Лена энергичней нажимает на педали, основательно отрывается от преследующего её Севы и съезжает с асфальта. Валера настолько позади, что ему её манёвра не видно.

Подъехав вплотную к берегу, она спрыгивает с велосипеда, скидывает обувь и в три приёма освобождается от всего остального. Вокруг никого – можно и не стесняться.

Подоспевший Ильин, зачарованно глядя на скрывающиеся в воде бледные ягодицы, делает то же.

Вплавь он её догоняет быстро и, словно невзначай, касается рукой бедра. Девушка останавливается и поворачивается на спину.

– Будем ждать этого пентюха? – спрашивает она.

Нет, третий здесь явно лишний. Пусть это останется их тайной. Но Всеволод отвечает дипломатично:

– Как хочешь.

– Я думаю: не стоит, – слышит он.

Это не просто ответ – это признание, это призыв. Он подплывает к Лене и топит её губы своими. Ей не остаётся ничего другого, как обвить его голову руками. На мгновенье оба оказываются под водой, но тут же выныривают.

– Ты что, тоже сумасшедший? – шепчет Лена. Но не с осуждением, а с явным одобрением. – Нам пора. А то ещё увидит.

Они выскакивают на берег и спешно одеваются. Севе удаётся рассмотреть её всю. Да, за такими статями и на дно океана уйдёшь!

Только они впрыгивают в седло и выезжают назад на дорогу, Валера тут как тут:

– Вы чего, ребята?

Мокрые волосы выдают в прямом смысле слова с головой.

– Решили Ворю на вкус попробовать, – молниеносно реагирует Лена.

– Ну и как?

– Нечто среднее между настоем опилок и холодным супом из поганок.

– Всё ясно, – заключает отставший предводитель, – пора устраивать привал. И ваша шевелюра заодно просохнет.

Конечно, пора. Уже почти час. Приближается время обеда.

Еду они взяли с собой. Ели всухомятку, если не считать нескольких глотков домашнего сока. С жидкостью друзья жестоко просчитались: пить хотелось отчаянно.

– Где будем пополнять наши походные фляги? – спросил Ильин.

– Два варианта: либо сворачивать в Монино, либо махнуть в Черноголовку. Знаешь такое место?

Вопрос адресовался Севе. Ему ли не знать! Сколько раз бывал там по своим аспирантским делам.

– Разве мы так близко от Черноголовки? – удивился он.

– Метрах в ста отсюда, возле поворота на Громково, прямая трасса. По ней – километров двенадцать. За час доберёмся.

– Нечего и думать, – двусмысленно начала Лена, но затем её желание прояснилось: – Я там никогда не была, а звучит заманчиво, будто Африка какая-то. Вперёд в Черноголовку!

И снова закрутились педали, засверкали спицы. Всеволод ехал теперь рядом с девушкой. Их недолгое купание словно сломало стоявший между ними забор, и со стороны они смотрелись даже не влюблённой, а супружеской парой.

В научный центр друзья попали без четверти три. Тут уже в роли гида выступил Ильин, знавший все институты и прочие служебные постройки. Последний козырь Валерки оказался битым.

Домой они вернулись почти в семь, сделав вынужденную остановку у пятковских колодцев: запас бочкового кваса, купленного в городке учёных, иссяк очень быстро. На обратной дороге Валера уже не отставал: то ли он правильно распределил силы, то ли пара беглецов, умерив свой пыл в водах Вори, уже не рвалась так неистово навстречу неизведанному.

Утром его снова разбудил запах мяты. Он посмотрел на часы. Батюшки, без пяти двенадцать!

– И стоило гонять в такую даль, чтобы потом полдня проспать, – осуждающе сказал за завтраком отец. – Кстати, штакетник ты прибил халтурно: опять кобель примял мяту.

Сева покраснел. На помощь ему пришла Эмма Леопольдовна:

– С забором всё в порядке. Это моя вина. Я утром на том месте выбивала ковёр.

– Да что ж плохого: пускай наши ноздри щекочет этот прелестный запах. Кстати, дорогая, не забудь насушить мяты в зиму для добавки к чаю, – напомнил Павел Николаевич.

