– Непременно, Михаил Давыдович. Соседей надо иметь состоятельных, чтобы сточные канавы на паях чистить, – в том же духе ответил Александр: шеф ценил лишь конгениальную реакцию на свой юмор.

Путей к отступлению больше не оставалось. Тут же был послан нарочный за билетами на поезд.

На следующий день Берестов отправился к одиноко жившей матери. Та отнеслась к его затее довольно хладнокровно: лично ей такая поездка больше ничем не грозила. Но не только для беседы с Ксенией Георгиевной, знавшей о Троицком ещё меньше его самого, навестил он отчий дом. Нужно было взять все старинные фотографии родового гнезда и вообще порыться в домашнем архиве, который раньше он не баловал особым вниманием. Правда, благодаря бабушке, неоднократно и единообразно комментировавшей каждый снимок, хорошо знал содержимое семейного альбома. Любил смотреть в детстве и старинные открытки с голубками и ангелочками, но никогда не переворачивал их в попытке прочитать содержание.

Архив хранился в письменном столе отца о двух тумбах – единственном неизученном месте во всём доме. Ксения Георгиевна никогда не лазила по ящикам мужа при его жизни, а после смерти вообще не открывала их. Сыну она заявила, что всё в квартире должно оставаться в неизменном виде, пока она жива. Разумеется, содержимое тумб можно осмотреть, но не предавая никакой ревизии. За неимением времени и особого желания Александр так ни разу и не заглянул в бумаги родителя.

Теперь они становились для него более привлекательными, поскольку могли пролить свет на некоторые неясные вопросы.

Начал он с открыток, голубков и ангелочков. С трудом преодолевая воспитанную с детства привычку не заглядывать в чужие письма (и как только могут эти несносные литературоведы совать туда свой нос!), не всегда разбирая мелкий, бисерный почерк с давно отменёнными буквами и многочисленными французскими вкраплениями, сосредоточил внимание лишь на словах Троицкое, имение и усадьба. Остальные проскальзывал глазами, особенно не вникая в смысл написанного.

Улов оказался скудным. Многочисленные корреспонденты восхищались природой тех мест, приёмом, устроенным в Троицком, храмом со звонницей. Никаких других достопримечательностей в переписке не значилось. Лишь в поздравлении шестилетнему Пете с именинами, посланном из действующей армии летом семнадцатого, упоминалось какое-то дерево. Дед зачем-то просил маленького сына прорастить за домом снятый с него жёлудь, посадив в сажени от предыдущего. Открытка оказалась последней весточкой отрезанного войной и революцией от собственной семьи полковника русской армии Александра Петровича Берестова.

Более тщательные раскопки содержимого письменного стола были вознаграждены находкой относительно свежих записей, сделанных отцом в последние годы жизни.

Честно говоря, он это и искал. То, что старик готовился к поездке, ни у кого не вызывало сомнения. Будучи человеком обстоятельным, разумеется, составлял себе план, доверяя его бумаге.

На одном листочке Александр обнаружил тщательно выведенные в столбик имена и фамилии:

Ниже, другими чернилами, видимо, вспомнилось позже:

Одно имя – густо вымарано. Долго покорпев над ним, Берестов написал сбоку: Корней или Корнил?

Венчало список размашисто начертанное дополнение:

На другом листке сохранился не то рисунок, не то чертёж. Некоторые обозначения без труда поддавались расшифровке, например, дом, церковь, кладбище, сад за домом, речка. Над другими нужно было пораскинуть мозгами. Особенно загадочным выглядел маленький кружочек на противоположной стороне реки на равном отдалении от усадьбы и храма. Если соединить их – получался равносторонний треугольник.

В той же стопке оказался и мартиролог родственников, очевидно, захороненных на местном кладбище. Во всяком случае, перечень бесконечных Берестовых в колонку с указанием имён и отчеств иному толкованию не поддавался.

Самым существенным показался Александру лист с заголовком «План действий». Отец составил его не сразу, что также выдавали разноцветные записи. Состоял он из двенадцати пунктов.

От плана веяло наивностью и ребячеством. Первое выдавал самый начальный пункт. Какие там могилы спустя почти восемьдесят лет! Второе – желание сходить в лес и искупаться в реке. Видно, самые большие удовольствия, испытанные в шестилетнем возрасте, связывались именно с этими местами. И кого он хотел отыскать? Тётю Матрёну? Дядю Алёшу? Отца Варфоломея? Или певчего Аристарха? Впрочем, однажды реализм всё-таки прорезался: вернуть долг внукам Трофима. Интересно, сколько же мог задолжать маленький барчук своему кучеру? Монетку на пряник или леденец? Ох уж, эта дворянская щепетильность: взятое взаймы надо возвращать в срок! В срок, как видно, почему-то не получилось.

Но больше всего озадачил Александра второй пункт:

Если в уплате долга потомкам давно истлевшего Трофима ещё и таился какой-то магический смысл, то что заставляло всю жизнь думать о просьбе (очевидно, невыполненной) отца и ставить её исполнение на второе по значимости место после поиска дедовских могил?

Да, опять одни загадки.

Листки с именами, чертежами, перечнем предков и планом действий Берестов аккуратно упаковал в красивую импортную папку, куда положил также все старинные фотографии Троицкого и копию своего письма бывшему губернатору.

Неохватная проводница снова бесцеремонно вторглась в купе, поведала о «своевременном прибытии в пункт назначения» и снова предложила чай. Виктория сразу же отказалась (зачем, когда скоро дома покормят полноценным завтраком), а Александру стало неудобно трапезничать в одиночку (на этот случай из Москвы ехали две сдобные булочки), и он последовал её примеру.

Но, как выяснилось вскоре, поспешил. Виктория, оказывается, собралась сходить с поезда на подступах к городу. Призналась в этом лишь после того, как он предложил ей место в обещанной Стремоуховым машине:

– Я до вокзала не поеду. Есть тут по дороге один полустаночек, совсем неподалёку от нашего дома.

Прощание оказалось скомканным: вместо часового разговора – минут двадцать. Может быть, и к лучшему: за час они бы неизбежно вспомнили вчерашний спор и неизвестно, как бы расстались. Александр почему-то побаивался отказа. Кто знает эту молодёжь, что у неё в голове: возьмёт да обернёт всё в шутку, мол, спасибо за предложение, но мне проще оставаться Золушкой, чем садиться в чужие сани.

Деловая часть расставания ограничилась передачей визитной карточки со строгим наказом звонить вечером во вторник – за инструкциями насчёт непременного свидания в среду.

– Спасибо, – только и ответила девушка, – я обязательно позвоню.

Слегка поколебавшись, спрашивать на всякий случай номер её телефона он всё же не стал. Будь что будет.

Остаток пути обсуждали предстоящий праздник. К удивлению гостя, хозяйка торжества о нём толком и не знала, лишь понаслышке.

Пригласительный билет пришёл Берестову перед самым отъездом. Вынув конверт из почтового ящика, он машинально сунул его в карман пиджака и так и не распаковывал. Вспомнил о нём лишь сейчас.

Они вместе прочитали «программу мероприятий». Марш духовых оркестров… героико-патриотический пролог… официальная часть… ярмарка… праздничный концерт… карнавальное шествие… встреча поэтов в сквере у памятника лучшему другу Маяковского (известный стихотворец оказался родом из Ольгина)… фейерверк… дискотека… Среди прочих значился и творческий вечер певицы Галины Долинг.