– Я не понял, где донесение подпольщиков, о котором поспешил доложить перевербованный? Обещали положить мне на стол.

– К нашему общему сожалению, донесение красных бесследно пропало. Известно точно, что Никифоров получил его для отправки за линию фронта. Мы собирались снять с документа копию, которая помогла бы выйти на автора донесения, послали поручика, но он нашел нашего агента убитым, крайне важного документа при нем не было. Обыск задержанного тоже ничего не дал, кроме фальшивого паспорта и револьвера у него ничего не было. – Искали хорошо? – Обшарили весь дом, подняли половицы, залезли в подпол, на чердак, но увы.

– Имевшийся у Никифорова документ не мог раствориться, улетучиться!

– Никифоров мог солгать о получении документа, чтобы поднять свой авторитет.

– Это исключается – перевербованные, как правило, патологически трусливы, боятся в чем-либо провиниться перед начальством, тем более лгать. Имея копию вражеского донесения, мы могли выйти на того, кто писал. Необходимо в наикратчайший срок пресечь утечку секретной информации. Втесавшийся в наши ряды враг опаснее дивизии. Кто расправился с Никифоровым?

– Только не арестованный, из его оружия давно не стреляли. Прилагаем все усилия, чтобы найти убийцу.

– Будьте требовательней к подчиненным. Нам сопутствовала удача – подпольщики доверили завербованному, содержателю большевистской явки доставить важный документ. Тот был почти в наших руках… Всем нам грош цена, если не прекратим утечку из штаба секретной информации.

– Смею напомнить об успехах, среди них арест подпольщика на их явке. Если профессионально поработать, он даст показания, узнаем, под какой личиной орудует у нас их человек.

– Плохо знаете противника. Враги готовы принять смерть, лишь бы настали эпоха социализма, новый мир…

– Поручу работать с арестованным поручику, это явится для него хорошей практикой. Научил его многому, верю, что сумеет сломать упрямство большевика. Если потерпит неудачу, не добьется признания, не выведает имя действующего за нашей спиной врага, за дело возьмется ваш покорный слуга.

Грум-Гримайло воспринял приказ самостоятельно провести первый допрос подпольщика как подарок судьбы, возможность проявить себя, продемонстрировать умение разоружить арестованного, получить от него нужные сведения. И, бросив все другие дела, поспешил в подвал.

Охраняющий камеры предварительного заключения усатый урядник при виде поручика вытянулся, прижал руки к бокам, кивнул на стоящее у ног ведро.

– Удумал вражину водой окатить, чтоб быстрее в себя пришел, а он уж на ногах.

– Отвори, – Грум-Гримайло переступил порог камеры, где у зарешеченного под потолком окна стоял Магура.

«Влип, – ругал себя чекист. – Во-первых, не уберег Никифорова, следовало опередить офицера. Во-вторых, не нашел кисет с донесением, он у врагов. Главное, попал в плен». Мучал вопрос: почему минувшим вечером в доме Никифорова враги врали, будто тоже ищут кисет, когда он у них?

– Прошу прощения, но вынужден нарушить одиночество.

Магура обернулся. Грум-Гримайло стоял, картинно отставив ногу.

– Возникла необходимость побеседовать без свидетелей, составления протокола, так сказать по душам, тет-а-тет. Как себя чувствуете?

– Сносно, – признался Магура. – Спасибо, что оставили голову целой.

– Благодарить излишне, подчиненный исполнил свой долг, правда, лишил вас сознания. Не ударь он, вы бы опередили, применили оружие, меня уж точно не пощадили, – поручик прошелся по камере, стараясь не коснуться плечом грязных, с потеками стен. – Не стану пугать пытками, расстрелом. Знаю, что имею дело с мужественным противником, верю, сможем договориться. Но если беседа не приведет к желаемому результату, не позавидую вам. Не сомневаюсь, что кроме завидного мужества обладаете здравым умом, прекрасно понимаете, что ничего не остается, как позаботиться о сохранении жизни…

Магура не слушал поручика – все, что тот говорил, знал заранее, других слов не ждал и думал о том, что волновало:

«Зачем убили Никифорова? Он, как и я, был нужен живым. Оказал сопротивление при аресте? Но оружия у погибшего не нашел, не слышал выстрела – стреляли в упор, приставив дуло револьвера к груди… Отчего не уехал, как требовал приказ?»