– Я никогда таких вещей не забываю, – спокойно ответила Эмма Леопольдовна. – А вас, Сева, хотела попросить сегодня вырыть новую силосную яму.

– На заднем дворе? – обрадовался Всеволод.

– Нет, за забором. На участке больше не осталось свободного места.

Копал он до самого обеда. Туго получалось. И в голову лезли самые нелепые мысли.

Может, и у них с Ольгой нет пока детей, потому что он её не очень любит. Или она его. Да, они решили повременить до его защиты и предпринимают кое-какие меры. Но всё же истинное чувство ломает любые преграды.

Эта острая на язык девчонка с подтянутой спортивной фигуркой чудо как хороша! Пока. С изящными простушками так обычно и бывает: рано созревают, рано увядают. В пятнадцать лет королева красоты, а в двадцать пять – уже старушка. Поэтому и спешат они насытиться сполна в ранние годы, чувствуя, что дальше их ждёт грубая однообразная пища. Небось, уже к следующему лету подурнеет, а после первых же родов окончательно обабится. И озорно вздыбленные соски будут показывать не на небо, а на дорогу, а едва заметные округлости ниже спины станут шире плеч.

Зато Оля хорошеет с каждым годом. Целых пять лет. Или это ему одному кажется? Пусть так: значит, он её всё-таки любит. Похождения на стороне не в счёт – у кого их не бывает!

Не надо, наверное, ждать защиты. Вдруг отец успеет внука увидеть. Не настолько он сейчас плох. Глядишь, годочек протянет, наперекор мнению врачей. Здешний воздух целебный поможет. Однако и самому нужно торопиться. Можно ведь эту чёртову диссертацию до Нового года закончить. К весне защитить. Правда, несколько месяцев на утверждение уйдёт, но и Ольге первое время декретные полагаются. Раньше, чем через год, на мель они не сядут. Тут и диплом из ВАКа подоспеет.

Конечно, рвать цветы с чужой клумбы запрещено. Тем более когда есть свои. Но иногда очень хочется, руки так и чешутся.

Да и она желала не меньше. Что ж в том дурного: никто никого не обидел, никто ни у кого ничего не украл.

Почему же тогда таким нестерпимо противным, ядовитым кажется запах этой предательской мяты?

Вечером отец с сыном снова уединились.

– Я начал рассказывать тебе вчера про фамильное колье. Большой ювелирной ценности оно не представляет, но служит талисманом уже многим поколениям. Ольга ведь ничего пока не знает о роде, который ей доведётся продлить. Как знать, вдруг прикосновение к истории сделает её взрослее, серьёзнее.

Павел Николаевич явно намекал на долгое отсутствие наследника.

– Между прочим, – поспешил пояснить Сева, – процесс продления рода мы отложили до моего кандидатства. Двести восемьдесят плюс Олина зарплата – четыреста чистыми: вопреки всем законам арифметики на три делится лучше, чем триста.

– Помимо законов математики есть ещё законы жизни. По ним в двадцать лет рожать и воспитывать легче, чем в тридцать.

– Ей всего двадцать пять.

– Вот и я о том: пять лет вы уже упустили.

Конечно, в отце говорила досада: пятилетний внук – вполне осмысленное живое существо, он бы запомнил деда.

– Хорошо, постараемся ускорить, – пообещал Всеволод тоном, означавшим нежелание обсуждать дальше эту тему.

– С другой стороны, вы правы, – неожиданно признал Павел Николаевич. – Проверили свои чувства. Если они не остыли, есть резон увеличивать семью. В противном случае не поздно подыскать другой вариант.

На что он намекает? Неужели, обо всём догадался?

Да, чувства их слегка притупились, как столовый нож, к которому давно не прикасался точильный камень. Но именно сегодня его особенно потянуло к Ольге, захотелось зарыть своё лицо в копну её распущенных ароматных волос, пахнущих фиалками, а совсем не этой навязчивой мятой. Нет, он не утолил вчера свои желания, он лишь растормошил их. Наверное, для этого и нужны разные искушения.

– Раз ты так настаиваешь на продолжении рода, – неожиданно для самого себя сорвалось с языка у Севы, – разреши на время тебя покинуть. Хочу навестить жену.

– Конечно, поезжай, – не без колебания вымолвил отец.