Всё испортила лужа. Маленькая, у края дороги, подмёрзшая за вечер. Которую Марго не заметила. Рита замесила в слякоть ногой тонкий лёд, ботинок поехал вправо, девушка поскользнулась, тело её опасно накренилось, она взмахнула руками… и зависла. Она бы удержала равновесие, точно бы удержала. Если бы не новый гладкий рюкзак, что благополучно по мокрой куртке сполз на голову хозяйки. Свист в ушах, несколько мерных, скатывающихся ударов о ступеньки, резкая боль в спине и спасительная темнота.
***
Маргарита злилась. Нет, она была в ярости, да в такой, что любая еда должна прокисать от её ядовитого взгляда. Впрочем, готовили здесь настолько отвратительно, что испортись несколько продуктов, на вкусовых качествах блюд, как будто пластмассовых, это никак не отразилось бы. Порой девушке казалось, что повара по наказу начальства просто пытаются отравить клиентов, чтобы побыстрее освободить места для всё пребывающих и пребывающих больных. Например, совсем недавно Рита, как знатная особа, хозяйничала в целой палате, теперь же ей и ещё четырём её соседкам приходилось ютиться в одном помещении. Но хуже всего то, что вся злость была направлена на себя, конечно, ведь других виновников происшествия нет — Марго целиком и полностью ответственна за своё нынешнее положение. Неужели она не могла подождать десять минут? Неужели таким ужасным ей представилось тогда простоять лишнее время под навесом остановки? Почему она, всегда такая осторожная, предусмотрительная, решила рискнуть — и ради чего? Чтобы немного пораньше вернуться в квартиру? «Молодец, теперь благодаря твоей нетерпеливости мы дом не скоро увидим», — похвалила себя девочка: «Анна Не-помню-какая-фамилия сказала, что ещё на две недели я пленник больницы № 123». У Риты с детства развилась неприязнь к подобного рода заведениям: болела она очень редко, поэтому вынуждена была узнавать о госпиталях из рассказов других, её сверстников, а дети всегда любят преувеличить, так что к восемнадцати годам студентка если не боялась, то опасалась лечебниц; во-вторых, девочка, словно пуповиной, связалась с маленькой родной спальней, и каждый день вне дома усиливал гнетущее чувство в Риткиной груди. Единственной отрадой оставалось то, что родители приезжали каждый день в одно и то же время, когда заканчивали работать, развлекали дочку, убеждали, что скоро она вылечится и уедет вместе с ними из этого жуткого санитарно-белого места, и Волкова с нетерпением ждала вечера. Ещё проницательные мама и папа постоянно привозили суточный рацион еды, чем несказанно радовали юную пациентку: смотреть на потуги местных поваров состряпать хотя бы что-нибудь съедобное было жалко.
Сегодня особенный день — так бы сказала Рита недельной давности, но нынешняя девушка уже привыкла к тому, что кто-то выздоравливает, кто-то заболевает и занимает койку прежнего товарища по палате, кто-то отправляется страдать домой и портить жизнь родственникам, в общем, люди меняются. Поэтому Маргарита никак не отреагировала, кроме короткого «Здравствуйте» (да, здоровье здесь никому не помешает) на появление ещё одной пациентки — весьма преклонного возраста дамы с радикулитом. «Спиноломы» или «Колясочники» — такие обидные устрашающие прозвища давали врачи обитателям Риткиной палаты. Девочка не успела воспринять эти слова близко к сердцу — почти сразу узнала, что то был лишь чёрный юмор персонала, не предназначенный для чужих ушей, однако новых посетителей пугал сильно. Волкова мгновенно успокаивала несчастных, но почему-то не могла пересилить себя и предупредить новых соседей раньше. Порывшись в себе (времени, видит Бог, хватало), она с ужасом осознала, что ей было необходимо посмотреть на «живую» реакцию пациентов на жуткую новость. Что с ней такое? Неужели она жестокий маньяк или, того хуже, извращенец? Но ведь удовольствия от наблюдения за чужим страхом она не получала, наоборот, чувствовала вину и стыд. В чём же тогда выгода? Она способна на такие издевательства ради материала для книги? Ах, бесчеловечно, эгоистично!
— Что же ты о себе в столь юном возрасте не заботишься, — подала голос из угла напротив сегодняшняя старушка. — Какой у тебя недуг, внученька?
Марго незаметно поморщилась — она не любила, когда её отвлекали от размышлений, даже неприятных. А ещё не выносила, когда её так называли, даже настоящие бабушки, пока ещё были живы.
