Я же следил за временем.

— Это я слежу за временем, — хмуро поправила бестолкового друга девушка, — всегда прихожу немного заранее. А ты так и не научился ориентироваться по солнцу и звёздам, сколько раз повторять, летом другие мерки, нежели зимой!

— Я знаю, — сник тот, — значит, обсуждение уже закончилось?

— Конечно.

— Что-то интересное говорили? Ой, то есть, я имел в виду, вы что-нибудь запомнили?

— Язык у тебя вперёд мыслей бежит, — хихикнул Митя. — Сегодня никаких новых сведений не было.

— Плохо, — огорчился опоздавший и сразу заметил, что на него косятся, как на дурака.

— Или хорошо? — неуверенно предположил он.

— Разумеется, хорошо! — воскликнула Женя. — Наконец-то за долгие месяцы стабильность, без изменений, а значит, уверенность в завтрашнем дне!

Виктор застыл, когда понял слова подруги.

— Неужели назначена дата?!

Ребята переглянулись.

— Да, назначена, — короткий, рубленый ответ, словно обухом по голове.

— Когда? — жадно спросил юноша.

— Шестнадцатое марта триста девятого года. Всё ещё может измениться, сдвинуться, но… — дальше парень не слушал, объятый то ли торжеством, то ли ужасом. Как скоро, уже этой весной.

***

За окном чудесная ночь: тёмная, но в то же время лунная и звёздная, тёплая, лёгкий ветерок играет с веточками кустов, и всё, что она накрывала своим невесомым одеялом, вмиг серебрилось, замирало на месте в приятной прохладной дрожи, что пробегает вниз по позвоночнику, и прекращало всякую с ней борьбу — засыпало. Однако даже такая властная, всеобъемлющая ночь не могла проникнуть внутрь особняка Заболоцких; свечи, что горели на первом этаже, не были ей помехой; дело было в том, что Лиза, потирая заспанные подслеповатые глаза, уже второй час сидела напротив двери в туалет, беспомощная и растерянная. Саша забыла принять лекарство. Точнее, не забыла, а, как она сама утверждала, решила попробовать обойтись без него, так как заметила улучшения. О том, где сестра заметила улучшения, и что для этого разглядывала, Лизавета её спрашивать не стала. Да и какая теперь разница? Попробовала. Обошлась. Молодец.

— Может, всё-таки пойдёшь спать? Ты устала, а я вполне в состоянии просидеть здесь всю ночь без моральной поддержки, — в очередной раз предложила блондинке Саня, мучавшаяся от режущей, скручивающей кишечник боли.

— Итак, я не поняла, что это за голос из клозета? — недовольно отозвалась средняя Заболоцкая. — Родители пусть спят. К тому же, — здесь она усмехнулась, — кто-то же должен проконтролировать процесс?

— Какой-то у тебя сортирный юмор…

Девушка против воли кашляюще засмеялась. Какое-то время девочки просидели молча: одна — волнуясь и скучая, другая — занятая делом, не терпящим отвлечения.

— Эй, Хатико, ты всё ещё там?

— Да конечно, — завозилась задремавшая Лиза, — но ты, главное, не торопись, этот стул весьма удобный…

Снова смех, но уже по ту сторону двери.

— Слушай, да про тебя хоть сиквел пиши: Саша Заболоцкая и другая тайная комната. А? Как тебе?

— Замечательно, — натужно отозвалось оттуда, — наверное, ещё более тайная?

— Ага. Могу тебе, кстати, журнальчик туда просунуть, познавательный.

Прошло ещё полчаса, и на свет божий наконец вышла Алекс, бледная, уставшая, но почувствовавшая себя лучше.

— Поздравляю, — Лизавета встала, растирая конечности. — Всё хорошо, что хорошо кончается, НО! таблетки пить будешь?

— А я не знаю, — пожала плечами та. — На самом деле уже поздно, к тому же об этом я всегда спрашивала у мамы…

Последняя фраза словно подстегнула блондинку, она воинственно выпрямилась, и, будучи всё ещё существенно ниже Сашки, повела её в комнатку с аптечкой, исполняя роль заботливой старшей сестры.