– К вам имеется ряд вопросов, – продолжал Грум-Гримайло. – Первый, где кисет Никифорова, точнее, содержимое кисета, письмо в Революционный совет Красной Армии? – поручик сверлил Магуру взглядом, точно желал проникнуть в душу. – Предлагаю взглянуть упрямым фактам в лицо, понять, что вам не остается ничего иного, как лишь указать местонахождение кисета с крайне важным не только для подпольного комитета, но и для нас донесением, а также назвать имя человека, снабжающего вас информацией сугубо военного характера. Лишь это сохранит жизнь…

Магура продолжал молчать.

– Повторяю: где донесение, которое убитый вами Никифоров собирался отвезти в Реввоенсовет? Только не лгите, будто непричастны к убийству, впервые слышите о послании вашему командованию. Вы были последним, кто застал Никифорова живым, по непонятной пока причине застрелили, забрали кисет. Вопрос: куда дели? Кому-либо передать не могли и спрятать тоже – дом тщательно обыскан. От ответа зависит, станете ли продолжать дышать воздухом, радоваться солнцу, любить женщин…

Магура пребывал в недоумении: «Отчего врет без зазрения совести, будто я застрелил Никифорова, забрал шифровку? Убил офицер, который посетил дом раньше меня, он и унес шифровку, больше некому. Не стану вступать в спор, доказывать свою непричастность».

– Неоспоримо доказано, что убитый работал на вас, выполнял приказы подпольного комитета, содержал явочную квартиру, исполнял роль почтальона по доставке за линию фронта донесений. Взываю к благоразумию. Признавайтесь, где кисет и кто собирает разведданные. И последнее, как стало известно о двойной игре Никифорова?

Грум-Гримайло сделал паузу, чтобы насладиться произведенным сообщением эффектом, но Магура остался невозмутимым.

– Не теряю надежду, что признаетесь, куда дели кисет с дорогим не только для вас донесением. Гарантируем полное сохранение тайны, ваши товарищи не заподозрят вас в переходе в иной лагерь. Взываю к благоразумию. Если станете продолжать упрямиться, разговор станет диаметрально иным, придется применить жесткие меры воздействия… – Поручик осекся, его перебили крики за окном.

– Красные прилетели, мать их так!

– Коль жахнет по нам, поминай как звали!

Послышался далекий гул, похожий на комариное пение. Вскоре он приблизился, перешел в оглушительный грохот. Со сводчатого потолка посыпалась кирпичная пыль. Взрыв во дворе штаба перепугал не только людей, но и коней, которые стали подниматься на дыбы. За первым взрывом последовали другие. Поручик выбежал из камеры.

Два появившихся среди бела дня над Царицыном аэроплана «Блерио» с красными звездами на крыльях, сброшенные бомбы породили панику, все поспешили покинуть здание, чтобы не оказаться погребенными под развалинами.

Магура ринулся в коридор, желая поскорее покинуть здание, но на пути встал Синицын.

– Не поверю, что бомбежка напугала товарища Магуру. Рассказывали, что смелы до безрассудства. Привет от Шалагина! Попросил вызволить из заточения, чему помогает налет наших самолетов. Я – Альт, надеюсь, это имя что-либо говорит. Возвращаю шифровку, которую приносили в ресторан, затем спасли, чтоб не попала к врагам.

Листок с четко выстроившимися колонками многозначных цифр был знаком Магуре.

– Вам надлежит выполнить функцию погибшего курьера, доставить разведданные Реввоенсовету. На словах передайте, что Альт отбывает с британской миссией в Ростов, дальше в Крым и, по всей вероятности, в Англию. О сроке убытия, как и новый адрес местожительства, сообщу известным каналом, – Синицын снял френч с портупеей, бросил Магуре: – Переодевайтесь.

– А как же вы? – спросил чекист.

– Добегу до съемной квартиры – она в двух шагах от штаба, облачусь в гимнастерку.