— Грыжа, по-моему, — вежливым тоном ответила та.
— Бедняжка! А как такое лечить? — девушка собиралась навести порядок в мыслях, вычистить собственную одежду и в особенности обувь (терпеть не могу пыль!) и, возможно, попробовать продолжить писать книгу, но, видимо, не суждено — женщине отчаянно хотелось поговорить.
— Насколько я знаю, можно лишь убрать симптомы и стараться не провоцировать обострение, тогда всё будет замечательно, — закончила она на несвойственной ей оптимистичной ноте. Дама озабоченно поцокала языком, а девушке пришлось, соблюдая правила приличия, поддержать диалог:
— А чем вы болеете? — осведомилась она.
— Ох, внучка, — «Меня зовут Марго!» — про себя застонала та. — Спина моя совсем меня измучила. Врачи заставили множество проверок-анализов проходить, мол, не уверены, шарлатаны! что же именно вызывает такие боли в пояснице, но я-то уверена, что это радикулит мой родненький, я же знаю его, всю жизнь прожили вместе! — именно потому Рита и не хотела заводить разговор со старыми пациентами — большинству из них доставляет такую радость хвастаться своими недугами, что они готовы обсуждать их сутки напролёт. Вот и старушка пустилась в разъяснения, описывая подробно каждую растянутую за её долгий век связку, при этом обе их соседки, тоже преклонного возраста, мирно спали и не могли отвлечь внимание Аделаиды Петровны — как выяснилась позже — на себя. Родители также сильно удивились, услышав бодрое приветствие и став посвящёнными во многие подробности болезней Ады уже с порога.
— Солнышко, — едва слышно прошептала мама, — а кто она? — Маргарита со страдальческим и вместе с тем весёлым видом развела руками.
— Не бойся, осталась всего лишь неделя, — опасливо поглядывая на старуху, сказал Максим. — Кстати, чуть не забыл: мы приготовили тебе яблочный пирог…
— Ой, слышу запах свежей выпечки! Не поделишься со мной, внучка? — донеслось с дальней койки. У Светы с Максимом от такой наглости отвисла нижняя челюсть; прежде чем они успели что-то возразить, Марго пересилила себя и сказала:
— Конечно же, поделюсь! — на самом деле больше всего на свете её раздражали бесцеремонность и бестактность, когда человек не осознаёт границ дозволенного. По мнению девочки, даже мнимое родство не могло послужить достаточным поводом для покушения на её еду. Родители, всё ещё шокированные, пробормотали: «Скоро, скоро мы заберём тебя», а младшая Волкова извлекла из прикроватной тумбочки пластиковый нож и аккуратно, так, чтобы ни единой крошки, не дай Бог, ни упало на кровать или пол, отрезала сначала треть. Расщедрилась, и разделила пирог пополам — нельзя жадничать, Маргарита! К тому же, судя по всему, бабушке придётся долго здесь пробыть. Мама послушно взяла стерильную больничную тарелку и понесла даме один кусок выпечки, сопровождаемая сыплющимися благодарностями.
— Как её зовут? — спросил отец.
— Аделаида Петровна, — без запинки выпалила девочка.
— Она всегда так себя ведёт? Ей, конечно, простительно, в её возрасте, но…
— Понятия не имею, её привезли в мою палату только сегодня, — пожала плечами она.
— Зуб даю, она любительница потрепать языком, — ткнула пальцем в небо мать и попала.
— Да, как гласит пословица, об интроверте что-то может сказать его пристрастия к разным жанрам музыки, литературе, желание побыть одному в ночном сумраке… а об экстраверте всё говорит его никогда не закрывающийся рот!
— Папа, — засмеялась Марго, — что же вы ругаете бедную женщину на чём свет стоит! Вам жалко один кусочек торта?
— Кусочек — нет, — усердно спрятала улыбку Света. — А та-а-акой кусок! — и она развела руки, показывая исполинский размер. Все Волковы захихикали. К счастью, Аду, расправлявшуюся с яблочной выпечкой, внезапное веселье не смущало. Марго последовала её примеру и осторожно откусила от своей половины. И сразу же зажмурилась от удовольствия: тесто мягкое, пышное, горячее, с хрустящей корочкой, наверное, дрожжевое, потому что песочное девушка терпеть не могла — слишком сильно крошится — начинка из сладких сочных яблок обильная, с ароматом корицы, ванили и мускатного ореха. Невероятно вкусно!
