Людям будущего Издавна люди уважали Одно старинное звено, На их написано скрижали: «Любовь и Жизнь – одно». Но вы не люди, вы живёте, Стрелой мечты вонзаясь в твердь, Вы слейте в радостном полёте Любовь и Смерть. Издавна люди говорили, Что все они рабы земли И что они, созданья пыли, Родились и умрут в пыли. Но ваша светлая беспечность Зажглась безумным пеньем лир, Невестой вашей будет Вечность, А храмом – мир. Все люди верили глубоко, Что надо жить, любить шутя И что жена – дитя порока, Стократ нечистое дитя. Но вам бегущие годины Несли иной нездешний звук, И вы возьмете на Вершины Своих подруг. <Осень 1905> Пророки И ныне есть ещё пророки, Хотя упали алтари. Их очи ясны и глубоки Грядущим пламенем зари. Но им так чужд призыв победный, Их давит власть бездонных слов, Они запуганы и бледны В громадах каменных домов. И иногда в печали бурной Пророк, не признанный у нас, Подъемлет к небу взор лазурный Своих лучистых, ясных глаз. Он говорит, что он безумный, Но что душа его свята, Что он, в печали многодумной, Увидел светлый лик Христа. Мечты Господни многооки, Рука Дающего щедра, И есть ещё, как он, пророки — Святые рыцари добра. Он говорит, что мир не страшен, Что он Зари Грядущей князь… Но только духи тёмных башен Те речи слушают, смеясь. <Осень 1905> Русалка На русалке горит ожерелье И рубины греховно-красны, Это странно-печальные сны Мирового, больного похмелья. На русалке горит ожерелье И рубины греховно-красны. У русалки мерцающий взгляд, Умирающий взгляд полуночи, Он блестит, то длинней, то короче, Когда ветры морские кричат. У русалки чарующий взгляд, У русалки печальные очи. Я люблю её, деву-ундину, Озаренную тайной ночной, Я люблю её взгляд заревой И горящие негой рубины… Потому что я сам из пучины, Из бездонной пучины морской. На мотивы Грига
Кричит победно морская птица Над вольной зыбью волны фиорда. К каким пределам она стремится? О чем ликует она так гордо? Холодный ветер, седая сага Так властно смотрят из звонкой песни, И в лунной грёзе морская влага Ещё прозрачней, ещё чудесней. Родятся замки из грёзы лунной, В высоких замках тоскуют девы, Златые арфы так многострунны, И так маняще звучат напевы. Но дальше песня меня уносит, Я всей вселенной увижу звенья, Моё стремленье иного просит, Иных жемчужин, иных каменьев. Я вижу праздник весёлый, шумный, В густых дубравах ликует эхо, И ты проходишь мечтой бездумной, Звеня восторгом, пылая смехом. А на высотах, столь совершенных, Где чистых лилий сверкают слёзы, Я вижу страстных среди блаженных, На горном снеге алеют розы. И где-то светит мне образ бледный, Всегда печальный, всегда безмолвный… …Но только чайка кричит победно И гордо плещут седые волны. <Осень 1905> Осень По узкой тропинке Я шел, упоённый мечтою своей, И в каждой былинке Горело сияние чьих-то очей. Сплеталися травы И медленно пели и млели цветы, Дыханьем отравы Зелёной, осенней светло залиты. И в счастье обмана Последних холодных и властных лучей Звенел хохот Пана И слышался говор нездешних речей. И девы-дриады, С кристаллами слёз о лазурной весне, Вкусили отраду, Забывшись в осеннем, божественном сне. Я знаю измену, Сегодня я Пана ликующий брат, А завтра одену Из снежных цветов прихотливый наряд. И грусть ледяная Расскажет утихшим волненьем в крови О счастье без рая, Глазах без улыбки и снах без любви. «Иногда я бываю печален…» Иногда я бываю печален, Я забытый, покинутый бог, Созидающий, в груде развалин Старых храмов, грядущий чертог. Трудно храмы воздвигнуть из пепла, И бескровные шепчут уста, Не навек ли сгорела, ослепла Вековая, Святая Мечта. И тогда надо мною, неясно, Где-то там в высоте голубой, Чей-то голос порывисто-страстный Говорит о борьбе мировой. «Брат усталый и бледный, трудися! Принеси себя в жертву земле, Если хочешь, чтоб горные выси Загорелись в полуночной мгле. Если хочешь ты яркие дали Развернуть пред больными людьми, Дни безмолвной и жгучей печали В свое мощное сердце возьми. Жертвой будь голубой, предрассветной… В тёмных безднах беззвучно сгори… …И ты будешь Звездою Обетной, Возвещающей близость зари». <Осень 1905> |
